Опера в двух действиях
Либретто Чезаре Стербини
Действующие лица:
| Торвальдо | тенор |
| Дорлиска, его жена | сопрано |
| Герцог Ордов | бас, |
| Джорджо, сторож замка | бас |
| Карлотта, его сестра | сопрано |
| Ормондо, капитан воинов герцога | бас |
| Слуги, крестьяне, воины, гренадеры |
«Торвальдо и Дорлиску» Россини написал для римского театра Валле (в том же театре была поставлена его первая, юношеская работа «Деметрий и Полибий»). На сцену опера вышла 26 декабря 1815 года.
В основе либретто Чезаре Стербини лежал роман Жана-Батиста Луве де Куврэ «Любовные похождения шевалье де Фобласа», успевший уже послужить источником для ряда других либреттистов и, естественно, композиторов. Плодом их трудов стали три оперы под названием «Лодоиска», авторы Луиджи Керубини (1791), Стефен Сторас (1794) и Симон Майр (1796).
«Торвальдо и Дорлиску», как и ее предшественниц «Лодоисок», относят к «операм спасения». Что это значит? А это такой оперный жанр, возникший в период Французской буржуазной революции, его характеризуют героические сюжеты (в частности, борьба с тиранией), драматические коллизии, всяческие ужасы, нагнетающиеся к концу, но в итоге следует обязательная благополучная развязка (отсюда название). И хотя либреттист ушел от «Лодоиски» достаточно далеко, жанровая принадлежность сохранилась, в чем мы убедимся, разобравшись с сюжетом «Торвальдо».
Акт 1
Действие происходит в замке герцога Ордов. Опера начинается немного непонятно, можно сказать, детективно. Сначала Джорджо, сторож замка, рассказывает нам, какой злодей его хозяин, что за кошмарная личность, ночью тот вооружился до зубов («Пистолеты! Шпагу!») и куда-то ушел, что такое замыслил этот негодяй? Потом возвращается ушедший ранее герцог, из его речей трудно что-то толком понять, вроде он убил соперника, но при этом потерял – кого? Ее! Она исчезла, его любимая, пропала! Подумав, он посылает на поиски своих людей во главе с Ормондо, еще что-то прикинув, убегает и сам.
В следующей сцене у ворот появляется Дорлиска, и все начинает потихоньку разъясняться. После нескольких попыток девушке удается достучаться до обитателей неизвестного ей замка, к которому она после долгих блужданий по лесу вышла. Ей открывает Карлотта, к которой чуть позже присоединяется Джорджо, и Дорлиска рассказывает им свою историю: она родом из Польши, вышла замуж за молодого дворянина Торвальдо, но только они пустились в свадебное путешествие, как в лесу на них напали люди герцога Ордов, прежде настырно предлагавшего ей руку и сердце, ей удалось скрыться, а что случилось с Торвальдо, бог весть. Узнав, что замок герцогу и принадлежит, она приходит в ужас, сердобольные брат и сестра намерены ей помочь, но тут опять-таки возвращается герцог и обнаруживает, что предмет его поисков (вот за кем он гонялся!) явился к нему сам. Без долгих проволочек он объявляет несчастной, что убил ее мужа, слышит в ответ, что он — чудовище, разъяряется, угрожая расправиться с ней так же, как с ее драгоценным Торвальдо, но потом успокаивается и велит посадить красавицу под замок.
В возмущенном Джорджо обнаруживаются задатки тираноборца, он решает донести губернатору о беззакониях, творимых его хозяином, и уходит, дабы отправить тому (губернатору, конечно) письмо. По возвращении он обнаруживает у ворот молодого крестьянина в пастушеском облачении. Это не кто иной, как Торвальдо, он не погиб, герцог счел его мертвым и оставил лежать на поле боя (или, скорее, разбоя), где его нашел некий пастух, накормивший его, обогревший и снабдивший соответствующей одеждой, а заодно и сведениями о судьбе жены, попавшей в руки герцога и заточенной ныне в его замке. Молодой человек, кажется, очень доволен собой и «военной хитростью», которую изобрел, дабы проникнуть в замок, а именно им заготовлено письмо, написанное якобы умирающим от смертельной раны Торвальдо, который перед тем, как отправиться в мир иной, простил своего обидчика и советует Дорлиске сделать то же самое.
Герцог, который тут как тут, читает письмо и воодушевленный воображаемыми надеждами, разрешает мнимому пастушку отдать его Дорлиске.
Вся троица, спев прекрасный терцет, отправляется проведать пленницу, которая от горя впала в прострацию, с трудом Джорджо удается растормошить ее, чтобы вручить письмо. Нетрудно догадаться, что прочтение последнего ввергает нечастную в еще большее отчаянье, Торвальдо не выдерживает и начинает утешать ее, однако при звуке его голоса Дорлиска не только оживает, но и, чего следовало ожидать, теряет самообладание и невольно выдает мужа. Герцог, разумеется, не дремлет, поняв, что его провели или пытались провести, он зовет стражников, и вот уже злополучный супруг Дорлиски водворен в темницу.
Акт 2
Джорджо собирает крестьян, уговаривая их «помочь двум несчастным и покарать одного негодяя». Крестьяне не против и всей гурьбой во главе с мятежным сторожем отправляются к месту заточения Торвальдо. Джорджо сообщает тому, что окрестные крестьяне взялись за оружие, что к исходу дня подоспеют шестьдесят гренадеров, и все вместе они освободят пленных супругов. Торвальдо находит этот момент особо подходящим для того, чтобы задержать Джорджо и прочих и спеть целую арию о своей любви к Дорлиске. Растроганные крестьяне обещают освободить его и посадить на его место тирана.
Тиран тем временем решает предпринять новую атаку на Дорлиску. Велев Джорджо привести пленницу, он ставит ее перед выбором: если она согласится стать его женой (как человек могущественный, он сумеет разорвать связывающие ее брачные узы), Торвальдо останется в живых, если нет, умрет. Поведение Дорлиски в этой, можно сказать, стандартной для драмы ситуации, необычно, она не колеблется, пожалуйста, если герцогу, которого она обзывает всяческими бранными словами, угодно убить невинного человека, пусть убивает, Разъяренный герцог угрожает смерью уже ей самой, Дорлиску это не смущает, напротив, она рада будет умереть. Ничего не добившись, Ордов уходит, оставив свою упрямую жертву на попечении Джорджо, к которому присоединяется его сестра. Дорлиска умоляет, чтобы ее пустили на несколько минут к мужу, Джорджо напуган этой просьбой, но девушке удается разжалобить Карлотту, и под натиском сестры Джорджо сдается и снимает с пояса ключи от темницы Торвальдо, надо заметить, с большой неохотой. И не зря. Почти сразу после ухода женщин является герцог, принявший решение окончательно избавиться от соперника, да, он прикажет Ормондо убить Торвальдо, стало быть, ему нужны ключи от помещения, где тот заперт. Он велит Джорджо дать ключи, у того, понятно, их нет, сторож пытается выкрутиться так и сяк, наконец ляпает, что ключи забрала сестра. Герцог, осыпая его угрозами, тащит в темницу, где Торвальдо и Дорлиска никак не могут проститься, несмотря на мольбы Карлотты поспешить. Всеобщее замешательство, изящный квинтет, герцог угрожает убить всю четверку, четверка молит о пощаде, Дорлиска для Торвальдо, Торвальдо для Дорлиски, Карлотта для… «нас», говорит она, имея в виду то ли всех, то ли себя с братом… ну а храбрый Джорджо просит за самого себя. Герцог неумолим, в его руке шпага, сейчас…
В последнюю секунду звучит набат, вбегает Ормондо с криком, что в замок ворвались окрестные крестьяне и сотня солдат, которым отворили ворота слуги, и… И все! Толпа сметает людей герцога, сам он брошен в темницу, а пленники освобождены.
В свое время опера имела успех и довольно долго шла на сценах Италии, но позднее была забыта, как и многие другие. Когда именно о ней вспомнили, сказать трудно, но в последнее десятилетие ее поставили дважды, преподнеся слушателям очередную порцию прекрасной музыки. Спектакль пезарского фестиваля 2006 года заснят на DVD, его мы и предлагаем вниманию наших читателей. Конечно, к подобному сюжету ныне трудно отнестись всерьез, и постановщики разумно привнесли в спектакль некую долю иронии, герцог Ордов (Микеле Пертузи) зловещ донельзя, а героический Джорджо вызвает улыбку уже потому, что его роль исполняет комический бас Бруно Пратико; Торвальдо – Франческо Мели, Дорлиска – Дарина Такова; дирижер – Виктор Пабло Перез.
СЕВИЛЬСКИЙ ЦИРЮЛЬНИК(АЛЬМАВИВА или ТЩЕТНАЯ ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ)
«Я уверен, что «Севильский цирюльник» с его
богатством оригинальных мелодических идей, с
его чувством комического, с его декламационной
правдой, лучшая в мире опера-буффа»
Опера в 2 актах
Либретто Чезаре Стербини
Действующие лица:
| Граф Альмавива | тенор |
| Бартоло, доктор медицины, опекун Розины | бас |
| Розина, его богатая воспитанница | контральто |
| Фигаро, цирюльник | баритон |
| Базилио, учитель музыки Розины | бас |
| Фиорелло, слуга Альмавивы | тенор |
| Берта, служанка Бартоло | сопрано |
| Офицер стражи | бас |
| Амброджио, слуга Бартоло, мим |
Как мы уже говорили, в 1815 году Россини стал музыкальным руководителем двух неополитанских театров и принялся писать оперы-сериа для примадонны Изабеллы Кольбран, не признававшей комический жанр. Среди опер, предназначенных для Кольбран, есть немало известных и доныне исполняемых, как «Дева озера», «Семирамида», «Моисей в Египте» и так далее. И однако на наш взгляд чего-то этим операм не хватает, возможно, того блеска, изящества, остроумия, которых так много в операх-буффа Россини. К счастью, молодой, полный сил композитор не прекращал работать «на сторону» и параллельно с неополитанскими своими творениями написал «Севильского цирюльника», «Золушку», «Газету».
«Севильский» появился на свет «с подачи» импрессарио римского театра у Торре Арджентина (впоследствии просто Арджентина) герцога Франческо Сфорца Чезарини. Герцог предложил Россини написать для нового карнавального сезона (в ту пору в итальянских театрах различали весенний сезон, осенний и карнавальный – от рождества до марта) оперу-буффа. Кроме жанра оговаривалось дополнительное условие, в опере должен был петь испанский тенор Мануэль Гарсиа, недавно исполнявший у Россини в «Елизавете» партию Норфолка. Россини согласился, и начались поиски темы для либретто. Герцог обратился к поэту Ферретти, но предложенный тем сюжет не устроил Россини, и он уговорил герцога предпочесть Чезаре Стербини, с которым перед тем работал над «Торвальдо и Дорлиской». Тут тоже дело сдвинулось не сразу, Россини отверг несколько предложений либреттиста, а потом сказал, что хотел бы в качестве основы для либретто нечто вроде «Севильского цирюльника» Бомарше. За чем же дело стало, почему не попросту «Цирюльник»? — осведомился Стербини, и Россини поделился с ним своими сомнениями. Дело в том, что на этот сюжет уже существовала написанная в 1782 году опера Паизиелло (и не она одна), исполнявшаяся повсюду и считавшаяся шедевром. Помимо опер, Паизиелло славился своим ревнивым, завистливым характером, и 24-летний Россини слегка побаивался маститого соперника (как оказалось, не зря). В конце концов, он все-таки взялся за сюжет Бомарше, правда, решено было дать опере другое название: «Альмавива или Тщетная предосторожность». Почему нет, тем более, что главная роль предназначалась тенору.
Либретто было написано очень быстро, за 11 дней, а Россини работал чуть дольше, две недели, увертюру, правда, то ли не успел написать, то ли поленился, потому приспособил уже использованную, причем, дважды, в «Аврелиане в Пальмире» и в «Елизавете, королеве Англии». Были и другие самозаимствования, но небольшие.
Премьера была назначена на 20 февраля. Театр Арджентина был переполнен, однако отнюдь не все явились на спектакль с добрыми намерениями. Если нашему читателю довелось побывать в Риме, он должен знать, что прямо перед театром на Ларго Арджентина (это такая площадь) находится археологическая зона с раскопанными остатками зданий республиканского периода Древнего Рима, и именно там был некогда убит заговорщиками Юлий Цезарь. В оперном мире своего времени Россини вполне мог считаться своего рода Цезарем, во всяком случае, с полным правом отнести к себе знаменитое «veni, vidi, vici». И вот 29 февраля 1816 года в нескольких десятках метров от места убийства Цезаря собрались другие заговорщики, дабы убить — не автора, правда, но его оперу. Ходили слухи, что Паизиелло лично вдохновлял этот заговор, так это или нет, но его приверженцы задались целью провалить премьеру. Шум в зале поднялся еще до начала спектакля. Когда в оркестр вышел Россини, из зала посыпались издевательские реплики по поводу цвета и покроя его фрака, «историческая фраза», которой он отреагировал на этот шквал, звучала примерно так: «Если они так расправляются с портным, то что же они сделают с композитором?» Что сделают с композитором, выяснилось быстро, с самого начала вопли, крики, свист заглушали музыку, и так оно пошло, то шум, то гробовое молчание вместо аплодисментов. Словом, опера провалилась, и поклонники Паизиелло разошлись по домам довольные.
Однако на следующий день враги молодого композитора не обеспокоились тем, чтобы повторить вчерашнее, дело, как они полагали, было сделано, с «Альмавивой» покончено раз и навсегда, так что не удостоили спектакль своим посещением, и зал на сей раз был полон нормальной публики. Уже с первого номера стало понятно, что на смену провалу идет триумф, публика была в полном восторге, без конца требовала бисировать, а после первого акта стали вызывать композитора, и тут выяснилось, что Россини в театре нет, сказавшись больным, он остался дома. Тогда целая толпа зрителей отправилась за ним, удивленного композитора, подняли, одели и потащили в театр, дабы вывести после спектакля на сцену и наградить заслуженными овациями.
Успех «Альмавивы» или, как теперь его называют, «Севильского цирюльника», уже со следующего года выплеснулся за пределы Италии и не иссякает по сей день. Это одна из самых репертуарных опер, ежегодно ее ставят десятки театров.
Либретто довольно точно следует комедии Бомарше, конечно, есть и некоторые отклонения, обусловленные спецификой жанра, ведь опера, а отличие от драмы, не может обходиться без хоров и ансамблей, но в целом комедия воспроизводится близко к тексту, несколько сглажена острота и меньше злободневности, что тоже понятно.
Выглядит все вот таким образом.
Акт 1
Ночь. Площадь в Севилье, на которой находится дом доктора Бартоло. У дома собираются музыканты под руководством Фиорелло, слуги графа Альмавива. Через пару минут появляется и сам граф, он намерен спеть серенаду предполагаемой дочери, в действительности воспитаннице доктора, Розине, что и делает в сопровождении импровизированного оркестра. Однако никакой реакции на серенаду нет, разочарованный вздыхатель расплачивается с музыкантами, отсылает слугу и остается караулить под балконом.
Рассветает. Город просыпается. Слышится голос Фигаро, цирюльник выходит на площадь, они с Альмавивой узнают друг друга, оказывается, эти ребята — старые знакомые. Завязывается беседа, выясняется, что Фигаро вхож в дом доктора, он там и брадобрей, и ветеринар, и многое другое, граф просит его о помощи, которую обещает щедро оплатить, не без этого. Тем временем на балконе появляется Розина, высматривающая настойчивого молодого человека, который ей спел далеко не одну серенаду. Бартоло, который не только опекун девушки (растративший, между прочим, ее состояние), но и поклонник, намеревающийся на ней жениться, тоже тут как тут, он интересуется запиской в руке Розины, та сообщает ему, что это рондо из оперы «Тщетная предосторожность», и изящно роняет бумагу, указывая графу, что ему следует ее подобрать, Бартоло же просит сходить и принести оброненное рондо. Разумеется, пока доктор спускается, записка уже в руках Альмавивы. Рассерженный доктор догадывается, что ему дурят голову, и приказывает девице немедленно покинуть балкон. А затем уходит из дому. Граф с Фигаро читают записку, в которой Розина просит поклонника поведать ей о себе: имя, положение, намерения. Граф поет канцону, в которой сообщает личные данные, далекие от истины, поскольку он желает, чтобы любили не его титул и состояние, а его самого, он выдает себя за бедняка по имени Линдоро. Что дальше? Как проникнуть в дом и познакомиться с девушкой поближе? Сумеет ли Фигаро что-нибудь придумать? Ради бога! Цирюльник немедленно выдает первую идею: Альмавиве надо переодеться солдатом и получить у командира расквартированного в городе полка, между прочим, приятеля графа, ордер на постой в доме Бартоло, что откроет ему доступ в дом. Сразу следует и вторая идея: надо прикинуться пьяным, чтобы не вызвать подозрений у чрезмерно зоркого опекуна. Идет! Сказано – сделано.
Дом доктора Бартоло. Розина одна. Она пишет своему поклоннику очередную записку, сообщая при этом нам с вами, что Линдоро будет принадлежать ей, она этого добьется правдами и неправдами. Так, записка готова и припрятана, осталось придумать, как ее передать. Возможно, Фигаро?.. Имя произнесено, и цирюльник тут как тут, словно слышал зов. Правда, поговорить сразу не удается, возвращается доктор вместе с доном Базилио, и Фигаро прячется, почему бы не подслушать беседу и не узнать, что замышляет опекун. А опекун советуется с Базилио, тот сообщает ему, что в городе видели графа Альмавиву, Бартоло уже знает, что граф интересуется Розиной, и весьма раздосадован. Базилио предлагает ему пустить слушки, которые дискредитируют графа, иными словами, мы слышим знаменитую арию о клевете, но доктор считает, что это дело долгое, лучше он немедленно женится на Розине, разумнее поговорить о брачном контракте. Собеседники удаляются, появляется Розина, Фигаро сообщает ей о намерениях опекуна, но девушка отмахивается, никто не может жениться на ней без ее согласия, лучше пусть Фигаро расскажет ей о том молодом человеке, с которым… понятно. Цирюльник рассказывает о влюбленном в нее несчастном Линдоро, якобы своем кузене, обещает, что скоро тот придет ее повидать, и просит написать пару строк в качестве мандата, дающего влюбленному право явиться пред ее очи. Получив записку, Фигаро уходит. Его сменяет Бартоло. Доктор отнюдь не глуп и весьма наблюдателен, он сразу обнаруживает отсутствие листа бумаги, потом чернильное пятно на пальце воспитанницы, потом, что пером писали… Розина выдумывает одно объяснение за другим, но доктора ей не обмануть, тот отсылает ее, угрожая запереть.
Стук в дверь. Вваливается «пьяный солдат». Доктор пытается избавиться от него, доказывая, что он освобожден от постоя, но ничего не добивается, напротив, пока он роется в своих бумагах, граф успевает шепнуть пару слов Розине. Практически на глазах Бартоло он передает девушке записку, потом затевает ссору, предлагает доктору сразиться, словом, устраивает настоящий бедлам, явившийся в нужный момент Фигаро разнимает или делает вид, что разнимает, драчунов, и тут в дверь стучат, шум привлек стражников. Доктор требует, чтобы дебошира арестовали, офицер уже готов это сделать, но Альмавива дает ему понять, кто он есть, и тот почтительно склоняется перед графом. Никто, кроме Фигаро, конечно, ничего не понимает, и первый акт кончается большим ансамблем озадаченных персонажей.
Акт 2
Дом Бартоло. Утомленный недавней катавасией доктор размышляет над тем, кем мог быть пьяный солдат, он выяснял, в полку такого не оказалось. Наверно, его подослал Альмавива?.. И снова стук в дверь. Доктор велит открыть, входит некий непонятный господин, мы его сразу узнаем, это переодетый граф, но Бартоло узнать не может, хотя лицо господина кажется ему знакомым. Альмавива сообщает, что дон Базилио приболел, что он учитель музыки и ученик Базилио, чтобы одурачить недоверчивого доктора, он рассказывает ему, что живет в одной гостинице с графом и ему удалось завладеть запиской Розины, которую он в качестве доказательства демонстрирует. И предлагает услужить Бартоло, для чего наплести Розине то и се… Ага, — прерывает его доктор, — клевета!.. теперь я верю, что вы ученик дона Базилио. Словом, «дону Алонсо», как именует себя «учитель музыки», удается обмануть Бартоло (правда, записка остается у доктора) и получить возможность переговорить с Розиной.
Начать новоявленные сообщники решают с урока музыки, доктор зовет девушку и представляет ей педагога, которого та сразу узнает и чуть не выдает себя и его. «Алонсо» садится за клавесин, урок вокала. Воспользовавшись тем, что доктор под звуки арии задремал, граф и Розина обмениваются несколькими репликами. Дальше в игру вступает Фигаро, который пришел побрить доктора, с помощью хитрости он добывает ключ от балконной двери, потом всячески отвлекает внимание Бартоло, давая влюбленным возможность окончательно обо всем договориться. Идиллию нарушает появление дона Базилио, но всей компании, включая и одураченного доктора, удается от него избавиться: мнимый дон Алонсо убеждает Бартоло, что Базилио не в курсе дела и может ненароком все испортить, одновременно он ухитряется тайком сунуть Базилио кошелек, после чего тот соглашается, что болен, и удаляется. После его ухода остальные возвращаются к своим занятиям: Фигаро бреет доктора, а парочка шепчется в уголке, но подозрительный Бартоло все-таки ускользает от цирюльника и подкрадывается к влюбленным, ему удается подслушать реплику графа насчет переодевания, и он накидывается на всю троицу. Молодые люди разбегаются в разные стороны.
Доктор приказывает Амброджио доставить к нему дона Базилио. В промежутке звучит ария Берты. Пришедший дон Базилио высказывает предположение, что под маской дона Алонсо скрывался сам граф, и соглашается помочь доктору в немедленной организации его брака с Розиной, Бартоло отправляет его за нотариусом, а сам зовет Розину, показывает ей ее собственную записку и объявляет, что ее возлюбленный всего лишь орудие графа Альмавивы, которому намеревается ее передать. Возмущенная Розина соглашается выйти за доктора замуж, а заодно выдает план графа с Фигаро, они, мол, собираются ее выкрасть. Доктор решает призвать на помощь городскую стражу и уходит, Розина остается одна.
Разражается буря. Под ее прикрытием Фигаро и граф проникают в дом, забравшись по лестнице на балкон и воспользовавшись украденным Фигаро ключом. Однако Розина встречает графа градом упреков: он – предатель, агент Альмавивы. Граф не смущается, он сбрасывает плащ, демонстрируя возлюбленной отнюдь не бедняцкий наряд, и сообщает, что Альмавива он и есть. Следует дуэт, а вернее, терцет, ибо и Фигаро не молчит, пока влюбленные изливают свои восторги, он напоминает им и раз, и два, и три, что надо спешить. В конце концов к дверям подходят какие-то люди, троица торопится на балкон, чтобы удрать, и тут выясняется, что лестница исчезла, они в ловушке. Впрочем, все не так страшно, в дом входят Базилио и нотариус, с которым Фигаро уже условился насчет брачного контракта своей якобы племянницы. Остается только уговорить Базилио, что несложно, граф предлагает ему на выбор драгоценное кольцо или пулю, что выбирает далеко не неподкупный учитель музыки, понятно. Он подмахивает контракт в качестве свидетеля как раз перед тем, как является Бартоло со стражниками и требует арестовать «воров». Поздно! Брак заключен, а тронуть богатого аристократа никто разумеется и не пытается.
В музыке «Севильского цирюльника» трудно выделить какие-то фрагменты, она вся блистательна, все эти каватины, канцоны, дуэты, ансамбли, даже человек, никогда не слышавший оперу целиком, может узнать некоторые вокальные эпизоды, настолько часто они исполняются в концертах, как, например, каватины Фигаро Largoalfactotumи Розины Una voce poco fa , либо ария Базилио Lacalunnia è unventicello.
Как уже говорилось выше, «Севильский цирюльник ставится часто, чаще, чем любая другая комическая опера, так что есть много ее записей.
Следует отметить, что у Россини есть такая особенность, его комические оперы веселые, озорные, но никогда его музыка не бывает груба или вульгарна — качества, к сожалению, более чем присущие большинству современных режиссеров, а когда Россини превращают в откровенный фарс, его оперы немало от этого теряют. Больше всего испытаний выпадает на долю «Цирюльника», во-первых, потому, что его много ставят, и, во-вторых, надо же как-то отличиться от других. Певцы эту оперу обожают, что нам известно из первых рук, отец Гоар пел Бартоло всю свою творческую жизнь, из года в год, обожают и играют свои роли с вдохновением (иногда получается и некий перебор), так что на «Цирюльнике» никогда не бывает скучно.
Говоря о записях, начнем с постановки Ла Скалы 1972 года, по нашему мнению, классической. Дирижер — Клаудио Аббадо, никто лучше него не чувствует Россини; центр спектакля – несомненно, блистательная Тереза Берганца в роли Розины; у нее отличные партнеры, с прекрасными голосами и виртуозной техникой: Луиджи Альва — Альмавива, Герман Прей – Фигаро, Энцо Дара – доктор Бартоло, Паоло Монтарсоло — Базилио. Особенно поразительно исполнение дуэтов, терцетов и прочих ансамблей, но, разумеется, это отнюдь не снижает уровня сольных номеров.
Есть еще одна аббадовская запись, сделанная в Токио в 1981 году, в той же постановке поют уже другие певцы (кроме Энцо Дара), но тоже высокого класса: Лючия Валентини-Террани (Розина), Франсиско Арайза (Альмавива), Феруччо Фурланетто (Базилио); в партии Фигаро Лео Нуччи. Эту запись найти сложно, но вы можете послушать Нуччи в другой, недавно вышел диск со спектаклем пармского тетра Реджио, дирижер — Маурицио Барбачини, Розину поет Анна Бонитатибус, Альмавиву – известный аргентинский тенор Рауль Хименес, Фигаро – Лео Нуччи а Бартоло – опять-таки Альфонсо Антониоцци.
Следующая запись – тоже спектакль Ла Скалы, это уже 1999 год и новая постановка. К сожалению, спектакль трудно смотреть, режиссер нагромоздил кучу ненужных мизансцен, на сцене все время мельтешат какие-то посторонние, но погубить прекрасное исполнение певцов ему все-таки не удалось. Дирижер – один из лучших итальянских маэстро Рикардо Шайи, Розину поет замечательная певица Соня Ганасси, Альмавиву – ставший за последние годы чрезвычайно популярным Хуан Диего Флорес, Фигаро – блестящий баритон Роберто Фронтали, скорее вердиевский, нежели россиниевский (как, впрочем, и Лео Нуччи, что не мешает им обоим блистать в этой партии, собственно, Фигаро среди россиниевских героев стоит в музыкальном смысле как бы особняком), Бартоло – уже упоминавшийся Альфонсо Антониоцци, Базилио — Джордио Сурьян.
Недавно появилась запись спектакля мадридского театра Реал; дирижер — Джанлуиджи Джельмети, Розину поет испанская певица Мария Байо, Альмавиву – тот же Флорес, Фигаро – один из лучших на сегодняшний день исполнителей этой партии Пьетро Спаньоли, Бартоло – еще один отличный россиниевский бас Бруно Пратико, Базилио – Руджеро Раймонди. У этой записи есть одна особенность, в спектакле исполнялись две арии, которые обычно опускаются, ария Альмавивы и ария Розины, первую из них Россини переделал позднее в финальную арию Золушки, возможно, потому ее и заодно как бы параллельную арию Розины не поют, а может, дело в том, что финал оперы чересчур растягивается, тем более, что интрига к этому моменту уже исчерпана (обе арии идут друг за другом в самом конце). В любом случае, послушать интересно.
Назовем еще старую 1988 года запись со Швецингентского фестиваля с весьма популярной ныне, а тогда еще совсем молодой Чечилией Бартоли, с которой поют Давид Кеблер, Джино Килико, Роберт Ллойд.
Упомянуть все варианты невозможно, их слишком много, стоит, наверно, сказать еще об одном. Существует фильм-опера 1947 года, в котором поют двое из крупнейших певцов прошлого века, Феруччо Тальявини (Альмавива) и Тито Гобби (Фигаро). К сожалению, фильм сделан не то что с купюрами, опера буквально ополовинена, и когда слушаешь, все время замечаешь пропажу музыкальных номеров, что портит удовольствие. К тому же партию Розины поет легкое сопрано, какое в СССР называли колоратурным. Вообще-то такая традиция возникла давно, еще в девятнадцатом веке находились сопрано, певшие Розину, например, Аделина Патти, на советской сцене опера только так и исполнялась, но Россини написал партию Розины для контральто, и после того, как услышишь ее в том виде, в каком она должна исполняться, иного уже не хочется. Тем не менее, если вам вдруг попадется эта старая запись, послушать ее стоит.
Кстати, о Патти. Говорят, что однажды, когда Патти пела в Итальянском театре Розину, после каватины, которую та разукрасила множеством трелей и фиоритур, Россини сказал певице: « Вы – чудо. Но только хотелось бы знать, кто сочинил эту арию?» Напомним, что начиная с «Елизаветы», маэстро сам писал все украшения и запрещал певцам добавлять их от себя. Но удержаться, видимо, трудно, вот и в наше время иные исполнительницы от души занимаются самодеятельностью, нам как-то попалась запись «Цирюльника», где весьма именитая певица безудержно несла отсебятину не только в ариях, но и ансамблях, щегольнув своими способностями, но полностью разрушив спектакль.
Чтобы завершить разговор о «Цирюльнике» на должном уровне, приведем несколько цитат.
«Сочиняйте побольше «Цирюльников». Это превосходная опера-буффа, она будет ставится до тех пор, пока существует итальянская опера» (из воспоминаний Россини о встрече с Бетховеном, которому и принадлежат эти слова).
«Вчера у Итальянцев давали «Севильского цирюльника» Россини. Я никогда прежде не слышал такой сладостной музыки» (Бальзак устами Эжена Растиньяка).
«Слушал во второй раз «Цирюльника» Россини! Должен сказать, что мой вкус, вероятно, очень испорчен, так как я нахожу этого Фигаро куда более привлекательным, чем Фигаро из моцартовской «Свадьбы» (Гегель. Мы с ним одинакового мнения).
«Я пел в «Цирюльнике» раз четыреста и не припоминаю спектакля, когда бы все исполнители не были охвачены чувством восторженной сопричастности лучшему счастливому миру, где тонут наши мирские заботы» (Тито Гобби).