Взгляд на русскую образованность в первую половину XIX столетия
ВЫСШИЕ КЛАССЫ
Петровские реформы ускорили сближение России с Западной Европой, но в этом сближении по естественному ходу истории долгое время участвовали одни высшие классы; оно состояло преимущественно в заимствовании внешних форм европейской культуры. Со второй половины XVIII столетия дети знатных дворян окружались иностранными гувернерами, преимущественно французами. В верхних слоях общества преобладали французский язык и французская литература. Женщины в особенности подвергались изнеженному воспитанию и отчуждению от национальных преданий. «Ни в одной европейской стране, — замечает иностранный путешественник (барон Гакстгаузен), — между высшим классом нет такой изнеженности и роскоши, как в России». Главная причина этого явления заключалась в существовании крепостного права, которое давало возможность без личного труда пользоваться постоянными доходами и окружать себя раболепной прислугой. Стремление к изящным европейским формам цивилизации тем не менее содействовало дальнейшему развитию вкуса и смягчению нравов.
А в эпохи, трудные для отечества, как 1812 год, все классы народа равно проявляли высокий патриотический дух.
Дворянство вне чиновного класса (бюрократия) не получило большого политического и родового значения. С одной стороны, провинциальные дворянские собрания и выборы обыкновенно находились под влиянием администрации; с другой — реформы Петра I открыли доступ в дворянское сословие всем классам посредством чина. С тех пор постоянный прилив чиновников был так велик, что старые боярские роды почти затерялись в массе новых дворян, каковы потомки приказного люда, дети белого духовенства, инородцы, иностранцы и пр. Это был, однако, прилив наиболее энергичных сил из других классов, а право собраний и выборов поддерживало в дворянстве политическую опытность. Утверждению родовой и поземельной аристократии препятствовал также обычай наследства, т. е. беспрерывное дробление дворянских имуществ между детьми и переход земель в чужие руки от фамилий обедневших. Хотя служба со времен Петра III была не обязательна для дворян, но они по-прежнему составляли класс по преимуществу служебный; богатым дворянам служба предоставляла главный путь для достижения почетного, значительного положения в обществе, а бедным она давала средства существования. Притом, чтобы пользоваться всеми правами своего состояния (например, для участия в выборах), дворянин должен был иметь хотя первый чин. Военная служба вообще представляла хорошую практическую школу для молодежи. Она приучала ее к дисциплине, т. е. к порядку и повиновению; армия сближала людей разных слоев общества, с разных концов Русской земли и была главным хранилищем патриотических преданий.
Служба сосредоточила массу дворян в городах и армии; а в деревнях проживали большею частью мелкие помещики, уже оставившие службу. Богатые помещики с своею многочисленною дворней проживали в столицах; но после 1812 года значительная часть их рассеялась по губернским городам и способствовала здесь оживлению общежития и торговли предметами роскоши.
Удаление наиболее образованных и богатых землевладельцев из своих поместий и предрассудки, порожденные крепостным правом, мешали сближению их с земледельческим сословием, а следовательно, и их культурному влиянию на крестьян и на успехи земледелия.
КРЕСТЬЯНСКОЕ СОСЛОВИЕ,
на котором основывается значение России как государства по преимуществу земледельческого, оставалось верно своим старым обычаям, понятиям и преданиям; в его быту сохранилась та же простота и бедность. Нравы и увеселения его отличались прежнею грубостью и однообразием (водка, кулачные бои, хороводы и пр.). Грамотность весьма медленно распространялась между крестьянами: в сказках и песнях простолюдин по-прежнему находил главное удовлетворение для своей художественной потребности. Русское население северной полосы обнаруживает более деятельный и промышленный характер, нежели в других частях империи; здесь крепостное право было развито наименее, и в основе народного характера сохранился предприимчивый дух древних новгородских и суздальских поселенцев. Самое зажиточное население встречается по Волге (например, в Ярославской губернии). Напротив, самое бедное — в губерниях белорусских, где при неблагодарной почве крепостное право издавна было развито наиболее, где помещичий и чиновничий класс был по преимуществу польско-католический.
Развитию народного благосостояния в западных губерниях препятствовало и то обстоятельство, что коренному русскому населению малодоступна была торговая и промышленная деятельность, которая сосредоточилась там в руках евреев. После крепостного права и недостатка сельских школ вредное влияние на благосостояние и нравственность народную оказывала весьма распространенная привычка к вину.
В огромном численном преобладании великорусской народности над всеми другими заключалось главное условие нашего национального единства. Посредством колонизации, непрерывно подвигающейся на север и восток (за Уральский хребет), великорусское племя постепенно претворяло и продолжает претворять в славян массу туземных финских народцев. Отсутствие самобытности и низкая ступень гражданственности препятствовали этим народцам противостоять влиянию господствующего племени, более энергического и даровитого; но, усваивая себе русскую народность, они вносили собственные элементы в народность, язык, нравы и мировоззрение великоруссов. Отсюда произошло большое разнообразие местных говоров, обычаев и верований. Кроме того, разнообразие наружных и духовных качеств населения обусловливалось, конечно, различиями географических и исторических обстоятельств. Но русская колонизация на западных и южных окраинах государства в течение петербургского периода сделала мало успехов (за исключением Новороссии), так как встречала препятствия со стороны инородцев, более развитых в национальном, а отчасти и в культурном смысле (финляндцы, немцы, поляки, евреи, грузины, армяне и т. п.); притом и петербургская высшая бюрократия не покровительствовала русской колонизации в этих краях.
ГОРОДСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ
Относительно своего быта представляет два направления. Оно разделялось на жителей податных и неподатных. Так называемое городское общество по учреждениям Екатерины II, согласно с развитием нашего государственного строя в XVIII веке, составилось исключительно из податных классов, т. е. купцов, мещан и цеховых; в его руках сосредоточено было городское хозяйство; а классы неподатные (дворяне, чиновники, разночинцы, духовенство) устранены от обязанности нести общественные службы. Право избирать в городские должности (голова, члены распорядительной думы и пр.) не было ограничено известною степенью достатка, а предоставлено толпе бедных мещан, которые обыкновенно подчиняются личным влияниям богатых граждан. Выборное городское управление, вполне зависимое от властей административных и подчиненное канцелярским формам, по характеру своему не отличалось от управления казенного.
В самом образе жизни городского населения господствовало то же раздвоение: между тем как купцы и мещане держались более старых обычаев и по своему умственному развитию мало отличались от массы простолюдинов, многочисленный класс мелких чиновников старался подражать в образе жизни высшему обществу, часто заимствуя у него стремление к наружному лоску и привычку жить сверх своих средств. Наиболее деятельные и честолюбивые люди податного состояния стремились обыкновенно выйти из него (посредством средних и высших школ, казенной службы и пр.) и примкнуть к привилегированному классу, что, с одной стороны, отвлекало лучшие силы от торговли и промышленности, а с другой — чрезмерно умножало количество чиновников.
Подобное раздвоение значительно мешало городскому хозяйству прийти в цветущее состояние, вместе с тем мешало и развитию так называемого среднего состояния в государстве. Города по большей части отличались бедностью материальных средств и высших умственных интересов. Только некоторые из них благодаря счастливым условиям и промышленному характеру достигли богатства и значения. Первое место занимают две столицы. После Отечественной войны, когда фабричная промышленность получила в России значительное развитие, Москва сделалась главным центром этой промышленности и внутренней русской торговли; между тем Петербург оставался главным пунктом торговли внешней. (В 1846 году городское управление Петербурга было преобразовано и к участию в нем допущены неподатные обыватели.)
Далее успехи торговли и промышленности затруднялись медленностью, дороговизной путей сообщения, а также недостатком твердого кредита. Главное же зло, которым страдала общественная жизнь и которое подрывало народное благосостояние, был недостаток добросовестности, или, другими словами, малое развитие чувства законности — наследие старых времен, поддерживаемое поверхностным просвещением и другими историческими обстоятельствами (например, издавна развившимся обычаем «канцелярской тайны»). Это зло проникло всюду: в торговлю, промыслы, суды, школы и в самую литературу. Могущественное средство против подобного зла — печатная гласность — допущено в позднейшее время; она должна способствовать более правильному развитию общественного мнения.
НАУКА И ЛИТЕРАТУРА
Европейская наука после реформы Петра Великого мало-помалу начала прививаться к русской жизни, но университет и академия не скоро могли приобрести прочное влияние на общество, которое нуждалось еще в первоначальном образовании. Притом же большинство академиков и профессоров долгое время состояло из иностранцев и оставалось почти чуждо русской жизни. Только со второй четверти XIX столетия начинается заметное влияние университета на молодое поколение, когда организованная система средних учебных заведений приготовила достаточное количество слушателей, а посылка молодых людей в заграничные университеты доставила многих отличных профессоров[181]. (Министр народного просвещения граф Уваров — почитатель классического образования.) Но сознательная потребность в научном образовании еще мало проникла в глубь общества, и в характере школьного воспитания отражался главный общественный недостаток распространением познаний по преимуществу поверхностных. Образование женщин еще не пользовалось серьезным вниманием общества, и число женских школ в провинциях было очень незначительно. В столицах же процветали женские воспитательные заведения императрицы Марии Феодоровны.
Русская литература во время Александра I окончательно усвоила себе форму западноевропейской журналистики, и звание писателя приобретает почет помимо его чина и состояния. Несколько талантливых писателей своими трудами способствуют обработке литературного слова и развитию вкуса между читателями. В этом отношении особенно важны заслуги Карамзина, который в своих повестях и «Письмах русского путешественника» явился последователем и распространителем современного ему сентиментального, мечтательного направления западноевропейской литературы. Поэты его эпохи продолжали отчасти развивать риторическое направление старой школы и возвышенный тон державинской поэзии; наиболее даровитые из них были: Озеров (его трагедии: «Эдип в Афинах», «Дмитрий Донской» и др.), Гнедич (перевод «Илиады» Гомера) и Дмитриев, известный своими сатирами; стих его отличается такою же легкостью, какою прославилась проза его друга Карамзина. Но литературный интерес пока ограничивался небольшими кружками образованных людей; журналы («Сын Отечества», «Русский вестник», «Вестник Европы» и др.) слабо распространялись в массе читающей публики, и влияние их на целое общество было весьма незначительное; впрочем, и самое содержание их еще мало представляло современного общественного интереса. Зато переводные французские романы и некоторые русские подражания этим романам находили большой круг читателей.
Во второй четверти XIX столетия наша литература получает более самостоятельный характер и начинает сближаться с русскою жизнью. Сатирическое направление достигает замечательной степени развития в комедии Грибоедова (который был русским посланником в Тегеране и убит там возмутившеюся чернью в 1829 году), в неподражаемых баснях Крылова и особенно в художественных произведениях Гоголя. Эти три писателя преследуют темные стороны русского общества, особенно привычку скрывать недостатки и выставлять свою деятельность в лучшем ложном свете. Грибоедов в своей комедии «Горе от ума» изобразил пустоту интересов и мелочность современного московского «света». Крылов под формою коротких и чрезвычайно остроумных басен метко оттенял разнообразные стороны русского быта. Он подражал французскому баснописцу Лафонтену, но внес в свои басни столько оригинального русского духа, что остался поэтом самобытным[182]. Гоголь, родом малоросс, в главных своих произведениях (юмористическая поэма «Мертвые души» и комедия «Ревизор») воспроизвел яркие черты из мира русских чиновников и помещиков. Юмор Гоголя поражает читателя неистощимою веселостью; хотя в глубине своей отзывается довольно скорбным чувством. (Его, однако, справедливо можно упрекнуть в сильном пристрастии к малорусскому элементу и слишком отрицательном отношении к великорусскому.) Гоголь нашел себе многочисленных последователей («натуральная школа»), которые усвоили нашей периодической литературе преимущественно форму повести и под этою формой изображали разные стороны русского быта в границах, определенных цензурными постановлениями. Некоторые из них (например, Тургенев), с особенною любовью посвящая свой талант изображению крестьянского быта, мало-помалу вызвали внимание к нему и сочувствие образованного класса.
Но между тем как просвещенные литературные деятели старались о распространении научных сведений и здравых понятий в обществе, значительная часть писателей и журналистов не возвышалась над уровнем полуобразованной массы читателей; она продолжала развивать риторическое и сентиментальное направление предыдущей эпохи и вносила в литературу элементы недобросовестности. Например, внешнее могущество России (плод ее крепкого внутреннего единства) подавало повод свысока отзываться о западноевропейской цивилизации и провозглашать ее отжившею; таким образом, вместо стремления к народному самопознанию и к исправлению своих недостатков подобные писатели поощряли в обществе излишнее самодовольство, ведущее к застою. Бесконечным содержанием для романов служило однообразное, эгоистическое чувство любви, и женщина изображалась крайне односторонне, то есть как предмет этого эгоистического чувства. Из романов с историческим и патриотическим характером в эту эпоху выделяются произведения Загоскина («Аскольдова могила», «Юрий Милославский») и Лажечникова («Басурман» и «Последний новик»). Литературная критика долгое время отличалась своим ничтожеством и мелочным направлением; только в сороковых годах она приобрела некоторую силу и оригинальность под пером даровитого Белинского (к сожалению, не получившего основательного образования), который умел приводить в тесную связь вопросы чисто литературные с вопросами общественными и пробуждал к ним живой интерес.
Поэзия, основанная на западных образцах, и обработка изящного стиха нашли себе самых полных представителей в лице Батюшкова, Жуковского, последователя германской романтической школы, и Пушкина. Но последний (1799–1837) своим удивительным поэтическим чутьем понял, какие богатства заключаются в народной словесности, которая в первобытной, наивной форме раскрывает дух народа, его помыслы, его радости и страдания; он пытался найти источники вдохновения в народном эпосе, т. е. в песнях, сказаниях и преданиях[183]. Он пытался также брать содержанием своей поэзии настоящее и прошлое русской жизни. В его «Евгении Онегине» отразились некоторые идеализованные черты современного дворянского быта; а чтение «Истории» Карамзина вдохновило его написать величественную историческую трагедию «Борис Годунов»[184].
Разлад литературы с родным бытом особенно мешал развитию национальной русской драмы. Наше драматическое искусство представляло бедность замечательных оригинальных произведений при большом количестве переводов и переделок, в особенности с французского. Поэтому театр, имеющий своею высшею задачей улучшение нравов, еще не мог приобрести значительного влияния на русское общество[185].
Из произведений наших духовных ораторов XIX века первое место занимают труды Филарета, митрополита московского, и Иннокентия, архиепископа херсонского.
Эпоха николаевской реакции (1848–1855) особенно сильному стеснению подвергла русскую литературу, когда цензура, и прежде строгая, теперь задерживала всякое сколько-нибудь свободное выражение творческой мысли и общественного чувства.
ИСТОРИОГРАФИЯ
Начало критической разработки русской истории в значительной степени положено было в XVIII в. немецкими учеными, членами Петербургской Академии наук, именно Байером, Миллером и Шлецером, которые трудились над источниками первоначальной русской истории (причем басню о призвании варягов-руси по внешности облекли в научную систему). Миллер, кроме того, оказал большую услугу науке как издатель многочисленных исторических материалов. В том же веке некоторые из русских писателей пытались составить полную историю. Во-первых, заслуживает внимания «Ядро Российской империи», написанное Манкиевым при Петре Великом; оно имеет вид исторического учебника. Еще более замечателен труд Татищева, который под именем «Истории Российской с самых древнейших времен» представил подробный свод летописных известий, доведенный до Михаила Феодоровкча[186]. Потом следует «Русская история» князя Щербатова, написанная в царствование Екатерины II (15 томов); не ограничиваясь одним сводом известий, автор старался объяснить события и обращал внимание на внутреннее состояние общества. В царствование Александра! написана была Карамзиным знаменитая «история Государства Российского» (12 томов; доведена почти до эпохи Романовых). Огромная начитанность, блестящий литературный талант и горячая любовь к предмету сообщили истории Карамзина весьма важное значение; она составила эпоху в нашей исторической литературе. Впервые появившийся на русском языке изящный живописный рассказ событий возбудил в обществе живей интерес к отечественной истории, и книга имела необыкновенный успех. Ее упрекали в слабости исторической критики и в том, что события по большей части имеют одну внешнюю, хронологическую связь между собою, но эти недостатки связаны вообще с характером исторической науки в то время. (Примечания в его книге до сих пор драгоценны многочисленными выписками из исторических материалов.) После Карамзина заслуживают внимания «Повествование о России» Арцыбаше в а — сухой свод летописных и других известий, доведенных до 1698 года, и «История русского народа» Полевого, прекратившаяся на царствовании Иоанна Грозного. С 1851 года стала издаваться «История России с древнейших времен» Соловьева, отличающаяся подробным сводом источников и стремлением раскрыть внутреннюю связь событий (изложение XVII и XVIII веков богато извлечениями из неизданных государственных актов). Все сочинение заключает 29 томов. Он остановился на царствовании Екатерины II (1879).
Материалами для русской истории XVIII и первой половины XIX столетия служат, во-первых, «Полное собрание законов», во-вторых, многочисленные мемуары русских и иностранцев (последние, впрочем, часто пристрастны и заключают в себе много лжи). Из иностранных замечательны мемуары генерала Гордона, Беркгольца и Манштейна; из русских — майора Данилова и Болотова, которые важны для быта русских дворян XVIII столетия; для истории высшего класса и русской администрации любопытны записки князя Шаховского, Порошина, Державина, княгини Дашковой, Храповицкого (статс-секретаря Екатерины II), самой ЕкатериныII и сенатора Лопухина; а для военной истории — записки графа Толя. Самые же богатые запасы исторических материалов (акты дипломатические и административные, судебные дела и пр.) хранятся в государственных архивах[187].