И тут Марк тихо засмеялся, сразу заставив меня опомниться. Сопоставив кое-какие моменты, я нашла подходящие варианты ответов на свои вопросы самостоятельно и относительно легко выпуталась из неловкой ситуации, сообщив Марку, что время сыграло с ним плохую шутку – я с трудом его узнала. Теперь челюсть отпала у него. Причем он забыл прекратить смех.
– Мы были знакомы? – удивленно спросил он.
– Заочно… А вы забыли про дождь. Давайте зайдем внутрь. – Я первая проследовала к дверям…
Наталья с Вячеславом, окончательно наплевав на договоренность, расположились вместе, причем за соседним столиком. Перед Славкой высилась гора чизбургеров, за которой он безуспешно пытался спрятаться. От меня. Марк сидел к ним спиной.
Наташка тоже оторвалась по полной программе. Скромный биг-мак затерялся за пятью стаканчиками мороженого.
Я с удовольствием занялась картошкой фри, с любовью поглядывая на завернутый в фирменную упаковку чизбургер.
Марк пил только кофе, с интересом поглядывая то на меня, то в окно.
– Не люблю подобные заведения, – проронил он.
– Я тоже, – согласилась с ним, жмурясь от удовольствия. Пакетик с картошкой был почти пуст. Это меня расстроило, и я перешла к делу: – Марк, если вы считаете, что потрясли меня своим обращением ко мне по имени-отчеству, то зря. После моего звонка вы связывались с Владимиром. Мой незабываемый образ в натуре полностью соответствовал его описаниям. Именно он предположил, что это я могла настоять на встрече. Прежде чем подойти, вы долго присматривались к моей мокнущей персоне из зала.
– Недолго. Я вас сразу узнал.
– Честь и хвала вашей наблюдательности. Тогда давайте по делу: десять лет назад произошел несчастный случай с вашей двоюродной сестрой Дианой – первой женой Владимира Суворова. Невольной виновницей этого была пятилетняя Виктория – их дочь. Диану госпитализировали в больницу, в которой вы работали, где, если верить рассказам очевидцев, она скончалась…
– Я уже подал заявление на увольнение, – внимательно изучая содержимое кофейной чашки, сказал Марк и поднял на меня глаза. Мои невольно потянуло к созерцанию той же чашки. Голос Марка звучал ровно и безрадостно: – С Дианой мы практически вместе росли. Анастасия Федоровна, сестра моей матери, родила ее, как раньше говорили, в девках. От отца ей досталось только отчество. Сам он бросил Анастасию на шестом месяце беременности. С полутора лет Диана оказалась на руках у бабушки с дедом. Да и моя мать помогала. Настя по лимиту устроилась в Москве на ткацкую фабрику. Дианку забрала к себе, когда получила комнату, – лет через пять-шесть. В школу она уже в Москве пошла, но на все каникулы возвращалась к нам. Впрочем, это не важно. По непонятной причине все почему-то ее очень жалели. Может, потому, что слишком любили? И не сразу заметили, что из маленького чуда растет маленькое чудовище. Да еще неуравновешенный характер Анастасии… То зацеловывала девчонку, то лупила… Позднее Анастасия выбилась в профсоюзное начальство и получила отдельную однокомнатную квартиру. Я, когда в институт поступил, у них жил… Дианку всегда отличал редкий эгоизм, граничащий с какой-то истеричной добротой – плакала, когда видела бездомного котенка или щенка. Дома у них жили три кошки – сама их где-то подобрала и притащила. И абсолютно равнодушна была к страданиям близких. Бабушку положили в больницу – эмфизема легких, – даже не приехала попрощаться. Не нравился ей запах в палате. Со временем начала таскать спрятанные у матери деньги. Ей нравилось, когда сверстники завидовали ее материальным возможностям. С возрастом научилась хитрить и сдерживать при посторонних свои истинные чувства. Например, зависть. Категорически не терпела чьего-либо превосходства, но никому этого не показывала. Бушевала только дома. Меня не стеснялась. Вообще-то считалось, что я у нее единственный настоящий друг. Как-то зимним вечером во дворе ко мне пристали трое отморозков, так она увидела в окно, вихрем принеслась полураздетая, в комнатных тапочках и с совком в руках… Всех разогнала!.. Словом, как бы то ни было, но она являлась моей единственной сестрой, и я в душе всегда находил оправдания всем ее недостаткам. Кроме одного. Уже будучи замужем, она пристрастилась к азартным играм. Владимир говорил, что все началось еще за границей. Это настоящая болезнь. Проигрывала баснословные суммы. Не помогли и меры, предпринятые Владимиром. Он лишил Дианку возможности распоряжаться деньгами. Она ухитрялась спускать вещи и драгоценности. А потом случилось страшное… – Марк замолчал и одним глотком допил свой кофе.
– Мне известно, что случилось потом, – тихо сказала я. – Она отравила свекровь, поймавшую ее на воровстве и собиравшуюся рассказать об этом сыну. Диана боялась развода и, как результат, безденежного прозябания. Следом она попыталась отправить на тот свет и свекра, но помешала маленькая Вика, оттолкнувшая ее…
Марк кивнул, повертел в руках пустую чашку, равнодушно посмотрел по сторонам и уставился в окно:
– Она скатилась вниз по лестнице и потеряла сознание. Я привез ее к себе в травматологическое отделение. В карте отметили, что полученные ею травмы – результат наезда грузовой автомашины без номеров, водитель которой с места происшествия скрылся. Единственным свидетелем наезда был я. Со мной и вел беседу следователь. Диана быстро пришла в себя, но не желала общаться с ним, а я его к ней и не допускал… Поймите меня правильно. Именно я настоял на этой версии случившегося. Не хотел, чтобы груз ответственности висел на ребенке всю жизнь. Виктория – солнышко в нашем доме… По результатам обследования у Дианы выявились многочисленные переломы, самым страшным из которых был перелом позвоночника. После операции возникла надежда на реабилитацию. Но чувствительность у Дианы не восстанавливалась. Мне это казалось странным – давление поврежденного позвоночника на нервные окончания было своевременно устранено, а положительная динамика отсутствовала. Тогда мне и в голову не пришло, что Дианка могла водить меня за нос. И ведь терпела же, негодяйка, – без стона переносила все проверки болевой чувствительности! Словом, как только Диана немного ожила и стало ясно, что, хоть и инвалидом, но жить будет, она попросила меня помочь ей умереть. Владимир твердо стоял на своем: Диана, если выживет, в полной мере ответит за смерть Марии Андреевны и покушение на Сергея Владимирыча. Дианка же постоянно ревела и была похожа на прежнюю маленькую беспомощную девочку, которая без посторонней помощи не могла даже одеться. Словом, все это стало для меня настоящей пыткой. Я попробовал успокоить Диану тем, что отбывать наказание за совершенные преступления ей наверняка не придется по состоянию здоровья, но она ничего не хотела слышать. Потом реветь перестала, отвечать на мои вопросы о самочувствии – тоже. На пятый день Диана мне заявила: «Иуда! Лечишь меня для тюрьмы? Ну, так я все равно сама с собой покончу!», – а после небольшой паузы, насладившись моим замешательством, добавила: «Ах, как бы хорошо было доживать оставшееся мне время в интернате для инвалидов, забыв, кто я такая!» Вышел я из палаты сам не свой. К вечеру в реанимации скончалась после операции бомжиха, выпавшая по пьянке из окна пятого этажа старого дома, предназначенного на снос. В эту ночь я остался на дежурство, переписал карты, лично отправил бомжиху в морг под именем Суворовой Дианы Павловны, а ее, соответственно, – в реанимацию на место Мошкиной Екатерины Михайловны. Дианке всего-навсего пришлось «постареть» на пять лет. Наутро договорился с приятелем – вместе учились, он ее к себе в больницу перевез. Как родственницу… Было несколько крайне неприятных для меня моментов. Голову и большую часть лица покойной по моей просьбе санитары из морга вновь обмотали бинтами, но ребята из «Ритуала» уверяли, что с помощью косметики сделают из любой вурдалачки красотку, однако я отказался. Все решили, наверное, что я на деньги пожадничал. Нес в свое оправдание какую-то белиберду… И еще – когда моя мать при прощании решила положить в руки покойной крестик… Сами понимаете, это были не ухоженные руки Дианы. Там у гроба мать сознание и потеряла. Ее наш садовник Константин Петрович вовремя подхватил. Больше никого при кремации не было. Владимир опоздал – приехал, когда гроб отправился по назначению… – Марк опять замолчал, побарабанил пальцами по столику, заметно нервничая. – У меня такое впечатление, что за нами постоянно наблюдают, – тихо пробормотал он, наклонившись ко мне.
– Кто? – Я старалась не показать испуга, тем не менее набрала в рот воздуха, не решаясь выдохнуть.
– Женщина с молодым человеком с соседнего столика.
Я с облегчением выдохнула:
– Простое любопытство. Мы загораживаем им вид в окно. Марк, у меня мало времени, давайте вернемся к Диане. Кстати, мы с ней когда-то вместе учились в одном классе… Что было потом?
– А потом я устроил ее в интернат для инвалидов. Там со мной она и попрощалась, заявив, чтобы забыл о ее существовании. Для всех нас она умерла. Раз в неделю я выбирался к ней, но Диана закатывала дикие истерики, орала, что подачки чужих людей ей не нужны. Пришлось отказаться от посещений. Так иногда передавал для нее фрукты, не зная, попадут по назначению или нет. Через полгода она, пользуясь расположением заведующего отделением, перевелась в другой интернат – за город с просьбой не сообщать место нахождения никому. Родственников у нее нет, в благотворительность чужих людей она не верит, а с прежней жизнью покончено. Теперь жутко боится, что объявятся старые «друзья»… Мне все-таки удалось выяснить, куда перевели Диану, но не хотел видеться с ней против ее желания. Через несколько лет, когда совесть заела окончательно, решился приехать, чтобы переговорить с лечащим врачом о состоянии ее здоровья. Вот тут-то меня и ждал сюрприз: Мошкина Екатерина Михайловна давно выписалась из интерната, поскольку по состоянию своего здоровья инвалидом больше не являлась. По ходатайству главного врача, местная администрация выделила ей небольшую жилплощадь и трудоустроила… Я не стал больше ничего выяснять. Понял, что она бегает от уголовной ответственности, и окончательно смирился с тем, что Диана для нас всех умерла… Собственно, это и вся история.