Русь — ИмперияПетербургский период
IЦарствование Петра Великого, или Эпоха государственных реформ1682–1689–1700–1703–1709–1711–1721-1725
СТРЕЛЕЦКИЙ БУНТ
После смерти бездетного Феодора Алексеевича ближайшее право на престол имел следующий за ним брат Иоанн, но он был известен своею слабостью «телесною и душевною», поэтому патриарх Иоаким и бояре помимо старшего брата провозгласили царем десятилетнего Петра. Тогда главное значение при дворе получила мать Петра, Наталья Кирилловна, и воспитатель ее, боярин Матвеев, был немедленно возвращен из ссылки. Против царицы Натальи и ее родственников Нарышкиных вооружилась партия Милославских; душой этой партии сделалась умная честолюбивая Софья, одна из дочерей Алексея Михайловича от первого брака. Так как при дворе ее отца под влиянием западных обычаев царевны не строго соблюдали древние правила затворничества, то Софья чтением и беседою с людьми образованными успела развить свой ум и познакомиться с делами государственными. В царствование брата Феодора она уже принимала некоторое участие в политике, а после провозглашения царем Петра решилась оспаривать власть у своей мачехи. Для исполнения своих замыслов Софья и ее родственники обратились к стрелецкому войску. Между московскими стрельцами около того времени обнаружилось волнение по следующему поводу: войско жаловалось правительству на притеснения своих полковников, а правительство ограничилось несколькими нерешительными мерами; тогда стрельцы начали собираться в круги по казацкому обычаю и самовольно расправляться со своими начальниками. Софья воспользовалась этим волнением; посредством преданных ей людей она склонила стрельцов на свою сторону, внушила им, что царевич Иоанн незаконно отстранен от престола, и возбудила, наконец, открытый кровавый бунт против Нарышкиных.
Утром 15 мая 1682 года сообщники царевны прискакали в Стрелецкую слободу с известием, что Нарышкины задушили царевича Иоанна. При звуках набатных колоколов собрались стрелецкие полки числом около 15000 человек и немедленно бросились в Кремль. Подступив к дворцу, они громко требовали выдачи Нарышкиных, погубивших царевича. Наталья Кирилловна вывела на Красное крыльцо обоих братьев, Иоанна и Петра. Стрельцы, видя, что их обманули, остановились и начали слушать увещания боярина Матвеева, некогда своего любимого начальника. Мятеж уже готов был утихнуть, но приверженцы Софьи употребили все усилия воспламенить его снова. Им помог своею неосторожностью начальник Стрелецкого приказа князь Михаил Долгорукий, который после кроткой речи Матвеева вдруг закричал на стрельцов и с угрозами велел им разойтись. Мятежники рассвирепели, взбежали на крыльцо и, схватив Долгорукого, бросили его вниз на копья своих товарищей; той же участи подвергся и несчастный Матвеев. Одни из стрельцов ворвались в самый дворец и убили несколько вельмож, имена которых находились в списке, составленном Милославскими; другие толпы бунтовщиков рассеялись по Москве, отыскивая повсюду людей, обреченных на смерть. Убийства возобновились на другой и на третий день. В числе многих знатных людей в это время погибли Языков, бывший любимец царя Феодора, и два родных брата царицы, Иван и Афанасий Нарышкины.
Прекратив наконец свои убийства, стрельцы по внушению Софьи объявили государями обоих царевичей вместе; дума Боярская и выборные от разных сословий согласились на это двоевластие. Вслед за тем стрельцы настояли, чтобы правление за молодостью братьев было вручено царевне Софье.
ПРАВЛЕНИЕ ЦАРЕВНЫ СОФЬИ
Первым делом правительницы была борьба с раскольничьим движением. Число раскольников быстро умножилось, несмотря на преследования, которым подвергались приверженцы «старой веры» в царствование Алексея и Феодора (главные представители раскола — Аввакум, Лазарь и дьякон Феодор — были сожжены в Пустозерске в 1681 году). Учители раскола и основатели разных сектитолков укрывались по отдаленным областям государства и там собирали вокруг себя последователей; особенно много раскольничьих скитов появилось в глухих лесах пустынного Архангельского края. В самой столице раскольники были довольно многочисленны; к ним тайно принадлежала часть стрельцов.
После майского переворота стрелецкое войско стало смотреть на себя как на главную опору правительства: раскольники ободрились и начали действовать тем смелее, что новый начальник стрельцов князь Хованский был последователь их учения. Более других отличался своим фанатизмом расстриженный священник Никита, прозванный Пустосвятом. Однажды он с большою толпою явился в Кремль и вызывал патриарха на Лобное место для торжественного прения о вере. Патриарх принял вызов, но прение по желанию Софьи произошло не на площади, а во дворце, в Грановитой палате, где присутствовали правительница, оба царя, вельможи и выборные московские люди (в июле 1682 года). Прение было шумное и продолжалось до вечера; выходя из палаты, раскольники провозгласили победу. Когда, таким образом, соблазн в народе достиг опасных размеров, правительница решилась «прибегнуть к строгости»: спустя несколько дней после прения предводители раскольников были схвачены; Никите отрубили голову, а других заточили. Ученики их рассеялись в разные стороны, но ревностно продолжали дело своих учителей.
Между тем стрелецкое войско не переставало волноваться, а Хованский, потворствуя своеволию подчиненных, сделался их любимцем и начал питать честолюбивые замыслы. Пребывание в столице и ее окрестностях становилось небезопасно для правительницы; она вместе с двором удалилась в крепкий Троицкий монастырь, куда стала созывать служилых людей для защиты царского семейства. Хованский, отправившись по приглашению ее к Троице, был схвачен на дороге и без суда казнен вместе с сыном. Стрельцы сначала подняли бунт, но, устрашенные войском, собранным около Троицкого монастыря, они скоро смирились и упросили патриарха ходатайствовать за них пред царевною. Она потребовала, чтобы выборные от стрельцов принесли ей повинную; рассказывают, будто около 3000 человек отправились в монастырь с петлями на шее, неся в руках плахи и топоры. Им объявлено было прощение, а Стрелецкий приказ Софья поручила думному дьяку Шакловитому, вполне ей преданному.
В это время любимцем царевны и первым ее советником является князь Василий Голицын, вельможа умный, получивший отчасти европейское образование. Из внешних дел Софьи и Голицына самым важным был союз против Турции, предложенный польским королем Яном Собеским. Царевна приняла предложение короля только под условием вечного мира с Польшею, который должен был подтвердить статьи Андрусовского договора и упрочил за Москвою Киев. Поляки согласились на это тяжкое для них условие, и в Москве был заключен вечный мир (1686). Вслед за тем Россия в союзе с Польшею, Австрией и Венециею открыла войну против Турции. По условию русские должны были напасть на крымского хана, чтобы отвлечь его от соединения с турками. 100000 московского войска под начальством Голицына и 50 000 малороссийских казаков с гетманом Самойловичем выступили против крымцев (1687). Но поход по открытым степям был чрезвычайно труден для большого войска; татары зажгли степи, и лошади начали падать от бескормицы, люди терпели от дыма и зноя; оказался недостаток в съестных припасах. Голицын без битвы воротился назад. Первым следствием неудачи было свержение Самойловича; казацкие старшины не любили гетмана за гордость и корыстолюбие, обвинили его в измене и потребовали, чтобы он был сменен. Софья исполнила их требование: Самойловича сослали в Сибирь, а на его место был избран Иван Мазепа[111]. Весною 1689 года Голицын с Мазепою предприняли второй поход на Крым; на этот раз русские дошли до Перекопа, но опять воротились назад без успеха. Правительница, однако, щедро наградила своего любимца и других воевод, принимавших участие в крымских походах. В том же году русский уполномоченный Головкин заключил с Китаем Нерчинский договор; по этому договору плодоносные берега Амура, завоеванные горстью казацких удальцов, снова отошли к китайцам, и крепость Албазин, которую казаки прославили своею геройскою защитою, была разорена.
ВОСПИТАНИЕ ПЕТРА И ПАДЕНИЕ СОФЬИ
Младший сын Алексея Михайловича рос под надзором своей матери и получил воспитание, совершенно не похожее на то, которое прежде давалось московским царевичам. (Вполне подчиненные строгим правилам церемониала, господствующего при московском дворе, они до известных лет отрочества почти не покидали внутренних покоев дворца и оставались недоступными для глаз города; учителями их были преимущественно лица духовные.) Рано лишившись отца, Петр в царствование брата и правление сестры находился в некотором удалении от придворной жизни и пользовался гораздо большею свободою, нежели его предшественники. С детства он обнаружил необыкновенно деятельную, пылкую натуру, гениальные способности и чрезвычайную любознательность. Дьяк Зотов, приставленный к Петру для обучения грамоте, будучи недалек по уму и познаниям, не мог удовлетворить любознательности своего ученика. Царевич сам нашел себе учителей между обитателями Немецкой слободы, т. е. между иностранцами, состоявшими в русской службе. Из этих иностранцев наиболее известны голландец Тиммерман, учивший Петра арифметике, геометрии и артиллерии, и генерал Гордон, родом шотландец, главный наставник Петра в военном деле. Несколько позднее самым близким человеком и другом молодого царя сделался ловкий, веселый Франц Лефорт, родом женевец, который в конце царствования Алексея Михайловича приехал в Россию, чтобы искать счастия в царской службе. Рассказы иностранцев, знакомившие Петра с подробностями европейской образованности, еще сильнее возбуждали в нем жажду знания и деятельности.
Детские забавы Петра отличались военным характером; он окружил себя сверстниками из детей придворных служителей и, проводя большую часть времени в царских подмосковных селах, играл с ними в солдаты. С помощью иностранных офицеров он образовал из товарищей своих игр потешные роты, сформированные по образцу регулярного солдатского войска; число охотников, поступавших в эти роты, постоянно увеличивалось, и из них составились потом два первых гвардейских полка, Преображенский и Семеновский (названные так по двум подмосковным селам). Иностранные корабельные мастера помогли царевичу завести также потешный флот из судов, построенных по европейским образцам.
Сам Петр таким образом рассказывает (в предисловии к Морскому регламенту) о начале потешного флота.
Однажды в 1688 году ему вместе с Тиммерманом случилось быть в подмосковном селе Измайлове. Осматривая амбары, в которых лежали старые вещи покойного Никиты Ивановича Романова, царевич увидал незнакомое для него иностранное судно и обратился с расспросами к Тиммерману. Последний объяснил, что это английский бот, который может ходить на парусах не только по ветру, но и против ветра.
Удивленный Петр спросил, нет ли человека, который мог бы починить бот и показал бы его ход на воде. Тиммерман указал на голландского мастера Бранта, который при Алексее Михайловиче участвовал в постройке судов для Каспийского моря. Брант удовлетворил желание юноши, спустил бот на Яузу и научил Петра лавировать. Петр скоро так пристрастился к новой забаве, что не удовлетворился одним ботом, а в следующем году при помощи того же Бранта выстроил уже целую флотилию судов на Переяславском озере.
Софья мало заботилась о военных потехах и разгульном образе жизни своего брата. Но по мере того как молодой царь приходил в возраст, борьба между ним и властолюбивою правительницею становилась неизбежною. Руководимая советами Шакловитого и ученого игумена Заиконоспасского монастыря Сильвестра Медведева, Софья хотела снова поднять на свою защиту стрелецкое войско, но стрельцы на этот раз не показали охоты поддерживать правительницу, и большинство их явно склонялось на сторону царя. Тогда Шакловитый решился посягнуть на самую жизнь Петра и его матери. Два стрельца ночью явились в Преображенское к царю и известили его об опасности. Внезапно разбуженный, Петр тотчас сел на коня и ускакал в Троицкую лавру, под защиту ее укреплений; за ним последовали царица Наталья, ее родственники и приверженцы. По призыву царя сюда скоро начали стекаться и военные люди; из Москвы пришел стрелецкий Сухарев полк и увлек за собою других стрельцов; явились и служилые иноземцы. Почти всеми оставленная, правительница тщетно прибегала к посредничеству патриарха и других близких особ. Шакловитый и Сильвестр Медведев были казнены, князь Голицын с сыном отправлены в ссылку, а Софья заключена в Новодевичий монастырь (1689). Семнадцатилетний Петр сделался теперь единодержавным государем. Брат его Иван продолжал именоваться царем на всех грамотах и при торжественных случаях являлся народу в царском облачении, но не принимал действительного участия в управлении. (Он умер в 1696 году.)
АЗОВСКИЕ ПОХОДЫ И ПУТЕШЕСТВИЕ ЗА ГРАНИЦУ
Первое время своего правления Петр преимущественно занимался устройством регулярного войска. Он давал примерные сражения солдатских полков со стрельцами (причем первые обыкновенно оставались победителями)[112], продолжал строить суда на Переяславском озере и два раза ездил в Архангельск, чтобы познакомиться с морем. От своих трудов царь нередко отдыхал за веселыми пирами и попойками в обществе приближенных лиц, преимущественно иностранных офицеров; на эту дружбу с иностранцами неодобрительно смотрели духовенство и старые московские бояре.
Скоро внимание государя обратилось на юг, к морям Азовскому и Черному, где война с турками, начатая при Софье, еще не была окончена. Главным пунктом для своего нападения царь избрал Азовскую крепость, которая служила ключом к соседнему морю. Петр задумал утвердиться на Азовском море, чтобы завести там флот и морскую торговлю с Южной Европой. Посадив войско на суда, он переправил его Окою, Волгою и Доном к Азову; в то же время другая армия, под начальством Шереметева, вместе с малороссийскими казаками направилась к низовьям Днепра. Осада Азова, в которой участвовал сам Петр, на первый раз была неудачна (1695), отчасти по неимению искусных инженеров, отчасти потому, что азовский гарнизон свободно получал подкрепления с моря. Царь отступил, но в ту же зиму построил до 30 военных судов на реке Воронеже. На следующую весну он снова выступил в поход, назначив адмиралом флота любимца своего Лефорта, а главным начальником сухопутного войска — боярина Шеина. На этот раз крепость, окруженная с сухого пути и с моря, сдалась после двухмесячной осады. Победителям был устроен триумфальный вход в столицу, причем царь шел впереди морского отряда в мундире простого капитана. Чтобы утвердиться на берегах Азовского моря, Петр немедленно приступил к сооружению большого флота на счет духовных и светских землевладельцев своего государства. Землевладельцы для этого соединялись в определенные товарищества, или «кумпанства». Постройка судов производилась на воронежской верфи, окрестности которой изобиловали в те времена густыми первобытными лесами.
Для обучения морскому делу царь отправил до 50 молодых людей из своих стольников и спальников в Венецию, Англию и Голландию. Вслед за тем он сам решил ехать за границу, чтобы видеть европейскую гражданственность и научиться искусству строить корабли. С этою целью снаряжено было торжественное посольство, во главе которого поставлены генералы Лефорт и Головин, а в числе дворян, составлявших посольскую свиту, отправился сам царь под именем дворянина Петра Михайловича. Управление государством во время своего отсутствия он поручал трем вельможам: своему дяде Льву Кирилловичу Нарышкину, князю Борису Голицыну и князю Прозоровскому (1697). В Риге шведский комендант недружелюбно принял послов и не позволил Петру осмотреть городские укрепления; зато в Северной Германии посольство повсюду встречало ласковый прием[113]. В Голландии Петр остановился, и несколько мебяцев с топором в руке работал на корабельных верфях сначала в городке Саардаме, потом в Амстердаме. Отсюда он переехал в Англию, чтобы усовершенствовать себя в искусстве мореплавания. Из Англии Петр отправился в Вену, ко двору императора Леопольда, откуда уже хотел ехать в Венецию, когда пришла весть о новом стрелецком бунте, и царь поспешил в Москву.
Еще до отъезда Петра за границу был открыт заговор на его жизнь, составленный стрелецким полковником Циклером, окольничим Соковниным и другими приверженцами старины; заговорщики подверглись казни. Во время же отсутствия Петра четыре стрелецкие полка, стоявшие на литовской границе, будучи недовольны разлукою со своими семьями и тяжелою службою, возмутились и пошли к столице, изъявляя намерение перебить бояр и немцев. Говорят, царевна Софья из своего монастырского уединения звала стрельцов в Москву, распуская слух, будто бы Петр умер за границею. Боярин Шеин и генерал Гордон с регулярными полками встретили мятежников около Воскресенского монастыря и рассеяли их несколькими пушечными выстрелами. После обычного розыска (пыток) главные зачинщики были повешены, а остальные мятежники рассажены по тюрьмам. Таким образом, прежде нежели царь успел приехать в Москву, мятеж был усмирен.
Первым делом Петра по возвращении из путешествия (в августе 1698 года) было запрещение носить бороду, служившую наружным отличием русских от западных европейцев. Бояре и вообще придворные лица прежде всех должны были пожертвовать этим почетным украшением; оно оставлено только духовенству и крестьянам, а люди других сословий за право носить бороду должны были платить пошлину. В то же время служилым людям и горожанам приказано переменить свою старинную долгополую одежду на короткое европейское платье. С началом XVIII столетия царь велел праздновать начало нового года не 1 сентября, как прежде, а 1 января, как у других европейцев. Эти быстрые перемены не обошлись без сильного ропота со стороны народа. Между тем недовольный розыском Шеина Петр приказал снова допрашивать стрельцов под страшными пытками. Убедившись в участии Софьи, он наконец прекратил розыск. Последовали многочисленные казни; все стрельцы, замешанные в бунте, казнены, за исключением несовершеннолетних[114]. Стрелецкое войско потом мало-помалу было уничтожено.)
ВЕЛИКАЯ СЕВЕРНАЯ ВОЙНА И НАЧАЛО ПЕТЕРБУРГА
Весною 1699 года Петр со своим воронежским флотом ходил в Азовское море; но в следующем году он заключил мир с турками и отложил дальнейшие предприятия на юг. В то время главное его внимание и энергия устремились на борьбу со шведами: он задумал воротить принадлежавшие некогда России берега Балтийского моря, от которого она была отрезана Столбовским договором. Берега эти были теперь необходимы для России, чтобы морем вступить в непосредственные сношения с Западной Европой: Балтийское море представляло к тому гораздо более удобств, чем Азовское, отделенное от образованных стран владениями невежественных турок. Обстоятельства благоприятствовали стремлению Петра: короли датский и польский заключили с ними наступательный союз против Швеции. О заключении союза преимущественно хлопотал ливонец Паткуль, который принадлежал к партии дворян, недовольных шведским правительством за отобрание у них в казну многих земель (за «редукцию»). По его плану польский король Август решился отнять у шведов Ливонию; между тем как русские должны были захватить Ингрию и Карелию, а датчане — герцогство Голштинское.
Начало войны, открывшейся весною 1700 года, было несчастливо для союзников. Молодой шведский король Карл XII, победив датчан и принудив их к миру, поспешил в Лифляндию, а оттуда пошел против русских, которые осаждали Нарву. Русская армия заключала от 35 до 40000 человек, большею частию новобранцев, и состояла под начальством иностранного генерала, герцога де Кроа; Карл имел войско, вчетверо меньшее числом, но опытное и отлично устроенное. Быстрым, неожиданным нападением шведы разбили русских под Нарвою и захватили артиллерию (19 ноября). Храбрый полководец Карл, однако, не был дальновидным политиком и не воспользовался своею победою: он оставил русских в покое и несколько лет провел в Польше, увлекаясь своим торжеством над ленивым, изнеженным Августом. (Петр искусно старался задержать там Карла, помогая Августу войском и деньгами.) Этим временем русский царь воспользовался как нельзя лучше. После Нарвского поражения он принял энергичные меры: начеканил медной монеты, перелил старые церковные колокола в пушки и, устроив новую армию, предпринял завоевание соседних шведских провинций, которые защищались незначительными силами. Фельдмаршал Шереметев разбил в двух битвах шведского генерала Шлиппенбаха и занял восточную часть Лифляндии, причем русские, по старому обычаю, сильно опустошили неприятельские земли. Между тем сам царь завоевал Ингрию, взял шведские крепости на реке Неве, именно Нотебург (переименованный Петром в Шлиссельбург) и Ниеншанц, и таким образом пробился к давно желанному морскому берегу. На берегу Свири, в Лодейном поле, он устроил верфи для нового Балтийского флота, а на одном из островов в устье Невы (на Люст Эйланде) немедленно заложил город Петербург — свою будущую столицу (в мае 1703 года).
Пётр сам распоряжался работами по устройству гавани и крепостцы (Петропавловской). Он здесь жил в маленьком деревянном домике (который сохраняется теперь под каменным навесом). Первые обитатели, поселенные в новом городе, были жители разрушенной шведской крепости Ниеншанца. Из Калуги, Можайска и Вереи переселены сюда русские купцы. Уже в ноябре того же 1703 года к устью Невы прибыл первый иностранный (голландский) корабль с грузом вина и соли. Обрадованный царь выехал к нему навстречу, сам исполнял обязанности лоцмана при введении корабля в гавань, освободил груз от пошлин и щедро одарил хозяина корабля и всех матросов. С таким же радушием встретил он последующие иностранные корабли и охотно позволял угощать себя вином и кофе. Чтобы защитить с моря свой Балтийский флот и будущую столицу, Петр построил крепость Кроншлот на отмели подле острова Котлина, запирающего вход в устье Невы. На этом низменном острове и вокруг него возникли впоследствии укрепления Кронштадта. Первая морская победа Петра над шведами одержана одновременно с заложением Петербурга. Шведская эскадра, еще не знавшая о взятии крепости Ниеншанца, приблизилась к устью Невы и выслала два фрегата вперед, которые бросили якорь у самого устья. У Петра еще не было готовых кораблей на Неве; он посадил своих гвардейцев на лодки, ночью незаметно подплыл с ними к шведским кораблям, а на рассвете напал на неприятелей и после мужественной обороны взял оба фрегата. Царь был чрезвычайно доволен этим первым успехом на Балтийском море и собственноручными письмами известил о нем своих сподвижников, поздравляя их с «сею никогда бывшею викториею»[115].
Весною 1704 года Петр двинул часть русских войск в Литву на помощь своему союзнику. Но эта помощь не спасла польского короля: преследуемый Карлом в самой Саксонии, своем наследственном курфюршестве, Август отказался наконец от польской короны в пользу познанского воеводы Станислава Лещинского и выдал шведам несчастного Паткуля, который был ими колесован как изменник (1705). Теперь у Карла оставался только один неприятель — московский царь. Петр тщетно предлагал мир, требуя хотя одной гавани на Балтийском море: шведский король не соглашался ни на какие уступки и хотел в Москве предписать мир своему противнику.
АСТРАХАНЬ И ДОН
Одновременно с этой трудной шведской войной царь за свои нововведения и крутые меры должен был выдерживать почти постоянную борьбу с народным неудовольствием, а в отдаленных областях не раз происходило открытое возмущение. Так, в Астрахани сын одного из казненных стрельцов поднял народ слухами о намерении царя переменить веру, разделить государство и выдать всех русских девиц за немцев (для избежания такого несчастья астраханцы в один день повенчали у себя сто пар); но астраханских мятежников довольно легко усмирил фельдмаршал Шереметев (1706). Гораздо опаснее было возмущение донских казаков.
Петр отправил отряд войска, чтобы отыскивать и возвращать назад тяглых людей, которые, спасаясь от рекрутских наборов и новых налогов, в большом числе бежали на Дон. Шайка голутвенных казаков собралась под начальством одного из старшин, Булавина, и нечаянным нападением истребила русский отряд. Мятеж быстро разлился по Дону, и Булавин завладел главным городом казаков Черкасском (1708). Но подоспевшие царские войска нанесли мятежникам несколько поражений. Тогда домовитые казаки отложились от Булавина, и он в отчаянии застрелился. Начальник царских войск князь Василий Долгорукий разорил до основания непокорные станицы и перевешал множество бунтовщиков. (По рекам пущены были плоты с повешенными на них казаками, что навело большой страх на весь Дон.) Один из товарищей Булавина, Некрасов, ушел со своею шайкою на Кубань и поддался крымскому хану; потом с частью своих казаков он перешел в турецкую область Добруджу на Нижнем Дунае. (Здесь потомки этих казаков известны под именем некрасовцев.)
МАЗЕПА, ПОЛТАВА И ПРУТ
Летом 1708 года Карл с главным войском в Могилеве перешел Днепр и направился в Украину; русские затрудняли ему путь, истребляя неприятельские отряды и предавая пламени города и села, чтобы лишить шведов продовольствия. На помощь Карлу из Лифляндии спешил генерал Левенгаупт с обозом военных и съестных запасов. Петр лично напал на Левенгаупта, разбил его при деревне Лесной (близ Пропойска на Соже) и захватил в свои руки весь неприятельский обоз. Вслед за тем он получил весть об измене малороссийского гетмана. Честолюбивый старик уже давно тяготился московским подданством, но искусно скрывал свои планы и показывал себя верным слугою Петра. Опасаясь за свое гетманство и разделяя веру в непобедимость Карла XII, Мазепа уступил польским внушениям и завел переговоры с Станиславом Лещинским. Личный враг Мазепы генеральный судья Кочубей и полковник Искра донесли царю об измене гетмана, но царь был слишком уверен в его преданности, и доносчики, выданные Мазепе, подверглись казни[116]. Когда Карл вступил в Украину, гетман пристал к нему с отрядом казаков, но поднять всю Малороссию ему не удалось, и большинство войска осталось верно царю. Генерал Меншиков взял приступом и разорил гетманскую столицу Батурин, после чего в гетманы был выбран полковник Скоропадский, а Мазепа предан церковному проклятию.
Карл, обманутый надеждою на казацкую помощь, имел при себе не более 20000 человек, утомленных битвами и тяжелыми лишениями; русские же области, в которые они вступили, заранее были опустошены царскими генералами. Шведы расположились между Пселом и Ворсклою и осадили Полтаву. На помощь осажденным явился сам Петр, и здесь 27 июня 1709 года произошла знаменитая битва. Шведы были разбиты наголову.
Перед битвою царь отдал приказ к войску, где указывал на то, что пришел час решить судьбу отечества. «А о Петре, — говорилось в приказе, — ведайте, что ему жизнь не дорога, жила бы только Россия во славе и благоденствии». Сражение начали шведы. Перед рассветом они стремительно ударили на русскую конницу и заставили ее отступить, но тут несколько шведских полков были отрезаны от главного войска и разбиты. Между тем русская пехота была выведена из окопов и построилась в боевую линию. В 9 часов утра завязалось генеральное сражение. Оно длилось два часа. Петр являлся всюду, где грозила наибольшая опасность; шляпа его и седло были прострелены. Карла, тяжело раненного в ногу, возили в коляске между рядами войска; вдруг пушечное ядро ударило в коляску, и король упал на землю. Находившиеся вблизи солдаты подумали, что он убит, и пришли в замешательство. Карл велел посадить себя на скрещенные пики; но тщетно он пытался ободрить солдат. В то же время шведская пехота была сломлена и фельдмаршал Реншильд, принявший главное начальство вместо раненого короля, взят в плен. Тогда все шведское войско обратилось в бегство.
Отслужив молебен на месте битвы, царь, окруженный своими сподвижниками, сел обедать и посадил за тот же стол пленных шведских генералов. При громе пушек он провозгласил тост за здоровье учителей своих в военном искусстве. «Кто же эти учителя?» — спросил Реншильд. «Вы, господа шведы», — отвечал царь. «Хорошо же ученики отблагодарили своих учителей», — заметил фельдмаршал.
Король с Мазепою и несколькими сотнями своих солдат успел переправиться за Днепр и бежал в Турцию, а остатки шведского войска, настигнутые Меншиковым, сдались на капитуляцию. Полтавская победа имеет важное значение в истории Северной и Восточной Европы: она нанесла сильный удар могуществу Швеции и подняла Россию во мнении европейских держав. Датский король и Август (снова занявший польский престол) возобновили союз с Россией. На берегах Балтийского моря города один за другим стали переходить в руки Петра; между прочим, взяты Рига, Ревель и Выборг. Но вскоре царь опять был отвлечен на юг, потому что Карл XII и французский двор успели вооружить против него турецкого султана. Последний велел заключить в Семибашенный замок русского посланника Толстого и объявил войну России.
Получив обещание помощи от господарей Молдавии и Валахии и надеясь возбудить восстание между турецкими славянами, Петр с сорокатысячным войском неосторожно углубился в степи и перешел границу. На помощь к нему явился только один молдавский господарь Кантемир. Услыхав о приближении огромных турецких сил, царь поспешил отступить, но на берегах Прута был окружен двухсоттысячной армией великого визиря (в июле 1711 года). Тогда Петр вошел в переговоры, и сверх ожидания великий визирь охотно согласился на мир. По этому миру туркам сделаны значительные уступки, и так как им возвратили Азов, то русские снова были отрезаны от Черного моря[117].
НИШТАДТСКИЙ МИР
Между тем Северная война продолжалась непрерывно, хотя походы большими массами войск уже кончились. Союзники вытеснили шведов с южных балтийских берегов, а на море русский флот одерживал верх над шведским. (Самая значительная морская победа одержана была Петром при мысе Гангуте в 1715 году.) Но царь скоро рассорился со своими союзниками, которые началиподозревать его в намерении завладеть Мекленбургским герцогством (он выдал одну из своих племянниц за герцога мекленбургского и держал там свои войска). Тогда Карл XII завязал переговоры с царем, соглашаясь на многие уступки; уполномоченные обеих сторон съехались на Аландских островах, и главную роль при этих переговорах играл доверенный министр Карла голштинский барон Герц, который хотел помирить Петра с Карлом и с помощью русских вознаградить Швецию в других местах за потерю балтийских провинций. Но внезапная смерть короля при осаде одной норвежской крепости прекратила эти переговоры (1718). Шведская аристократия казнила ненавистного ей Герца и возобновила войну с Россией[118]. Высадки русских войск на берега Швеции под начальством адмирала Апраксина и страшные опустошения, произведенные ими, заставили наконец шведов согласиться на мир, который и был заключен в Ништадте (20 августа 1721 года). Швеция уступила России Лифляндию, Эстляндию, Ингрию, часть Карелии и часть Финляндии[119]. Россия купила дорогою ценою великие приобретения, утвержденные Ништадтским миром: частые рекрутские наборы и большие налоги сильно истощили государство; поэтому народ был чрезвычайно обрадован прекращением тяжкой войны. Петр праздновал этот мир великолепными пирами и маскарадами; во время торжества он принял новый, более громкий титул императора Всероссийского.
Петр был на пути в Выборг, когда курьер привез ему известие о заключении мира. Он тотчас поспешил назад в Петербург на небольшом судне, беспрестанно стреляя из пушек. Встреченный на берегу толпами народа, царь прежде всего зашел в Троицкий собор и велел отслужить благодарственный молебен. Между тем на соседней площади приготовили бочки с вином и пивом и устроили возвышенное место. Царь взошел на него и сказал окружающему народу: «Здравствуйте, православные, и благодарите Бога, что толикую долговременную войну, которая продолжалась 24 года, всесильный Бог прекратил и даровал нам со Швецией счастливый и вечный мир!» Он взял ковш с вином и выпил за здоровье народа, который отвечал громкими криками: «Да здравствует государь!» 22 октября в Троицком соборе после обедни был торжественно прочтен мирный договор со Швецией, и Феофан Прокопович произнес проповедь, в которой описал знаменитые дела царя. Затем к Петру подходят сенаторы, и канцлер граф Головкин от имени всех чинов государства просит принять титул «Отца отечества», «Великого» и «Всероссийского императора». Петр отвечает, «что должно всеми силами благодарить Бога, но, надеясь на мир, не ослабевать в военном деле, дабы не иметь жребия монархии греческой».
В следующем году император предпринял свой последний поход, объявив войну Персии за обиду и грабежи, причиненные в Шемахе русским купцам. Он спустился Окою и Волгою в Каспийское море, взял Тарки, Дербент и воротился, оставив там русские гарнизоны. Договором 1723 года Петр обещал шаху Тохмасу помощь против персидских мятежников, а шах уступил России несколько прикаспийских областей (Гилян, Мазандеран, Астрабат).
СОСЛОВНЫЕ И АДМИНИСТРАТИВНЫЕ РЕФОРМЫ
Между реформами Петра весьма важное место занимают меры, относившиеся к преобразованию сословий. Запрещение местничества уже довольно сильно поколебало здание московской родовой аристократии. Петр нанес последний удар боярской знати, открыв Дорогу к высшим должностям людям самого незначительного происхождения и бедным иностранным выходцам. Таким образом, служба и милость государя окончательно были поставлены выше знатного происхождения. Своею «Табелью о рангах» (1722) Петр разделил все служащее сословие по образцу немецкого на степени или «классы» числом 14; каждому классу соответствовал известный чин, военный и гражданский. В то же время с учреждением некоторых орденов (Андрея Первозванного и святой Екатерины) введены знаки отличия за усердную или продолжительную службу. Этими мерами положено было начало чиновной иерархии (бюрократии) в том чине, в каком она существует до сих пор в России. Чиновные классы наполнялись преимущественно людьми из помещичьего или прежнего служилого сословия, которое получило теперь общее название дворянства или шляхетства; человек всякого другого сословия, достигший первого офицерского чина в армии или VIII класса в гражданской службе, приобретал тем достоинство потомственного дворянина. Петр сравнял поместья с вотчинами, но зато подтвердил обязанность всех дворян служить до самой смерти; за уклонение от службы он приказал отбирать вотчины. Воевода каждой провинции должен был собирать дворянских сыновей от 10 до 13 лет и записывать их в военную службу, а неспособных к ней определять в гражданскую. Преобразуя древнюю родовую знать в чиновную, Петр в то же время попытался прекратить постоянное дробление вотчин, которое много вредило исправному выполнению государственных повинностей. Он издал указ о майорате (1714); по этому указу все недвижимое имущество должно было переходить к старшему сыну или к тому, которого изберет отец, и родовые земли не могли быть проданы в чужие руки.
Посадские люди разделены были Петром на три разряда: первые два под названием «гильдий» состояли из купцов и разных мастеров, а к третьему отнесена беднейшая часть городских жителей. В сельском населении образовались еще два особые разряда: половники, или немногие крестьяне, удержавшие право перехода и пользовавшиеся землею за известную часть жатвы, и однодворцы, или обедневшие служилые люди, которые наравне с крестьянами должны были платить поголовную подать, но сохраняли право владеть крепостными людьми.
Замена прежней поземельной подати подушным (или поголовным) окладом повела за собою первую ревизию податного сословия (1719). Всех податных насчитано около 6000000. В этой ревизии помещичьи крестьяне были смешаны с кабальными холопами; те и другие обложены одинаковыми податями и рекрутскою повинностью, за исправность которых пред правительством отвечали землевладельцы. Последняя мера окончательно закрепила крестьян за помещиками[120].
Административные меры Петра направлены были на введение более простых и однообразных форм управления. Так, вместо прежнего областного деления, сложившегося в течение нескольких веков и довольно запутанного, он разделил Россию на 12 губерний, которые в свою очередь подразделялись на провинции; во главе первых были поставлены губернаторы или генерал-губернаторы, вторые поручались воеводам. Подчиненные им местные начальники носили иностранные названия ландрихтеров, комендантов, ландратов, комиссаров и пр. Областное управление сосредоточено в губернских и воеводских канцеляриях. В 1711 году на место прежней Боярской думы учрежден был сенат как высшее в государстве место правительственное, судебное и финансовое. Сначала он был учрежден только на время частых отсутствий государя из столицы и составлен из 9 сановников, но потом (в 1718 году) сделан постоянным, и число членов его все увеличивалось. Здесь дела решались не иначе как единогласным приговором всех членов и при утверждении этого приговора генерал-прокурором сената. Далее, московские приказы Петр преобразовал в коллегии, устроенные по датским и шведским образцам и подчиненные сенату; в них дела решались членами по большинстве голосов[121].
Учреждение «надворных судов» в важнейших городах указывает на попытку отделить судебную часть от ведомства областных правителей. Точно так же Петр сделал попытку освободить торговых и промышленных людей от ведомства воевод учреждением «бурмистров», которые выбирались горожанами из своей среды, и все торговое сословие подчинено ведомству Бурмистерской палаты в Москве (1699); потом в главных городах учреждены были «магистраты» также из выборных людей. Коллегиальная система решать дела посредством большинства голосов не принесла ожидаемых результатов; президенты коллегий и других присутственных мест, пользуясь своими привилегиями и разными формальностями, обыкновенно подчиняли себе товарищей и решали дела по своему усмотрению. В судопроизводстве словесный (обвинительный) процесс заменен окончательно письменным (следственным) порядком. В городах и уездах Петр положил начало полицейскому управлению, которое должно было заботиться об общественном порядке и безопасности. Впрочем, особых полицейских учреждений пока не было основано; обязанности их возлагались на губернаторов, воевод, земских комиссаров, комендантов и др.; только для столицы учрежден генерал-полицмейстер (генерал Девьер).
ХОЗЯЙСТВО, ВОЙСКО, УЧИЛИЩА, СЕМЕЙНЫЙ БЫТ
Посреди. важных государственных забот и беспрерывных военных предприятий Петр находил время обращать внимание на мельчайшие подробности народного хозяйства. Так, он дал право повсюду искать руду и разрабатывать ее с уплатою известного процента землевладельцу; приказал снимать хлеб косами вместо серпов; посылал за границу многих русских людей учиться разным ремеслам и пр. Мануфактурная промышленность, дотоле едва существовавшая в России, была укреплена деятельностью Петра; при нем основано более 200 фабрик и заводов. Таким образом, почти все нужное для государства стало производиться в России, из русских материалов и русскими руками. Для облегчения торгового движения внутри государства он обратил внимание на пути сообщения; проведено было несколько сухопутных дорог, а устройством каналов, Ладожского и Вышневолоцкого, Петербург (с 1713 года — столица государства) соединен с Волжским водяным путем, по которому доставляли хлеб из низовых областей[122].
Главным предметом попечений для Петра служили армия и флот, на которых было основано значение государства в ряду других держав. С устройством регулярного войска введена более точная и постоянная система рекрутских наборов: все податные сословия должны были выставлять по одному рекруту с известного числа ревизских душ; только торговые люди могли откупаться деньгами от рекрутской повинности. Дворянство доставляло для армии офицеров; молодые же дворяне обыкновенно начинали свою службу рядовыми в гвардии, куда выбирались лучшие солдаты из армейских полков. Внешнее устройство сухопутного войска было основано на немецких образцах, и военные люди Одеты в немецкий мундир, а флот снаряжен преимущественно по образцу голландскому. (Он состоял из 48 линейных кораблей и 800 мелких судов.) Большая часть регулярного войска (которое простиралось до 200 000) была размещена по губерниям, в домах городских и сельских обывателей.
Заботы Петра о народном образовании направлены были на духовное и дворянское сословия. Для первого заведены были училища в каждой епархии. (В то время усилилось влияние малороссийских школ, в особенности Киевской академии, на образование русского духовенства.) Для дворян и чиновников велено открыть элементарные школы в провинциях, куда учителями посылались воспитанники московских математических школ, и дворянин не имел права жениться до тех пор, пока не выучится грамоте. Навигацкая школа, основанная в Москве на Сухаревой башне (1701) для приготовления офицеров флота, частию была переведена в Петербург (1715) под названием Морской академии. Для изучения морской службы царь отправлял многих молодых людей за границу. В то же время начались переводы учебных книг по артиллерии, фортификации, истории и др. В самой азбуке сделаны были преобразования; вместо прежних неудобных для скорописи церковнославянских букв введены сокращенные, приближающиеся к латинским. По мысли знаменитого германского ученого Лейбница государь задумал учредить Академию наук и пригласил для нее ученых немцев, с тем чтобы они приготовляли русских учителей. (Академия наук была открыта уже после Петра его преемницею.)
Петр не оставил без внимания и самый семейный быт народа. Так, он вооружился против затворничества женщин и старался о развитии общественной жизни. С этой целью в столице заведены ассамблеи, которые состояли в том, что вельможи и другие зажиточные люди должны были зимой в назначенные дни принимать у себя гостей обоего пола, званых и незваных[123]. Чтобы жених и невеста имели время познакомиться друг с другом, Петр определил между обручением и свадьбою шестинедельный срок, в продолжение которого брак мог расстроиться.
ДУХОВЕНСТВО И РАСКОЛ
Относительно духовной иерархии важною мерою Петра была отмена патриаршества, которое иногда приходило в столкновение с царскою властью. Когда умер патриарх Адриан (1700), приверженец старины и противник нововведений, царь не назначил ему преемника, а дела, подлежащие ведомству патриарха, поручил рязанскому митрополиту Стефану Яворскому, назвав его «блюстителем патриаршего престола». Потом для управления церковными делами учреждена была коллегия из высших духовных лиц под именем Святейшего синода (1721). Первым президентом синода был тот же Стефан Яворский, один из лучших проповедников и духовных писателей своего времени[124]. Псковский архиепископ Феофан Прокопович по поручению Петра написал духовный устав или «регламент» для синода. Этим уставом предписывалось каждому епископу иметь при себе школу для приготовления священников, а безграмотных сыновей церковнослужителей велено брать в солдаты; поступление в монашество и прежняя свобода монахов в образе жизни значительно стеснены. Надзор за управлением монастырских крестьян и доходов Петр поручил особому Монастырскому приказу, состоявшему из светских лиц. Ограничив число монахов, он велел определять в монастыри на житье старых отставных солдат и часть монастырских доходов обращать на богадельни. Большая часть семейных дел, подлежавших прежде церковному суду, законами Петра отнесена к суду светскому. Вообще Петр обращал деятельное внимание на церковные дела. Он подтвердил указ Алексея Михайловича, чтобы все православные посещали богослужение в дни праздничные; за неисполнение этого указа назначался штраф. Иностранцам предоставлена почти полная свобода в отправлении богослужения; строгие же меры против раскольников продолжались.
Гонения, открытые на раскольников при Алексее Михайловиче, не только не ослабляли раскола, а, напротив, возбуждали в нем энергию и фанатизм. Гонимые уходили в северные леса, в донские и волжские степи или спасались за шведскую и польскую границы и составляли там свои общины. Со времени петровских реформ раскол начал размножаться еще более и получил не один церковный, а отчасти и политический характер. Многие нововведения Петра и усердное подражание иноземным обычаям были непонятны простым людям, казались им нарушением народности и православия (табак, бритье бороды, отмена патриаршества, ревизия и т. п.); а крутые меры, которыми сопровождалась реформа, тяжкие налоги и принудительные работы еще более возбуждали дух недовольства. Люди более смелые и упорные уходили в леса или за границу и приставали к расколу.
В конце XVII века в среде самого раскола произошло раздвоение. Раскольничьи попы, поставленные до Московского собора 1666 года, с течением времени все умерли; места их заступили новые, переходившие из православия. Но так как они были поставлены епископами-никонианцами (т. е. принявшими исправленные книги), то многие старообрядцы не признавали их за истинных священников, другие, напротив, признавали. Первая часть раскольников стала называться беспоповщиной, а вторая — поповщиной; каждая из них подразделялась еще на несколько сект или согласий.
Поповщина распространилась в лесах костромских и нижегородских (керженских) на Дону и Кубани, в Черниговской области, в Сибири и на Ветке (Могилевской губернии, тогда за польской границей). Беспоповщина утвердилась особенно в древних новгородских областях, именно в лесах олонецких и северного Поморья. Сюда укрылись многие расколоучители после взятия Соловецкого монастыря; здесь образовались знаменитые в истории раскола Выгорецкие скиты.
Деятельный, энергичный характер поморцев, привыкших к борьбе с суровою природою своего края, способствовал здесь сильному развитию раскола. Глухие, непроходимые леса, бурные озера, дикие скалы, овраги и болота представляли убежища, малодоступные правительственному надзору. Сюда спасались приверженцы старины и беглые крепостные люди. Они выжигали лесные дебри, расчищали почву, сеяли хлеб, строили скиты и вообще вели труженическую жизнь. При первом появлении военной команды, посылаемой разорять скиты и ловить скитников, они готовы были оставить убежище и перейти в другое место; а иногда, увлекаемые религиозным фанатизмом, они запирались в своих монастырях и сожигались. Те скитники, или «старцы», которые отличались даром слова, набожностью и начитанностью Священного Писания, становились наставниками и приобретали большое влияние на раскольничьи общины. Из них особенно замечательны Даниил Викулов, братья Андрей и Семен Денисовы (потомки князей Мышецких). Они основали и устроили на реке Выге общежительные скиты, или Выговскую пустынь (1695), которая впоследствии сделалась центром беспоповщины. Братья Денисовы оставили несколько сочинений, весьма уважаемых раскольниками. Особенно распространены между старообрядцами два сочинения Семена Денисова: «История об отцах и страдальцах соловецких» и «Ведоград духовный или виноград российский»; в первом рассказывается о возмутившихся соловецких раскольниках, а во втором описаны деяния первых расколоучителей, каковы епископ коломенский Павел, протопоп Аввакум и др.
Петр I хотя признал гражданское существование раскола, но при разных стеснительных условиях. Он велел переписать раскольников и обложить их двойными податями, не допускать к общественным должностям, носить им особое платье (например, зипун со стоячим клееным козырем или воротником), за бороду платить особую пошлину и пр. В последние годы Петрова царствования (после дела царевича Алексея) строгости против раскола усилились.
Петр пытался действовать на раскольников не одними карательными мерами, но и путем убеждения. По его воле синод отправил в Олонецкую и Поморскую области монаха Неофита, чтобы состязаться о вере с расколом беспоповщины. Неофит предложил более сотни вопросов. На эти вопросы отвечали целою книгою, которая была написана преимущественно Андреем Денисовым и названа «Поморские ответы» (1723). Еще прежде (в 1719) раскольники поповщинской секты, обитавшие в Керженских скитах, представили нижегородскому епископу Питириму на его вопросы подобную же книгу, известную под именем «Керженских ответов». Почти все наиболее знаменитые архиереи Петровского времени писали сочинения против раскола. (Самое замечательное из них принадлежит кроткому и правдивому святому Димитрию — митрополиту ростовскому; в своем «Розыске о раскольничьей брынской вере» он сообщает известия о многих раскольничьих сектах или «толках».) Но сочинения эти мало оказывали действия. Вообще борьба с расколом путем проповеди и убеждения не могла быть успешна при отсутствии народных школ и при той степени образования, на которой стояли ближайшие к народу наставники, т. е. сельское духовенство. Священники сельские по-прежнему были люди малограмотные, а скудные средства заставляли их заниматься более обработкою своего участка земли, нежели просвещением своей паствы[125].
ХАРАКТЕР И ЗНАЧЕНИЕ ПЕТРОВСКОЙ РЕФОРМЫ
Многочисленные препятствия и огорчения, чинимые Петру приверженцами старины, побуждали его нередко употреблять крутые меры, чтобы приводить к исполнению свои преобразования. Ослушникам царских указов назначались: лишение жизни, имущества, ссылка в каторжную работу, нещадные батоги и т. п. Чтобы следить за точным исполнением указов, учреждена была должность фискалов. При коллегиях, губернских канцеляриях и в каждом провинциальном городе учреждено по одному или по два фискала; в их пользу шла половина штрафных денег. Реформы вызывали частые изъявления неудовольствия (особенно много было подметных писем). Для «розысков» по этим делам Петр назначил Преображенский приказ в Москве (около 1702 года). Начальником Преображенского приказа был суровый князь Ромодановский, любимец государя, получивший от него титул князя-кесаря. Кто хотел донести о замыслах против государя (а донос в таком случае был обязателен), произносил «слово и дело». Его и тех, которых он оговаривал, немедленно брали для розыска в Преображенский приказ или Тайную канцелярию.
Преобразования Петра были направлены на усвоение европейских обычаев и учреждений. Иноземные обычаи и учреждения, переносимые на русскую почву, не всегда, впрочем, сообразовались с естественными условиями государства и с характером народа. Многие благие по своей цели указы, не опираясь на известный уровень образованности или на привычки народа, скоро теряли свою силу и подвергались злоупотреблениям[126]. Наконец, излишнее поклонение всему иностранному и пренебрежение народным чувством принесли немалый вред русскому национальному самосознанию.
Тем не менее беспримерная в истории деятельность Петра сообщила Русскому государству новую жизнь и новые силы, и едва ли какой-либо государь нового мира имеет большие права на наименование Великого.
Самые видные стороны этой деятельности заключались в следующем: своими административными и сословными реформами Петр улучшил государственный механизм и подвинул вперед государственную централизацию. Он облегчил для России дальнейшее сближение с Западной Европой и непосредственное заимствование европейской науки. Он создал многие отрасли промышленности и усилил торговую деятельность. Быстрым развитием регулярной армии, основанием флота и приобретением балтийских берегов он успел поднять Россию на высокую степень могущества и положил начало ее влиянию на систему общей европейской политики. Приобретением балтийских берегов, как выражаются, он «прорубил окно в Европу».
Один современник говорит в своих записках о Петре:
«Сей монарх отечество наше привел в сравнение с прочими, научил узнавать, что и мы — люди; одним словом, на что в России ни взгляни, все его началом имеет, и что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут»[127].
СОТРУДНИКИ ПЕТРА
Петр отличался особенным умением находить для своих планов способных исполнителей. Первое место между государственными людьми, его окружавшими, принадлежит князю Меншикову, который по смерти Лефорта (умершего в 1699 году) сделался самым приближенным лицом к государю. Достигши зрелых лет, Петр продолжал отличать иностранцев и привлекать их в свою службу, но не возводил их на первые места в государстве. (Предание о том, что Меншиков в юности продавал пирожки, не подтверждается.) Меншиков не получил никакого образования и с большими талантами соединял большое честолюбие и корыстолюбие. Не раз уличенный в лихоимстве, Меншиков только милостью государя спасался от заслуженного наказания. Далее замечательны: умный, образованный фельдмаршал Шереметев, храбрый и великодушный князь Михаил Голицын и граф Брюс, известный своею ученостью. (Брюс в народных преданиях прослыл каким-то чернокнижником и астрологом; его именем называется календарь, который только под его надзором был издан.) Последние три лица по своему честному характеру выдавались из среды современных государственных деятелей, которые при талантах и неоспоримых заслугах, к сожалению, не всегда отличались нравственными достоинствами[128].
Известность самого прямого вельможи приобрел сенатор князь Яков Долгорукий, который иногда открыто не соглашался с царем, не любившим противоречий. По тайным поручениям и розыскам правою рукою Петра был изворотливый граф Толстой[129].
Учредив в 1722 году при сенате важную должность генерал-прокурора, Петр поручил ее весьма способному генералу Ягужинскому. (Как сановник, надзирающий за всеми частями управления, он назван был «оком» государя.) На дипломатическом поприще прославились: барон Шафиров, возвышенный из подьячих Посольского приказа, и барон Остерман, сын одного немецкого пастора, знаменитый своим тонким, проницательным умом (он вместе с Брюсом заключил Ништадтский мир). В царствование Петра начал свою службу другой даровитый иностранец, так же, как и Остерман, игравший впоследствии весьма важную роль, — это Миних. Будучи отличным инженером, он заслужил благосклонность государя своими работами по Ладожскому каналу, так что царь, посещаемый уже болезнями, заметил однажды после осмотра этих работ: «Труды моего Миниха сделали меня здоровым».
Собственное московское духовенство по скудости своего образования не могло доставить Петру искусных помощников в деле реформ, поэтому он возвышал преимущественно киевских ученых, и они стали во главе церковной иерархии. Таковы Стефан Яворский, Дмитрий Ростовский и Феодосии Яновский — архимандрит Александро-Невской лавры; особенно усердным защитником реформы явился даровитый Феофан Прокопович.
В 1706 году царь был в Киеве, в Софийском соборе. По окончании богослужения молодой монах произнес слово. Он искусно коснулся политических событий, говорил красноречиво, ко без схоластической напыщенности проповедников того времени. Петр спросил имя оратора; это был Феофан Прокопович. В молодости он учился в Киевской академии, докончил свое образование в иезуитском коллегиуме в Риме и теперь был одним из преподавателей Киевской академии. После Полтавской победы Прокопович встретил Петра в Киеве поздравительною речью. Петр полюбил умного монаха, спустя несколько лет вызвал его в Петербург и сделал архиереем. В своих проповедях и сочинениях, написанных по поводу важнейших распоряжений государя, Прокопович на основании разума и Священного Писания доказывал святость царской воли, а приверженцев старины изобличал в невежестве. В вопросах религиозных он обнаруживал некоторое свободомыслие и не любил стесняться в своем образе жизни, поэтому не раз подвергался обвинениям в ереси со стороны завистников и людей, не расположенных к реформе[130].
ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ. ЛИЧНОСТЬ ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЯ
Что касается до семейных дел, в этом отношении Петр не всегда был счастлив. Первая его супруга Евдокия Феодоровна из рода Лопухиных, приверженная к старым обычаям, была заключена в суздальский Покровский монастырь (1699). Петр вступил во второй брак с простою ливонскою пленницею Мартою. Она происходила из бедного семейства Скавронских и в детстве своем вступила в дом лютеранского пастора Блока в городке Мариенбурге. При взятии этого городка Глюк со всем семейством своим и с Мартою отдался в плен фельдмаршалу Шереметеву. Петр случайно увидал молодую пленницу, отличавшуюся красотой и живым характером. Он полюбил ее и вступил с нею в брак; она приняла православие и названа Екатериной Алексеевной. Сын Петра от первого брака Алексей Петрович должен был после отца наследовать русский престол, но царевич этот имел весьма печальную судьбу.
Петр, постоянно отвлекаемый походами и путешествиями, сначала не обратил надлежащего внимания на воспитание своего наследника; Алексей до десятилетнего возраста оставался на руках матери и рос окруженный людьми, которые враждебно смотрели на петровские нововведения. Царь наконец заметил в своем сыне сочувствие к старине и отвращение к беспокойной военной деятельности. Отец сильно огорчался, опасаясь за участь своих преобразований после своей смерти; он прибегал к строгим мерам, даже к побоям, чтобы изменить характер Алексея; грозил лишить его наследства, но подобные меры только ожесточали сердце юноши. (Их взаимному нерасположению немало способствовали приближенные царя, особенно Меншиков; не чужда была тому и сама Екатерина Алексеевна, желавшая перенести престолонаследие на свое потомство.) По желанию Петра царевич вступил в брак с Софьею-Шарлоттою, принцессою Брауншвейг-Вольфенбюттельскою; этот брак был несчастлив, и Софья скоро умерла, оставив маленького сына Петра Алексеевича. Тогда государь потребовал от Алексея, чтобы он постригся в монахи, если не хочет совершенно изменить свой характер и поведение. Царевич изъявил согласие на пострижение, но вслед за тем, пользуясь пребыванием Петра за границей, бежал из России. Он нашел покровительство и убежище у своего родственника по жене германского императора Карла VI, который отправил его в один уединенный тирольский замок, откуда перевел потом в Неаполь. Однако тайный советник Толстой и капитан гвардии Румянцев по поручению Петра скоро открыли убежище царевича.
Отец хотел во что бы то ни стало получить непокорного сына в свои руки, грозил даже войною императору; хитрый Толстой уладил это дело довольно легко. Он уговорил царевича воротиться в отечество, обещая ему полное прощение. Но, когда Алексей приехал в Россию, его заключили под стражу и подвергли розыску; в то же время арестованы лица, помогавшие бегству царевича и находившиеся в тайных сношениях с его матерью (которая не хотела помириться с монастырским заключением и продолжала называть себя царицею). Прибегли к пыткам, чтобы вполне раскрыть замыслы царевича и его партии, питавшей надежду на возвращение старого порядка. За пытками последовали казни светских и духовных лиц, замешанных в это дело (ростовский архиепископ Досифей, генерал Глебов, Кикин и другие). Суд, составленный из высших сановников государства, приговорил к смертной казни Алексея Петровича; несчастный царевич умер в темнице (1718). Эта смерть осталась пятном на славном царствовании и способствовала прекращению мужской линии дома Романовых.
В 1721 году Петр издал указ о том, что русский государь может назначать наследника престола по своему выбору, а также и отрешить его от наследства; но сам он сошел в могилу, не успев назначить себе преемника. Тяжелые труды и беспокойства расстроили крепкое здоровье императора. Семейные огорчения также способствовали этому расстройству. В 1724 году Петр совершил в Москве торжественное коронование своей любимой супруги Екатерины и для этого созвал депутатов от дворянства и городов со всей России. Спустя несколько месяцев, в глубокую осень, император увидал однажды бот, наполненный солдатами и ставший на мель; пренебрегая опасностью, он сам помогал спасать солдат и жестоко простудился. Едва оправившись от болезни, неутомимый труженик принялся за обычную деятельность, но в начале 1725 года снова простудился на обряде водоосвящения и слег в постель. А 28 января он уже скончался. «До чего мы дожили, россияне? — говорил Феофан Прокопович, произнося речь на погребении императора в Петропавловском соборе. — Что делать? Петра Великого погребаем!» При этих словах оратор залился слезами, и собор наполнился рыданиями народа.
Петр был очень высок ростом, красив и строен, а силу имел необыкновенную. Огненный взор, порывистые движения и быстрая походка обнаруживали его пылкую, энергичную натуру. Он сам сознавал свою неукротимую горячность и вспыльчивость и говаривал: «Я преобразовал свое государство, а не могу преобразовать самого себя». В своем образе жизни Петр подавал пример бережливости, простоты в обхождении и чрезвычайной деятельности. Он не любил бесполезной роскоши. Обычный его костюм составляли зеленый суконный кафтан, сабля или палаш на широком поясе и темный короткий парик без пудры. Вставал он очень рано и тотчас принимался за работу: слушал дела, диктовал новые указы, обучал войска, посещал присутственные места, а также разные мастерские и особенно корабельные верфи, где нередко собственными руками помогал рабочим. «Видишь, братец, — сказал однажды Петр молодому флотскому офицеру (Неплюеву), — я и царь, да у меня на руках мозоли, а все для того, чтобы показать вам пример и хотя под старость видеть достойных помощников и слуг отечеству». Он пользовался всяким удобным случаем, чтобы приобрести новые сведения и пополнить скудное образование, полученное им в юности. Дочь его Елисавета Петровна впоследствии рассказывала, что однажды отец, застав ее с сестрой за уроками, сказал со вздохом: «Ах, если бы я в молодости был выучен как должно!» С особою любовью он собирал сведения, относящиеся к истории и географии России.
Петр не оставался долго в столице; его часто отвлекали военные походы и поездки по государству.
Поездки эти он совершал без всякой пышности, по большей части в простых санях или в кибитке, в сопровождении только своего денщика и нескольких приближенных молодых людей, которые служили ему вместо канцелярии и исполняли разнообразные поручения. Из таких молодых людей выходили потом видные государственные деятели[131].