Идею историзма, прогресса Г. развертывает на конкретном материале всемирной истории. С его точки зрения, общественное развитие есть естественный продукт человеческих способностей, которые зависят от условий места и времени. Развитие народов составляет единую цепь, где каждое звено связано с предыдущим и последующим. Современное человечество является наследником всего того, что было выработано предшествующими поколениями. Причинами общественного развития являются взаимодействия внутренних и внешних (климат, географические условия) факторов. Главным стимулом развития являются «внутренне силы» – общество как совокупность индивидов. Не в государстве, но в «народе» как целостности видел Г. возможность реализации гуманистических идеалов.
Он явился одним из предшественников современных культурологических исследований. Культура для Г. – это не нечто доступное немногим, но продукт совокупной деятельности людей и одновременно ее стимул. Культура – это труд, наука, искусство, язык, это плод совместных усилий всего человечества. Культура должна равномерно и всеохватно пронизывать законы, воспитание, жизненный уклад всех стран и людей всех сословий. Культура – это характеристика общества, двигающегося по пути осуществления гуманистических идеалов. Отказываясь от традиционного европоцентризма в понимании истории культуры, Г. интерпретирует ее как историю гуманизма от Конфуция и Марка Аврелия до Лессинга. «Мне хотелось бы словом гуманность охватить всё, что я до сих пор говорил о человеке, о воспитании его благородства, разума, свободы, высоких помыслов и стремлений, сил и здоровья, господства над силами Земли». Гуманность соответствует природе человека. Если люди не достигли такого состояния – в этом они должны винить только себя.
Убежденный в поступательном характере исторического процесса, Г. предостерегает от наивной веры в прямолинейность прогресса и приходит к выводу о противоречивости общественного развития. Социально-философские взгляды Г., его философия культуры и языка оказали влияние на развитие последующей философской и общественной мысли. Идеи поступательного развития человечества были трансформированы Гегелем в идею исторической необходимости. Мысли Г. о народе как основе развития истории, о народности в искусстве с энтузиазмом были подхвачены русскими революционными демократами.
ГЕРМЕНЕВТИКА (греч. hermeneutikos – истолковывающий) – философское направление, представители которого полагают, что истолкование, интерпретация есть не чисто познавательная процедура, но форма бытия человека в мире.
Первоначально Г. называли искусство истолкования текстов произведений древних поэтов, символов, иносказаний, затем – библейских текстов. Позже Г. связывают с проблемами перевода древних авторов, с толкованием законов. В качестве родоначальников Г. как теории истолкования называют Аристотеля и Аврелия Августина. В качестве самостоятельного философского направления Г. начала складываться в немецком романтизме (Шлейермахер). К формированию Г. как философского направления непосредственное отношение имеют В. Дильтей, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер. Современная философская Г. связана с именами Х.-М. Гадамера, П. Рикера.
С точки зрения Гадамера, Г. – это не учение о методе познания, это учение о бытии, новая онтология. Реальность, в которой существует человек, есть определенное поле смыслов. Бытие «дано» человеку вместе со своим смыслом. Человеческая жизнь неизбежно является процессом истолкования, выявления смысла – понимания. В труде «Истина и метод» площадкой исследования бытия становится сфера исторического, сфера общения человека с «преданием», с традицией. Задолго до того, как мы осознанно размышляем над своим положением в мире, в обществе, нашему поведению предпослано дорефлексивное «предпонимание», которое и определяет действительность нашего исторического бытия. Каждый предмет, каждое отношение, каждая форма культуры, с которой мы вступаем в контакт, задает логику нашего поведения; мы живем среди «понимательных» вещей. Каждый элемент культуры рассчитан на определенное отношение к нему человека; мы погружены в мир как текст, который «читаем» своей жизнью.
Человеческое бытие как понимание в концепции Гадамера лишено субъективизма и психологизма. Человек не может ни жить в истории, ни понимать историю, если он ощущает себя «интерпретатором-творцом», если он относится к истории как к некоей видимости, которая целиком является результатом его активной, сознательной, постоянно «пересоздающей» мир деятельности, если он сообразно «нуждам момента», своим личным или групповым интересам или во имя «идеалов гуманизма» меняет оценки исторических событий, «переписывает» историю, вкладывает свой собственный смысл в великие произведения искусства. В этом случае пребывание в истории теряет четкие контуры, превращается в набор бытийных трансформаций.
Возможен и другой вариант: осмысливая прошлое, мы не «пересоздаем» его, подтягивая к какой-то точке в настоящем, а погружаемся в это прошлое, вживаемся в него, сливаемся с ним и тогда утрачиваем дистанцию, перевоплощаемся. Сохранить себя во времени – крайне сложная задача. Человек то растворяется во временном потоке, то начинает говорить «от имени Вечности», считая таковой свою собственную ограниченность, растворяя историю в себе.
Современная Г. воссоздает иную модель пребывания человека во времени, в истории. Неподатливость мира-текста по отношению к его творцу и к истолкователю и есть проявление бытия как «вневременности во времени». Данный подход хорошо прослеживается при исследовании Гадамером «классического» в культуре. «Классическое» говорит об отстоянии и недостижимости, его значение устойчиво и непрерывно, сила его «обращения к нам» принципиально не ограничена, как и продолжительность обращения. Философско-онтологический смысл обращения к «классическому» заключается в следующем. Присутствие непреходящего совершенства среди нас свидетельствует о том, что это совершенство – образец именно для нас, мы стремимся его достигнуть; неограниченная сфера его действия – вся наша культура. Мы не можем жить, не отнесясь к чему-то как к образцу, как к «классическому». Это недостижимое есть основа нашего мира, мы не разделены с ним, а объединены в «различении», в непреодолимости дистанции, отделяющей нас от классического. Мы не можем произвольно обращаться с «классическим», перекраивать смыслы, заключенные в нем. Его совершенство в том и состоит, что «классическое» как бы само себя истолковывает, задает способ собственного понимания. Следовательно, «классическое» не только недостижимо; оно сопротивляется отождествлению с иными, поздними его интерпретациями. «Классическое» в нашей жизни – это ощущение законченности, наличия всей полноты смысла, к нему нельзя ничего добавить, приблизить к реалиям современной жизни, оно как бы ведет самостоятельное, не нуждающееся в дополнительных интерпретациях существование, живет «само по себе». «В классическом получает свое высшее выражение всеобщий характер исторического бытия».
Все используемые в Г. категории – «понимание», «дистанция», «традиция» – не есть чисто познавательные категории. Г. – это онтология, рассмотрение форм подчиненности человека времени и попыток его преодоления. На первый взгляд, трудно совместить представление о бытии Парменида, высоко оцененное современной Г., как об абсолютно устойчивом, неподвижном, нераздельном с гадамеровской концепцией бытия как времени. Такие текучие, «беспокойные» культурные формы, как игра и искусство, выступают в гадамеровской концепции в качестве наиболее адекватных форм освоения времени. Но игра, искусство есть попытки освоения человеком того, что не поддается обычному рациональному освоению; применение этих способов есть свидетельство «неподатливости» бытия. Бытие можно представить лишь в формах собственной ограниченности, формах временности. Человек не может свободно двигаться, перемещаться во времени, но он не может и удержаться в одной точке временного потока. Различные циклические концепции времени, представление о времени как об однонаправленном, линейном процессе – лишь человеческий способ расчленения нерасчленимого. Человек не может властвовать над временем. Но он пытается его освоить, жить в нем. Г. и есть форма освоения бытия как времени, а не описание эмоций человека: «что я думаю о времени, какие чувства оно во мне вызывает». Эмоции субъективны и произвольны, Г. же говорит о тех формах, в которых «время говорит во мне», – мне некуда бежать от времени, оно насквозь пронизывает мою мысль, выстраивает мою жизнь. Свой мир, мир культуры человек вынужден строить, подчиняясь «зову времени».
П. Рикер видит проявление онтологического значения интерпретации в изначальной конфликтности типов интерпретации, соответствующих бытийным координатам человеческой деятельности. Сама «деятельность расшифровки» человеческого поведения не отделена от человеческого существования; расшифровывая символы мира бессознательного, мира желаний, человек уже принимает или не принимает желание как основу воления как «деятельности по его воплощению». Тем самым, обращаясь назад, воля придает окончательный смысл бессознательному, миру влечений. Но воля также обращена вперед, к выходу субъекта за собственные границы, воля ведет к трансцендированию, к реализации цели. Конфликтность интерпретации проявляется в дуализме символов, организующих человеческую жизнь. Расширение пространства интерпретации, «сплавление горизонтов» (Гадамер), попытка введения универсального контекста мира сакрального (Рикер) позволит гармонизировать человеческое бытие.
«ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКИЙ КРУГ» – циклический характер процесса понимания. Еще Аврелий Августин уловил особенности Г. К.: «верить, чтобы понимать». В Г. К. выражена взаимообусловленность различных познавательных процедур – объяснения и понимания: чтобы понять что-то, необходимо объяснить его, но чтобы объяснить, необходимо сначала понять. К проблемам, возникающим в связи с появлением Г. К., обращались Ф. Шлейермахер и