Согласно его идее, познаваемый мир со всех сторон окружен для нас темной бездной «непостижимого». В отличие от кантовского мира абсолютно непостигаемых «вещей в себе», непостижимое в концепции Ф. – это бесконечность мира и человеческой души, которая связана, сплетена с постижимым, рационально познаваемым. Непостижимое – это то, что заявляет о себе через все предметы мира в качестве «явной тайны», которую постоянно разгадывает разум. Всё, что говорится о природе, человеке, его «я», относится не к сути их первобытия, первооснов, но к явлениям, «приуроченным» к ним. Идея тождества мышления и бытия, совпадения субъекта с объектом, выраженная в логических категориях познающего разума, как и попытки познания «самобытия», есть «ведающее неведение». Являясь опытом переживания бытия как непостижимого, оно есть неведение, которое из себя, из собственной глубины непостижимого черпает знание, «ведение».
Непостижимое, первореальность есть «ничто», которое постоянно из себя рождает «нечто». Эту чистую потенциальность Ф. называет свободой, которую характеризует как «последнюю сокровенную глубину человеческой личности». Именно свобода есть акт, в котором осуществляется «слияние или сплетение» первореальности непостижимого с «готовым» бытием.
Переходя от теоретико-познавательных вопросов к проблемам самосознания, Ф. говорит о двух мирах, в которых живет человек, – «публичном, объективном» («поверхностный слой сознания») и «темной глубине самости» (подсознательная реальность как форма проявления непостижимого). В отличие от философов-рационалистов, пытавшихся подменить реальную противоречивость душевных процессов «ясным как солнце разумом», Ф. доказывает, что душа человека есть микрокосм, охватывающий мировую бесконечность и не теряющий единства собственной душевной жизни. Самосознание, по Ф., возможно только лишь в форме «монодуализма» души, в которой сплетены противоположности хаоса и гармонии, «темного и светлого». «Я есмь и не есмь абсолютное» – вот вердикт зрелого самосознания. Интуиция всеединства превращает противоположность «или – или» во всеобъемлющее «и – и» («всё во мне и я во всём»).
Способность к мгновенным переходам от аналитического сознания к состоянию слияния с бытием в его всеобщности является не просто теоретическим улаживанием вечного конфликта свободы и необходимости, но проявлением зрелого жизненного самосознания, разрешающего противоречия конечного и бесконечного, времени и вечности, хаоса и космоса в высшем синтезе. Именно такое знание Ф. вслед за Николаем Кузанским называет «умудренным неведением», поскольку оно проистекает не от недостатка, но от полноты знания. Идеи Ф. во многом созвучны теории познания Н. Лосского, этике и антропологии Н. Гартмана, воззрениям М. Хайдеггера.
ФРАНКФУРТСКАЯ ШКОЛА – направление в немецкой философии и социологии, которое сложилось в 30-х годах XX в. вокруг Института социальных исследований (при университете Франкфурта-на-Майне), отличавшегося марксистской некоммунистической ориентацией. Видными представителями философии Ф. Ш. являлись Т. Адорно, Г. Маркузе, М. Хоркхаймер, Ю. Хабермас. С приходом Э. Фромма работа института приобрела направление, ставшее определяющим в последующие годы: социальные исследования опирались на сочетание марксизма с психоанализом. В 1934–1939 гг. большинство сотрудников эмигрировали в Швейцарию и Францию, где теоретическая работа была продолжена. С 1939 г. исследования в русле идей Ф. Ш. проходили в Международном институте социальных исследований при Колумбийском университете в Нью-Йорке, с 1949 г., после возвращения его основателей в Германию, – в ФРГ, во Франкфурте-на-Майне.
Широта исследовательской проблематики и нетрадиционность подходов представителей Ф. Ш. обусловили ее непосредственное влияние на развитие европейской и американской общественной мысли с 1930-х до конца 70-х годов. Ряд идей Ф. Ш. оказал значительное влияние на теоретическое оформление молодежного движения 60-х «новых левых». Следует отметить, что Адорно, Маркузе и Хоркхаймер старались отмежеваться от леворадикалистских тенденций этого движения.
Основные направления «критической теории общества», развиваемой Ф. Ш.: разработка философско-социологических оснований социальной теории, человек и его социальное бытие, изучение динамики культуры в связи с политической динамикой, попытки предложить программу создания гуманистически ориентированного общества. Насущная потребность современности – восстановление целостности распадающегося мира культуры, возвращение ему творческих импульсов. Только критически мыслящий субъект может вывести сознание отдельного человека и всю культуру в целом из состояния разорванности. Соединить осколки разбитого зеркала культуры и должна помочь предложенная Ф. Ш. «негативная диалектика» как логика целостности.
В современном мире человеческие потенции угасли в процессе овещнения, объективирования в трудовой, социальной, познавательной деятельности. Продукты этой деятельности, становясь товаром, окончательно отделяются от создателя, общество превращается в механический агрегат вещей, людей, которые относятся к себе подобным как к вещи. Задача Ф. Ш. – выявить непримиримые противоречия социальной действительности, критически их оценить и отвергнуть, подготовив тем самым предпосылки для создания будущей гармонической целостности.
«Негативная диалектика» Ф. Ш. отрицает мир в его наличности, данности. Она оценивает сущее с позиций возможного. «Негативная диалектика» далека от логического исследования противоречивой структуры реальности и конструирования некоего формального синтеза, это не только и не столько теория. Она выполняет функцию прямого «практического» воздействия на сознание индивида. «Великий отказ» Г. Маркузе – и элемент философской теории, и форма непосредственного восприятия действительности. Отказ от «бинарного» мышления, ведущего мир к разрушению, приводит Маркузе к идее инобытия как бесконечного спектра всех мыслимых форм жизни и проведения на основе этой идеи «интегральной» революции – революции воображения.
М. Хоркхаймер и Т. Адорно в своей работе «Диалектика Просвещения» (1947) рассматривают «негативную диалектику» как тотальную критику всей истории человеческой культуры. Все беды человечества и отдельного человека имеют своим источником не какие-то внешние обстоятельства. Само человеческое мышление даже в своих истоках есть «механизм принуждения». Человек с его рефлексивной способностью, с его практической установкой несет в себе зерна саморазрушения. Программой Просвещения в широком смысле, как господства в обществе рациональных форм деятельности, было «расколдовывание мира». Просвещение стремилось разрушить мифы и свергнуть воображение посредством знания. Власть и познание – синонимы. Уже в древности даже патриархальные боги Олимпа охватываются философским Логосом, подчиняются ему. Вскоре даже всеобщие философские категории материи, первоначала стали рассматриваться как выражение тайного страха человека перед силами космоса и были отброшены. Просвещение тоталитарно, это торжество человеческой субъективности, не признающей иных авторитетов, кроме самой себя. Возникает некий «оперативный разум» как инструмент овладения природой. Но «мифы, становящиеся жертвой Просвещения, сами являются его же непосредственными продуктами». Стремление к власти лежит не только в основе разума, но и в основе мифа: достаточно вспомнить любой магический ритуал; Просвещение только рационализирует эту человеческую потребность.
Оперативный разум, который лег в основу процесса усиления господства над природой, над себе подобными, над самим собой, есть порождение потребности человека в самосохранении. Однако в целом его торжественное движение в человеческой истории – это процесс, разрушительный для человека. Усиление своей власти люди оплачивают ценой отчуждения от того, на что эта власть направлена. От человека постепенно отдаляется сущность вещей: «Они известны ему в той степени, в какой он способен манипулировать ими». Возможность самоизменения вещи не интересует властвующего субъекта. Вещи как объекты власти всегда самотождественны, всегда те же самые. Человек «слепнет», теряет возможность увидеть мир в его самобытности, изменчивости, взаимосвязях. Маска господина прирастает к лицу человека, он перестает видеть и самого себя, свои качества, не имеющие отношения к функции власти.
Гармония мира, богатство человеческих качеств и взаимосвязей с миром приносятся в жертву господству. «Лишенная качеств природа становится хаотическим материалом для всего лишь классификации, а всемогущая самость – всего лишь обладанием, абстрактной идентичностью». Магии древних всё же присуще специфическое заместительство. Принесение в жертву ягненка вместо первенца предполагало наличие чего-то незаменимого в том, кого необходимо «заместить». Они не полностью равны, а только частично. В науке заместительство сменяется полной взаимозаменяемостью. Магическое мышление как форма рациональности всё же предполагало существование чего-то иного, не охватываемого его рамками. Поздние формы рациональности изгоняют иное из мысли.
Просвещение перенимает схему мышления мифа, чтобы ее упростить и разрушить. В самом мифе заложено разделение на субъект и объект, который затем перерастает в пропасть между человеком и природой. В формах разума проглядывает единство обезличивающей коллективности. Господствует некий тотальный субъект, в котором гаснет всё индивидуальное. Диалектика Просвещения такова, что, паразитируя на мифе, обескровливая миф, уничтожая его, разум сам погружается в миф. «Тем отречением, которым дух заявляет о своем господствующем положении и прокладывает себе путь обратно в природу, рассеивается его властительная претензия, именно та, которая делает его рабом природы».
«Дело самосохранения» в Просвещении постоянно смешивается с «делом свободы». Оперативный разум постоянно выходит за собственные пределы. Но произошла удивительная вещь: Просвещение, взяв под контроль всё единичное, предоставило непостигнутому целому свободу наносить ответный удар по бытию и сознанию людей. Оперативный разум – это еще не весь разум. Мышление, находящееся в состоянии философского беспамятства, пог