Яркое выражение чувствования ценностей, свободное от субъективной ограниченности, Ш. обнаружил у последователей Франциска Ассизского (итальянского монаха, основателя ордена францисканцев, жившего в XII–XIII вв.), открывших миру «новое эмоциональное отношение к животным и растениям, т. е. ко всему тому, что в природе находится ближе всего к человеку как живому существу». С другой стороны, Ш. отстаивает идею «надвременного, вечного царства ценностей», абсолютно неизменных в своем бытии, и выстраивает оценочно-нормативные модели, которые являются для большинства людей эталонами поведения. Иерархия этих ценностей самоочевидна для чувственно-эмоциональной интуиции, которая сродни «порядку сердца» и персонифицируется в следующих образах: святой, мудрец, законодатель, артист, гений, герой, техник, весельчак. Высшим проявлением всех человеческих святынь является Бог.
Ставя задачу постижения человека во всей полноте бытия, Ш. приходит к выводу, согласно которому любые его определения – односторонни. Человек занимает промежуточное положение между животным царством и царством «чистого духа». Сущность его проявляется в постоянном напряжении «жизненного порыва» (неразумной силы, стремления «к чему-то» и «от чего-то») и «духа», лишенного самостоятельной энергии. Дух – некий принцип, выражающий личностное бытие человека «в резком отличии от всех функциональных «жизненных» принципов» и проявляющийся в таких эмоционально-волевых характеристиках, как доброта, любовь, раскаяние, благоговение. В структуре внутреннего мира «дух» проявляется «в независимости от принуждения, давления, связи с органическим». Раздвигая окружающий мир до уровня «мирового бытия», он делает предметом сознания свое собственное состояние. Взаимопроникновение «духа» и «порыва», одухотворение стремлений и одновременное наделение силой, «оживление» духа есть «цель и конец земного бытия и развития».
Вся история человеческого духа – это история идеально-типических форм соотнесенности порыва и духа, в которых человек видел, ощущал самого себя и рассматривал свою включенность в порядок бытия. Всего Ш. выделяет пять основных «идей человека». Они не связаны жестко с этапами развития философской мысли, могут проявляться в любое время и находят отклик в душе человека и по сей день.
Первая «идея человека» – это идея религиозной веры как сущности человека (иудейско-христианский тип). Религия приписывает человеку «метакосмическое» значение, приподнимает его над природой. Однако божественная основа человеческого бытия вступает в противоречие с земной формой человеческого существования. Так возникает ощущение надлома, кошмар первородного греха, страх и отвращение ко всему земному.
Второй идеальный тип – это тип homo sapiens, человека как носителя разума. Логос, сознание возвышают человека над всем сущим уже в учениях древних греков. Аристотель, Платон, средневековые философы, Кант, Гегель, философия Просвещения – вот вехи движения этой идеи человека. Сплетаясь с первым, религиозным образом человека, эта идея настолько овладевает массовым сознанием, что человек начинает к себе относиттся как к рупору разума, тождественного нравственности и красоте.
Третья идея человека – это тип homo faber, «человека работающего», получивший обоснование в натурализме, позитивизме, прагматизме. Между человеком и животным существуют только количественные различия, считают сторонники этой идеи. «Дух» – это пассивное следствие, эпифеномен, сопровождающий влечения человека. Разум выполняет лишь «техническую» функцию, обслуживающую человеческие желания. То, что люди называют «ценностями» (истина, добро, красота), – лишь знаки полезности. Человек – это существо, пользующееся знаками, интеллект – подсобное, орудийное средство. В человеке нет стремления к самосовершенствованию; всё, что кажется таковым, есть лишь бегство от удовлетворения влечения.
Этот тип человека обосновывают по-разному самые различные философские школы: сенсуализм Демокрита и Эпикура, позитивизм Фр. Бэкона, Д. Юма, Дж. Ст. Милля, О. Конта, Г. Спенсера, эволюционные учения Ж. Б. Ламарка и Ч. Дарвина. На эту идею также опираются «великие психологи влечений»: Т. Гоббс, Н. Макиавелли, Л. Фейербах, А. Шопенгауэр, Фр. Ницше, З. Фрейд и сам Ш., по его признанию. Эту идею, как считал Ш., разделял и К. Маркс. Существуют три системы влечений, которым соответствуют три типа человека: влечение к продолжению рода (З. Фрейд), к власти (Н. Макиавелли, Фр. Ницше), «влечение питания» К. Маркс.
Четвертая идея человека находится в оппозиции ко всем предыдущим; она усматривает сущность человека в его неизбежной деградации (А. Шопенгауэр, Фр. Ницше, Г. Лессинг, Ф. Теннис, О. Шпенглер, частично А. Бергсон). Сторонники этой идеи разделяют культуру, разум, мир знаков как суррогаты жизни и самое жизнь, чувства, влечения. Человек деградирует от «естественной» жизни, которой соответствуют символ, традиция, магия, политеизм, – к «разумной», искусственной организации жизни, которой соответствуют позитивная наука, монотеизм, государство, право.
Пятую идею человека Ш. назвал «постулаторным атеизмом серьезности и ответственности» (Н. Гартман). Это взгляд на человека как свободное существо, личность. Мир с этой точки зрения не «единосущен» человеку, появление человека случайно, не связано с Богом. Свобода человека не должна ни на что опираться.
Размышления Ш. о человеке, духовном обновлении человечества оказали влияние на Н. Гартмана, Х. Ортегу-и-Гассета, Э. Мунье, Г. Марселя, Н. Бердяева.
ШЕЛЛИНГ Фридрих Вильгельм Йозеф (1775–1854) – немецкий философ-идеалист, представитель немецкой классической философии наряду с Кантом, Гегелем, Фихте. Основные работы: «Идеи философии природы», «Система трансцендентального идеализма», «Философские исследования о сущности человеческой свободы», «Философия и религия», «Философия искусства».
Ш. – «философский Протей», его взгляды претерпевали постоянную эволюцию на протяжении всей его жизни. В философской эволюции Ш. выделяют несколько периодов: период «философии природы» (90-е годы XVIII в.), трансцендентальный идеализм (1800-е гг.), философию тождества (10-е годы XIX в.), философию откровения (от середины 10-х годов до конца жизни).
По словам Ш., для Фихте мир природы есть то, что не существует, но должно существовать как необходимая преграда для «Я», которая подлежит уничтожению и служит средством утверждения свободы. Между тем о достоинстве философии надо судить по тому, насколько совершенны ее представления о природе, ведь именно они открывают путь науке. Философии разума должна предшествовать философия природы, поскольку сознание есть продукт развития природы. Поэтому у Ш. природа – ступень, предшествующая духу (в отличие от Канта и Фихте, у которых природа противостоит человеку). Для Ш. природа – единый организм, целостность которого обосновывается с помощью понятия «мировой души», характерного для неоплатонической философской традиции. Начало вещей – в продуктивной, производящей (но не мыслящей) деятельности. На основе естественнонаучных открытий XVIII в. Ш. в своей философии природы рассматривает ее как силовое динамическое единство противоположностей, развивающееся по определенным ступеням, на одной из которых появляется человек, наделенный сознанием.
Начало жизни природы – медленное пробуждение духа, бессознательное явление разума. Учение Ш. о природе – скорее величественная поэма о природе, нежели доказательная научная система. В ее образах эстетическое мироощущение находит отклик, созвучие своей душе. Фихтевская субъективная диалектика сознания у Ш. трансформируется в концепцию диалектического развития природы.
Ответив на вопрос о возникновении сознания из деятельности бессознательно-духовной природы, Ш. исследует следующую проблему: как субъективное становится объективным, как сознание («интеллигенция») становится объектом, который существует вне субъекта и с которым согласуются представления последнего. Осмыслению этой проблемы посвящена «Система трансцендентального идеализма». Подобно тому как натурфилософия была учением о возникновении и становлении «Я», трансцендентальный идеализм должен быть учением о «Я» и его функциях.
Поскольку акт, порождающий сознание, является бессознательным, постольку зависимость сознательной жизни от бессознательной дает начало новому теоретическому процессу познания. Начинаясь с ощущения, этот процесс восходит к рассудочному, логическому мышлению (низшее познание) и далее – к разуму, постигающему предмет целостно в акте интеллектуальной интуиции. Последняя представляет собой не что иное, как непосредственное созерцание, «схватывание» разумом самого предмета в единстве его собственных противоположностей. Развивая идеи немецкого романтизма, Ш. предельно сближает интеллектуальную интуицию с эстетическим созерцанием. Субъектом такой интуиции является гений как бессознательно-сознательная деятельность «Я», свободное осуществление которой становится наслаждением для сознания. В этом Ш., следуя Канту и Фихте, выходит за пределы их учения.
Параллели практического и теоретического разума, которые пересекаются у Канта и Фихте где-то в бесконечности, у Ш. встречаются в «Я» художника, создающего эстетическую реальность – мир, в котором уравновешены влечения мышления и влечения воли. Само произведение искусства есть не просто воплощение гармонии, но совершенное выражение вопроса и ответа, точнее – вопроса, содержащего в себе решение, которое лишь только и сможет формировать философское мышление.
Если Кант с осторожностью говорил о гении и реальных последствиях случающегося «гения без вкуса и вкуса без гения», то Ш. убежден в «интеллигенции гения», действующего как природа, которая дает правила человеку. Гений творит «безотчетно», «удовлетворяя здесь лишь неотступную потребность своей природы». Художественное произведение, созданное по «наитию природы», всегда содержит больше того, что художник намеревался сказать. Поэтому само произведение приобретает характер «чуда», которое «даже однажды совершившись, должно было бы уверить нас в абсолютной реальности высшего бытия». Из этой особенности гения Ш. выводит отличительное свойство произведений искусства – «бесконечность бессознательности». Гений вкладывает в произведение «некую бесконечность», не доступную ни для какого «конечного рассудка». Искусство для Ш. становится первоосновой и завершением мировой жизни, а эстетика – не только заверением философии, но и вершиной знания вообще. Из кантовского и фихтевского идеализма у Ш. развивается «эстетический» идеализм. Эстетическая концепция Ш. оказалась настолько впечатляющей, что стала фундаментом романтических и неоромантических теорий XIX–XX вв.