14. Восхождение и нисхождение
* * *
В.: В этой последней части нашей беседы нам стоит объединить все отдельные кусочки, чтобы получить по-настоящему интегральное, или целостное, видение. Нам стоит обсудить «всеуровневый, всеквадрантный» подход к сознанию, психотерапии, духовности и трансформирующей практике. Также стоит затронуть множество препятствий, стоящих на пути у этого целостного видения (таких как флатландия).
Для того чтобы преуспеть в этом, быть может, вы представите очень краткий, насколько возможно, обзор всего, что мы уже обсудили. Краткий обзор «большой картины», вырисовывающейся на настоящий момент.
К. У.: Хорошо. (Но вы можете пропустить этот раздел, если терпеть не можете обзоры! Наше повествование продолжится сразу же в следующем разделе.)
Краткий обзор
К. У.: Мы начали с Пустоты, творчества, холонов. Или с Духа, творчества, холонов. Другими словами, из Пустоты творчески возникают холоны.
По мере своего формирования они эволюционируют. Эта эволюция, или Дух-в-действии, имеет определенные свойства, которые присутствуют везде, где она есть. Я обобщил эти свойства в качестве двадцати принципов, и мы уже обсудили несколько из них. Это паттерны проявления.
К примеру, мы видели, что все холоны имеют четыре способности — к деятельности и сообщности, самотрансценденции и саморастворению. Благодаря стремлению к самотрансценденции возникают новые холоны. Когда они возникают, они возникают холархически. Они трансцендируют и включают. Клетки трансцендируют и включают молекулы, которые трансцендируют и включают атомы, и т. д.
Сходным образом влечение к самотрансценденции производит холоны все большей глубины. И мы видели, что чем больше глубина холона, тем выше степень его сознания, помимо всего прочего.
Но большая глубина также еще и означает, что больше вещей может пойти не так. Собаки болеют раком, а атомы нет. Каждому витку свойственна диалектика прогресса — все это далеко от представлений о сладкой жизни!
Холоны не только имеют внутреннее и внешнее, они еще и существуют как индивиды и как коллективы. Это означает, что каждый холон имеет четыре грани, которые мы назвали четырьмя квадрантами: интенциональную, поведенческую, культурную и социальную. Они были указаны на рис. 5.2.
Так что мы отследили эволюцию четырех квадрантов вплоть до человеческих форм в данных квадрантах, и на этом этапе люди начинают осознавать квадранты, думать о них, замечать, что они сами в них вплетены. И в попытке узнать больше о своем положении люди пускаются в различные поиски знаний, поиски истины.
Поскольку каждый из этих четырех квадрантов взаимодействует со своим собственным аспектом холонов, каждый из них имеет свой уникальный тип истины — свой критерий достоверности, отличающийся от критериев достоверности других квадрантов. И человечество в процессе длительного и мучительного экспериментирования постепенно научилось этим способам проверки достоверности знания — способам обосновать знание в реалиях каждого квадранта. Мы видели, что четыре критерия достоверности — это истина, правдивость, справедливость и функциональное соответствие.
Поскольку два объективных и внешних измерения — правосторонних квадранта — могут быть описаны объективным «оно»-языком, мы упростили четыре квадранта до Большой тройки — «я», «мы» и «оно». Они исследуются, например, в сферах личности, морали и науки. Или искусства (самости и самовыражения), этики и объективности. Красота, Благо и Истина. В духовных измерениях это Будда, Сангха и Дхарма — предельное Я, предельное Мы и предельное Оно.
Мы можем еще больше упростить Большую тройку. Доступ к левосторонним измерениям («я» и «мы») может быть получен лишь путем интроспекции (или самонаблюдения) и интерпретации (или истолкования), тогда как правосторонние измерения раскрываются для восприятия и эмпиризма, — получаем, соответственно, левосторонние и правосторонние пути. Иными словами, правосторонние аспекты — это внешние проявления холонов, а посему их можно видеть эмпирическим образом. Однако интенциональное и культурное — левосторонние квадранты — подразумевают внутреннюю глубину, доступ к которой можно получить лишь путем интерпретации. Интерпретация, в широком смысле, означает сопереживательный резонанс изнутри, в противовес объективному смотрению извне. Поверхности можно видеть, но глубина должна быть интерпретирована. Это что касается правосторонних и левосторонних путей.
Но все это всего лишь способы обсуждения этих четырех граней любого холона. И центральный момент состоит в том, что нельзя смешивать эти четыре квадранта. Их можно упрощать, но нельзя их исключительно приравнивать друг к другу, ибо данные четыре квадранта, имеющие свои разные типы истины, суть базовые грани любого холона, и сведение одного квадранта к другим не объясняет этот квадрант, а лишь уничтожает его.
Поэтому, по мере того как мы следовали за эволюцией холонов, мы соблюдали осторожность в том, чтобы следить не только за внешними проявлениями этих холонов — атомов, молекул, клеток, систем органов, Геи и т. д.; мы также отслеживали и их сопутствующие внутренние проявления — ощущения, образы, понятия, правила, вплоть до тонких и причинных событий. Если говорить вкратце, мы видели, что данная внутренняя эволюция проходит от доличностного к личностному и надличностному.
И мы видели, что эта внутренняя эволюция подразумевает понимание, что есть лестница, взбирающийся и вид: лестница, или базовые уровни, или вложенная холархия, сознания; взбирающийся, или самость (или «я»), проходящая через веху развития на каждой стадии (веха представляет собой тройной процесс слияния / дифференциации / интеграции); и изменяющиеся мировоззрения (архаическое, магическое, мифическое, рациональное и т. д.), каждое из которых производит свои уникальные идентичность (или тождественность), потребности и моральное сознание.
Итак, мы видели, что идентичность, потребности и морально-нравственная рефлексия проходят в своем развитии от физиоцентризма к биоцентризму, эгоцентризму, этноцентризму и мироцентризму, который является платформой для всех более высоких и подлинно духовных форм развития. И мы видели, что «несчастный случай» на какой-либо из этих стадий приводит к развитию патологии, характерной для данной конкретной стадии, где происходит это несчастье (психотические расстройства, пограничные, невротические, сценарные и т. д.).
И наконец, мы уделили особое внимание четырем высшим стадиям и вехам развития, четырем надличностным (или трансперсональным) стадиям: психической, тонкой, причинной и недвойственной. Мы видели, что каждая из них также имеет собственное мировоззрение, а посему и собственный тип мистицизма: природный мистицизм, божественный мистицизм, бесформенный мистицизм и недвойственный мистицизм.
Эти высшие стадии развития являются крайне редкими и крайне труднодостижимыми. В прошлом до них добиралась лишь горстка людей — одинокий шаман, йогин в пещере, небольшие сангхи и общины затворников, состоящие из настоящих искателей мудрости. Эти более глубокие, или высокие, состояния никогда не становились средней или коллективно разделяемой формой сознавания в обществе. Если посмотреть на эволюцию средней формы сознания, то мы увидим нечто вроде того, что изображено на рис. 5.2, который заканчивается на уровне кентавра, визионерской логики и планетарной федерации с глобальной, или мироцентрической, моралью, — и это до сих пор остается невоплощенным идеалом для большинства людей на планете.
Если эти более высокие, или трансперсональные, стадии и возникнут в нашей будущей коллективной эволюции, то они будут иметь проявления во всех четырех квадрантах — интенциональном, поведенческом, культурном и социальном. И мы ожидаем, когда же придут эти возможные формы будущей эволюции, даже если на индивидуальном уровне в своем собственном случае мы и занимаемся развитием этих более высоких состояний.
Однако существенной мыслью является то, что на этих более высоких, или трансперсональных, стадиях Дух, который присутствовал в течение всего эволюционного процесса, начинает все лучше сознавать свою собственную природу. Он прошел от подсознания к самосознанию и сверхсознанию, все больше развертывая себя самого и обертывая все больше своих проявлений на каждой стадии. В природе Дух пребывает в забытьи, начинает пробуждаться в разуме и наконец узнаёт себя в качестве Духа в трансперсональных сферах — но это все тот же Дух, который присутствовал в течение всей траектории развития. Основа, путь и плод всего мира явлений.
Несмотря на шокирующее Узнавание Духом самого себя, Формы продолжают возникать и эволюционировать, но тайна оказывается раскрыта: все это Формы Пустоты во вселенной Одного вкуса, бесконечно прозрачной и всецело Божественной. Нет ни предела, ни основания, ни конечной точки достижения — лишь Пустота и бесконечная Благодать. Так что лучезарная Игра продолжается в безумной радости, от одного мановения вневременного к другому, сияя в безумной свободе и экстазе совершенного самозабвения, бесконечной полноты, которая переливается за края самой же себя, в этом чудесном самоосвобождающемся Танце, и нет никого, кто бы мог за ним наблюдать или хотя бы воспеть ему хвалу.
Великая холархия
В.: То, что вы только что описали, представляет собой один из типов интегрального воззрения, рассматривающий все квадранты («я», «мы» и «оно») с точки зрения их эволюции через все уровни (от материи и тела к разуму, душе и духу). Но этот тип интегрального воззрения, как правило, не признается на Западе и часто даже на Востоке, поскольку либо некоторые из уровней, либо некоторые из квадрантов оставляются без внимания.
К. У.: Да, это так. Особенно на современном Западе нельзя не заметить, что ко всем высшим, надличностным, трансперсональным, духовным уровням сознания относятся с большим подозрением или даже откровенной враждебностью. На самом деле мировоззрение научного материализма, которое является «официальным» мировоззрением современного Запада, агрессивным образом отвергает не только высшие стадии развития сознания, но и существование самого сознания как такового. Единственное, что предельно реально, — это чересчур резвая грязь[46].
В.: Такова флатландия.
К. У.: Да, флатландия. Она проявляется либо в форме тонкого редукционизма, который сводит любое внутреннее, или левостороннее, событие к его внешнему, или правостороннему, корреляту; или же, что хуже, в форме грубого редукционизма, который сводит любую правостороннюю систему к правосторонним атомам. В любом случае всем левосторонним квадрантам отказано в несводимой ни к чему реальности: нет ни сознания, ни разума, ни души, ни духа, ни ценности, ни глубины, ни божественности где-либо в бескачественной вселенной, есть лишь великая паутина взаимосвязанных «они» или, хуже, атомистических «оно». Это по-настоящему безумное мировоззрение, разве вы не согласны?
В.: Мы хотим настолько тщательно, насколько возможно, отследить процесс исторического возникновения этой флатландии, поскольку в противном случае от нас будет ускользать интегральное видение. Так что давайте начнем.
К. У.: Давайте на минуту сфокусируемся на верхне-левом квадранте, имеющем индивидуальный спектр сознания — эти девять или около того базовых уровней сознания. Если вы взглянете на рис. 14.1, то увидите, по существу, все тот же базовый спектр — Великую холархию сознания в том виде, как она описывается и у Плотина, и у Ауробиндо. И, разумеется, для них обоих эта холархия в действительности представляла собой не лестницу, а ряд вложенных, объемлющих друг друга измерений. Рис. 14.1 является усложненной версией рис. 2.2.
Рис. 14.1. Великая холархия в представлениях Плотина и Ауробиндо
Теперь же очень интересным моментом является то, что Великая холархия, по выражению Лавджоя, служила преобладающей официальной философией большей части человечества (как на Востоке, так и на Западе) в течение наиболее длительной части его существования. В упрощенных формах мы встречаем холархию земли, человека и неба (или рая) даже в самых ранних кормодобывающих культурах. Например, Чогьям Трунгпа в своей замечательной книге Shambhala: The Sacred Path of the Warrior[47] весьма убедительно это доказывает. Эта базовая холархия в дальнейшем была расширена и стала включать материю, тело, разум, душу и дух (и во многих случаях она подразделялась на категории еще более подробным образом). Но основная идея заключается в том, что нечто вроде Великой холархии служило частью культурного фона большинства людей в течение большей части человеческой истории.
И это верно вплоть до периода Просвещения на Западе. С появлением фундаментальной парадигмы Просвещения вся реальность (включая и Великую холархию) стала картографироваться эмпирическим и монологическим образом. Это было опиравшейся на благие намерения, но при этом чрезвычайно путаной попыткой понять сознание, мораль, ценности и смысл, подвергнув их исследованию посредством глядящего в микроскоп монологического взора.
И знаете, что произошло в результате? Внутренние глубины полностью исчезли из поля зрения. При помощи монологического взора обнаружить их нельзя, а посему вскоре было объявлено, что они являются чем-то несуществующим, иллюзорным, производным, неким эпифеноменом — все это вежливые слова для обозначения того, что «в реальности нереально». Все «я» и все «мы» были сведены исключительно к «они»-явлениям — атомистическим или холистическим, в зависимости от ваших предубеждений. Все они в лучшем случае могли иметь функциональное соответствие.
Ни одно из этих взаимосвязанных «они»-явлений нельзя было считать более хорошим, или более глубоким, или более высоким, или более ценным: все, что имелось, — это просто плоские и бесконечно выцветающие поверхности, мчащиеся куда-то в объективных системах без каких-либо, хотя бы малейших, признаков ценности, глубины, качества, блага, красоты или значения.
В.: Получаем флатландию.
К. У.: Да, получаем флатландию. Мы рассмотрели это сквозь призму хороших и плохих новостей. Хорошие новости современности (или модерна) состояли в том, что Большая тройка была дифференцирована: были проведены различия между искусством, наукой и моралью. Плохие же новости заключались в том, что они все еще не были интегрированы, и это позволило бурному росту науки колонизировать и задавить сферы «я» и «мы».
Таким образом, проблемной стороной Просвещения было то, что оно свело все левосторонние измерения к их правосторонним коррелятам, считая, что в простом картографировании этих внешних эмпирических проявлений и заключалось все знание, к которому стоило стремиться. Такова была парадигма зеркала природы, парадигма репрезентации. Это оставило вне рассмотрения самого картографа — сознание, внутренние сферы, левосторонние измерения. А это не привело ни к чему, кроме плоских и выцветших поверхностей жесткого черно-белого мира.
И в итоге вслед за Джоном Локком, «учителем Просвещения», развернулась великая модернистская игра в картографирование: вам нужно было эмпирически нанести весь Космос на карту. Спустя какое-то столетие этой игры по обращению всего Космоса в его объективные «они»-явления вся программа Просвещения проснулась однажды утром и, к своему полнейшему ужасу, обнаружила, что живет в совершенно бескачественной вселенной — вселенной, абсолютно опустошенной в плане ценностей, смыслов, сознания, качеств и значений. В своем картографировании внешних коррелятов она выпотрошила всю внутреннюю глубину, вырезала все внутреннее и разложила его иссыхать под яркими лучами монологического взора.
И получилось, что медленно, в атмосфере озадаченного замешательства, обескровленный труп программы Просвещения был на тележке увезен в мертвецкую, что ознаменовало собой начало постмодернистского мятежа. Мятежа «постмодерна», «постпросвещения», «постэмпиризма», «пост-чего-угодно» — ведь была совершена какая-то глубокая-преглубокая ошибка.
В.: Состоявшая в схлопывании всего Космоса.
К. У.: Да, монологическая программа одним движением всецело схлопнула внутренние измерения бытия, сознания и глубины. Другими словами, она совершенно схлопнула всю Великую холархию сознания. Неважно, доличностное ли оно, личностное или надличностное — сознание невозможно обнаружить при помощи монологического взора. Вы не можете увидеть его посредством микроскопа, телескопа, фотоснимка. А значит, должно быть, его не существует. Оно, должно быть, «в реальности нереально».
И, по сути, именно в этом причина того, что только лишь в западной современности у нас исчезает доступ к Великой холархии.
Посюстороннее и потустороннее
В.: История этого схлопывания поразительна. И ваше историческое исследование, судя по всему, бросает вызов ряду давнишних мифов о западной цивилизации, начиная с отношения к Платону.
К. У.: Если взглянуть на рис. 14.1, то можно убедиться, что есть, так сказать, два основных направления, в которых вы можете продвигаться по этой Великой холархии: вы можете восходить от материи к духу или же вы можете нисходить от духа к материи. Движение вверх очень трансцендентно, движение вниз очень имманентно. Восхождение очень потусторонне, нисхождение очень посюсторонне.
В.: В данном контексте вы вводите понятия «восходящей» и «нисходящей» духовности.
К. У.: Да, и большинство людей считает Платона восходящим, или «потусторонним», философом, который рассматривал «сей мир» явлений, эту Землю и все, что на ней, как бледную тень, или копию, извечных Форм другого, реального мира.
В.: Экофилософы возводят к Платону значительную часть «ненависти» к сему миру явлений.
К. У.: Да, и подобные утверждения совершенно неверны. Как показывает Артур Лавджой, Платон в действительности описывает два движения — одно мы называем восхождением, а другое нисхождением, и оба равным образом важны для самого Платона.
Первое движение — восходящее — является движением от Многого к Единому, движением, благодаря которому мы видим, что за этими мимолетными и тенеподобными формами явленного мира скрывается единый Источник, безосновная Основа, Абсолют, и мы возносимся к пониманию этого абсолютного Блага.
В.: В этом смысле мы «восходим».
К. У.: Да. Но в философии Платона равное значение имеет и другое движение, а именно движение, в результате которого Единое опустошает себя в творении, отдает себя всем формам, так что все творение как таковое является совершенным проявлением Духа. Так что сей мир, нашу Землю Платон называл «зримым, чувствуемым Богом».
В.: Это «нисхождение» Единого во Многое.
К. У.: Совершенно верно. Итак, это соответствует действительности, что к Платону восходит большая часть потусторонней философии. Но, как настойчиво демонстрирует Лавджой, Платон также дал Западу фактически все термины для воспевания посюстороннего изобилия, чествования зримого, чувствуемого Бога. Весь явленный мир можно рассматривать как проявление или воплощение Блага, Абсолюта, и его можно воспевать как таковое! Чем больше в мире многообразия, тем больше в нем проявляются духовные Слава и Благо.
И действительно, большинство посюсторонних философских систем Запада восходят к Платону. Прислушайтесь к Лавджою: «Самым примечательным — и наименее замеченным — фактом в отношении исторического влияния Платона является то, что он не просто придал европейской “потусторонности” ее характерную форму, фразеологию и диалектику, но также и то, что он, помимо этого, придал характерную форму, фразеологию и диалектику абсолютно противоположной тенденции — удивительно изобильному виду “посюсторонности”».
И Лавджой делает вывод, что оба этих течения — восходящее и нисходящее, потустороннее и посюстороннее или трансцендентное и имманентное — были объединены и интегрированы в философии Платона. Лавджой формулирует это следующим образом: «Оба направления мысли Платона находились в слиянии». Восхождение и нисхождение объединены и интегрированы — такова «итоговая позиция» Платона, если можно так выразиться.
Итак, в последующей истории произошло то, что связь между этими двумя направлениями была жестоким образом разорвана. Произошел насильственный разрыв между сторонниками исключительно восходящего пути и сторонниками исключительно нисходящего пути. Эти два течения, которые в действительности должны быть едины и интегрированы, были катастрофически расколоты на противоборство «восходящего лагеря» против «нисходящего».
В.: Смысл же состоит в том, чтобы интегрировать и восхождение, и нисхождение, и это является частью целостного воззрения.
К. У.: Да, верно. Знаменитое высказывание Уайтхеда о том, что вся западная традиция является, по сути, множеством примечаний к Платону, возможно, и верно, но примечания эти оказались очень раздробленны. Люди, как правило, выбирали свою любимую «половину» Платона — либо потустороннюю, либо посюстороннюю, — но лишь изредка они обращались к его целостному учению.
Нам же нет необходимости довольствоваться раздробленными примечаниями к Платону. Восходящий и нисходящий потоки были объединены у Платона, то же самое было и у Плотина.
В.: Но после Плотина все начинает «разваливаться на куски».
К. У.: В каком-то смысле да. Обычно признается, что Плотин дополнял основные положения Платона большими подробностями. И у Плотина мы имеем Великую холархию бытия (представленную на рис. 14.1), а также два базовых направления движения в этой вложенной холархии, а именно восхождение и нисхождение, или то, что Плотин называл слиянием и излиянием. Дух постоянно изливается, или опустошает себя, в мир, так что весь мир и все, кто его населяет, являются совершенными проявлениями Духа. И сходным образом мир постоянно возвращается к Духу или сливается с ним, так что весь мир в основе своей духовен — мир сей есть зримый и чувствуемый Бог.
Согласно Плотину, каждое более высокое измерение Великой холархии трансцендирует и превосходит более низкое, так что все вещи и события без исключения совершеннейшим образом вложены в Дух, в Единое, который, следовательно, представляет собой бесшовную интеграцию и единство восхождения и нисхождения, излияния и слияния, трансцендентности и имманентности.
В.: Вы отмечаете, что это становится очевидно в атаке Плотина на гностиков.
К. У.: Да, все верно. Большинство гностиков были сторонниками исключительного восхождения. Любая форма нисхождения на самом деле приравнивалась к злу. Так что весь мир явлений — сей мир — считался иллюзорным, тенеподобным, развращенным, греховным. Они считали, что лишь в восхождении к Единому и презрении ко Многому может быть обретено спасение.
Если бы Плотин (перенявший платоновскую эстафету) и вправду был потусторонним, то можно было бы ожидать, что он присоединится к гностикам и их воспеванию исключительно восходящего движения и подвергнет нападкам посюсторонние направления. Вместо этого Плотин написал совершенно разрушительную критику гностиков, этих сторонников исключительно восхождения, именно по той причине, что у них не получалось уравновесить восходящий поток с равно важным нисходящим потоком.
Другими словами, гностики обнаружили причинное Единое, но они не прошли дальше к недвойственному постижению того, что Единый и Многое суть «не-два», что Пустота и Форма недвойственны, что посюстороннее и потустороннее суть Один вкус, что восходящее и нисходящее течения должны быть интегрированы в недвойственном Сердце.
И поэтому Плотин вгрызается в гностиков, подвергая их экстраординарной в своей тотальной убедительности атаке, которая представляет собой образец одного из самых удивительных текстов духовной прозы, когда-либо написанных человеком. Он напоминает гностикам, что весь зримый мир является проявлением Духа и его надлежит любить как Дух. И если бы они, гностики, действительно любили Дух, как они заявляют, то они бы любили и детей Духа, тогда как они их только презирают. На самом деле Плотин обвиняет гностиков в духовном насилии над детьми.
В.: Вы цитируете эту атаку в «Сексе, экологии, духовности». Интересно, можете ли вы ее и сейчас прочитать для нас?
К. У.: Плотин говорит следующее:
Не предполагайте, что человек приобретает добродетель через презрение к миру и всем красотам, в нем сокрытым. Они (гностики) не имеют ни малейшего права говорить о своем поклонении богам высшего мира. Когда мы любим кого-то, то любим все ему принадлежащее — мы расширяем испытываемые к родителю чувства на его детей. Итак, каждая Душа есть дочь [Божества]. Как можно отделить сей мир от духовного мира? Те, кто презирает то, что столь близко духовному миру, доказывают, что они не знают ничего о духовном мире, кроме его названия…
Позвольте ей [каждой индивидуальной душе] заслужить созерцание Великой Души через очищение, путем безмолвного вспоминания, от лукавства и всего, что пленяет вульгарные души. Позвольте ей быть в безмолвии, позвольте всему, что ее окружает, находиться в покое. Позвольте земле пребывать в покое, и морю, и воздуху, и самим небесам быть в ожидании. Позвольте ей наблюдать за тем, как Душа проистекает со всех сторон в покоящийся мир, изливается в него, пронизывает его и озаряет. Даже когда яркие солнечные лучи освещают темное облако, обрамляя его золотой каймой, — и тогда Душа, проникая в тело небесное, дает ему жизнь и вневременную красоту и пробуждает ото сна. Так мир, погруженный во вневременное движение Душою, которая насыщает его разумом, становится живым и благословенным бытием…
Он (Дух / Душа) отдает себя каждой точке этого обширного тела и открывает свое бытие каждой его части, великой и малой, невзирая на то что эти части разделены пространством и расположением, и, хотя некоторые противопоставлены другим, они зависят друг от друга. Но Душа не разделена, не разделяется она и для того, чтобы придать жизнь всему индивидуальному. Все явления живут Душою во всей ее полноте [то есть в предельном смысле нет ни степеней, ни уровней, а есть лишь чистое Присутствие]: она всецело присутствует во всем. Небеса, столь обширные и многообразные, едины благодаря силе души, и именно благодаря ей вся наша вселенная Божественна. Солнце тоже Божественно, как и звезды. Да и сами мы, если хоть чего-то да стоим, таковыми являемся благодаря Душе. Убедитесь, что через нее вы можете обрести Бога. И знайте, что вам не придется брести слишком далеко…
Мудрость и сострадание
В.: Итак, это довольно ясно показывает недвойственную направленность самого Плотина. Вы относите эту интеграцию восхождения и нисхождения к единству мудрости и сострадания.
К. У.: Да, мы встречаем это как на Востоке, так и на Западе. Путь восхождения от Многого к Единому является путем мудрости. Мудрость видит, что за всеми многообразными формами и феноменами лежит Единое, Благо, неописуемая Пустота, в соотнесении с которой все формы видятся как нечто иллюзорное, мимолетное, непостоянное. Мудрость есть возвращение Многого к Единому. На Востоке праджня, или мудрость, видит, что Форма есть Пустота.
Путь нисхождения, с другой стороны, — это путь сострадания. Он видит, что Единое в действительности возникает в виде Многого, и посему ко всем формам необходимо относиться с равными добротой, состраданием, милосердием. Сострадание, или доброта, на самом деле является механизмом миропроявления как такового. Единое проявляется как Многое через бесконечное действие сострадания и благожелательности. Мы объемлем Многое с такими же состраданием и заботой. Сострадание соприкасается со всем явленным миром с заботой и мягким удивлением. На Востоке каруна, или сострадание, видит, что Пустота есть Форма.
Итак, получаем: мудрость видит, что Многое есть Единое, а сострадание видит, что Единое есть Многое. Или, в терминах Востока, праджня видит, что Форма есть Пустота, а каруна видит, что Пустота есть Форма.
В.: Мудрость и сострадание — это еще Эрос и Агапэ.
К. У.: Верно, восходящий Эрос и нисходящая Агапэ, трансцендентность и имманентность, любовь, которая тянется вверх, и любовь, которая тянется вниз…
Центральный исторический момент всего этого заключается в том, что благодаря великим недвойственным системам — от предложенной Плотином на Западе до предложенной Нагарджуной на Востоке — мы видим акцент на уравновешивании и интеграции этих двух направлений движения. Восходящий, или трансцендентальный, поток мудрости, Эроса или праджни, необходимо уравновешивать с нисходящим, или имманентным, потоком сострадания, Агапэ или каруны. Единство обоих потоков, единство Единого и Многого, Пустоты и Формы, Мудрости и Сострадания — их единство в недвойственном Сердце Одного вкуса служит источником, целью и основой подлинной духовности.
Бог и Богиня
В.: Это еще Бог и Богиня — проявляющиеся как Эрос и Агапэ, мудрость и сострадание, восхождение и нисхождение…
К. У.: Да, в широком смысле. Если на мгновение проигнорировать более провинциальные и специфические для определенной стадии идеи Великой матери как защитницы огородного хозяйства в садоводческой культуре, а также аграрные образы Бога Отца как «большого папочки на небесах» (данные мифические образы не особо-то полезны для понимания всей картины) и поискать вместо этого широкое понимание Бога и Богини, тогда возникает нечто вроде следующей сбалансированной картины.
Если мы хотим мыслить в таких терминах, тогда мужественный Лик Духа — или Бог — это прежде всего Эрос, восходящий и трансцендентальный поток Космоса, неизменно стремящийся обрести большую целостность и образовать более широкий союз, преодолеть ограничения и дотянуться до неба, возвыситься до бесконечных откровений больших Блага и Славы, всегда отвергая более поверхностное в поиске более глубокого, отвергая низшее в поисках высшего.
А женственный Лик Духа — или Богиня — это преимущественно Агапэ, или сострадание, нисходящий, и имманентный, и проявляющийся поток Космоса, принцип воплощения, инкарнации в теле, отношений, взаимосвязей, проявленного охвата, прикасающегося ко всем и каждому существу совершенной и равностной благодатью, ничто не отвергающей, все принимающей. Там, где Эрос стремится к Благу Единого, достигаемому в трансцендентальной мудрости, Агапэ объемлет Многое с добротой и имманентной заботой.
В.: Вы это связываете с тантрой.
К. У.: Тантра, в общем смысле, представляет предельную недвойственную реальность в виде сексуальных объятий Бога и Богини, Шивы и Шакти, Пустоты и Формы. Ни восхождение, ни нисхождение не считаются финальными, предельными или предпочтительными. Напротив, подобно инь и ян, они друг друга порождают, зависят друг от друга, не могут существовать друг без друга и обретают свое подлинное бытие через умирание друг в друге. Лишь затем, чтобы вместе блаженно пробудиться, как весь Космос, обнаружив, что вечность безумно влюблена в творения времени, а недвойственное Сердце лучезарно сияет, как весь сотворенный мир, благословляя все творения и извечно воспевая эти объятия — объятия, которые всех нас просят возобновлять в своем сознавании из мгновения в мгновение, бесконечным и чудесным образом, как непосредственное присутствие Одного вкуса. Таково недвойственное видение, союз слияния и излияния, Бога и Богини, Пустоты и Формы, мудрости и сострадания, Эроса и Агапэ, восхождения и нисхождения — совершенное и блаженное единство в Одном вкусе, радикальный звук хлопка одной ладони.
Два разных Бога
В.: Это аналогично недвойственному интегративному видению, развитому Плотином.
К. У.: Да. Но это единство восхождения и нисхождения в последующей западной истории нередко будет разрываться; потусторонние приверженцы восхождения и посюсторонние приверженцы нисхождения находятся в постоянном и порою насильственном конфликте. Последовавшая война была одним из центральных и определяющих конфликтов для западного разума.
В.: Война между сторонниками восхождения и нисхождения?
К. У.: Да. Это довольно удивительно. Начиная со времен св. Августина и заканчивая буквально сегодняшним днем, сторонники восхождения и нисхождения находились в непрестанном и часто жестоком конфликте, и это оставило Запад с двумя совершенно несовместимыми Богами, если можно так выразиться.
Бог сторонников восхождения был потусторонним до самых своих основ: царствие мое не от мира сего. Это пуританский, обычно монастырский и аскетический Бог, видящий тело, плоть и особенно секс как архетипические воплощения греха. Он всегда стремился избежать Многого и обрести Единое. Он был чисто трансцендентальным, всегда сохраняя пессимистичный настрой относительно перспективы обрести счастье в этом мире. Он презирал время, предпочитая ему вечность, и скрывал свое лицо, стыдясь теней этого мира.
Бог сторонников нисхождения рекомендовал прямо противоположное. Он бежал от Единого в объятия Многого. Он был влюблен в зримого, чувствуемого Бога, а иногда и в Богиню. Это был Бог чистого воплощения, чистой имманентности. Он пребывал под чарами многообразия и нашел благодать в воспевании этого многообразия. Не большее единство, а большее разнообразие — такова была цель этого Бога. Он воспевал чувственное тело, сексуальность и землю. Наслаждался сконцентрированной на сотворенном мире духовности, воспринимавшей каждый восход солнца, каждый восход луны как зримое благословение Божественного.
В.: В книге «Секс, экология, духовность» вы прослеживаете историю этой войны между двумя Богами.
К. У.: Да, верно. На Западе в течение тысячелетия между св. Августином и Коперником мы наблюдали практически исключительно идеал восхождения. И вправду, поскольку это была аграрная структура, механизмы отбора работали в пользу ориентированной на мужчин духовности, которая, как следствие, концентрировалась больше на Эросе, нежели на Агапэ, на восхождении, нежели на нисхождении, на Едином — ценой исключения Многого и даже ненависти к нему. И посему считалось, что подлинное спасение, подлинное освобождение невозможно обрести в этом теле, на этой земле, в течение этой жизни. Оно было потусторонним до самых корней. Плоть — грех, секс — грех, земля — грех, тело — грех, невзирая на слабенькую похвалу, которая отпускалась по адресу самого акта божественного творения. И, таким образом, конечно же, корень греха, в общем, лежал в Еве — в женщине, теле, плоти, природе, телесности: все это становится в глубочайшем смысле табу. Для сторонников исключительно восхождения нисхождение всегда является дьяволом.
В.: Как на Востоке, так и на Западе?
К. У.: Безусловно. В аграрных обществах, где бы они ни возникали, имеется постоянная тенденция позволять восходящему потоку объявлять сей мир злом и иллюзией и порицать землю, тело, чувственное, сексуальность (и женщину). Были, конечно же, исключения, но это устойчивая и постоянная тенденция во всех аграрных структурах: они потусторонни до самых своих основ, царство их не от мира сего, и им свойственно сильнейшее желание обрести нирвану вдали от мира сансары. И это можно встретить повсюду — от раннего иудаизма и практически всех форм гностицизма до раннего буддизма и большинства форм христианства и мусульманства.
Все это и вправду наблюдалось на Западе, особенно, как я уже говорил, в период от св. Августина до времен Коперника. В течение тысячелетия над европейским сознанием доминировал почти исключительно восходящий идеал. Церковь признавала направление восхождения в качестве пути к обретению совершенств и добродетелей, и да не будешь ты стремиться к сокровищам мира сего. Таков был единственный верный путь к обретению спасения, и это значит, что ничто на этой земле не должно было цениться.
О да, довольно много формальных слов высказывалось в отношении добра, присущего творению Господню (добро = агапэ, сострадание, нисхождение), но решающим фактором было то, что освобождения или спасения нельзя обрести на этой земле, при этой жизни, — вот и весь сказ. Жить — вполне нормально, но самое интересное начинается после смерти. То есть сразу же, как вы покидаете землю. Эта земля не является местом, где можно обрести духовную реализацию; она служила лишь взлетной полосой, которую предстояло, оттолкнувшись от нее, покинуть.
В.: Все это вскоре изменилось.
К. У.: Да, все это изменилось (и изменилось кардинально), когда начался период Ренессанса и возникла парадигма модерна, кульминация которой пришлась на эпоху Просвещения и разума. И простейший путь описать весь этот период состоит в том, что в этот момент сторонники восхождения уступили место сторонникам нисхождения.
И для сторонников исключительно нисхождения любая форма восхождения была чем-то презренным. Восхождение на самом деле становится новым злом. Восхождение навеки является дьяволом в глазах низошедшего Бога.
Так что неудивительно, что, начиная с Нового времени (или модерна), практически любая форма восхождения (любого рода) стала новым грехом. Усиление влияния модерна, отказ от Восхождения и принятие исключительно мира нисхождения — все это объединилось.
И в этом месте мы напали на след отрицания современным Западом трансперсональных, или надличностных, измерений. Здесь мы начинаем видеть именно начало отвержения, или отрицания, или притеснения, подлинно духовного и трансперсонального. Мы начинаем видеть воспевание флатландии, принятие нисшедшей матрицы. Затмение любого рода трансцендентальной мудрости — затмение любого рода Восхождения — отбросило тень на лик всей современности, тень, являющуюся признаком нашего времени.
Нисшедшая матрица
В.: Современности и постсовременности (модерну и постмодерну) свойственна эта флатландия, эта нисшедшая матрица[48].
К. У.: Во многих смыслах да. Как некое обобщение. В мире современности спасение — неважно, предлагается ли оно политикой, наукой, возрождением религии земли, марксизмом, индустриализацией, консюмеризмом, возвратом к племенной разобщенности, сексуальностью, возвращением к дачным хозяйствам, научным материализмом, принятием богини земли или экофилософскими построениями, — можно обрести лишь на этой земле, лишь в мире явлений, лишь в проявленном, лишь в мире формы, лишь в чистой имманентности, лишь в нисшедшей матрице. Нет никакой высшей истины, никакого восходящего потока — нет вообще ничего трансцендентального. На самом деле все «высшее» или «трансцендентальное» теперь считается дьяволом, великим врагом, разрушителем приземленных и погруженных в чувственное Бога и Богини. Вся современность и постсовременность в фундаментальном плане почти всецело действуют в рамках этой нисшедшей матрицы — матрицы флатландии.
В.: Стало быть, не произошло интеграции восхождения и нисхождения…
К. У.: Нет, наблюдается просто доминирование сторонников нисхождения в мире. И не только в «официальной» реальности, но и практически во всех формах «контркультуры» и «контрреальности». Нисшедшая матрица настолько вросла в действительность, настолько бессознательным образом принимается, настолько устоялась в качестве культурного фона, настолько встроилась в массовое сознание, что даже бунтари «новых парадигм» часто всецело движутся лишь в ее рамках. Она заразила и ортодоксию, и авангард; и конвенциональное, и альтернативное; и индустриалиста, и эколога.
В.: И именно это мне хотелось бы обсудить далее.