Натурализм не дает нам вырваться из «порочного круга» познания: индивид с его сознанием рассматривается как отражение природы, сами же природные закономерности определяются ссылками на результаты естественнонаучных исследований. Натурализм проявляется не только в понимании мира, но и в понимании сознания. Сознание рассматривается психофизиологией в качестве природного объекта, включенного в систему причинно-следственных связей. Особенности человеческого сознания не могут быть выявлены, пока мы будем растворять сознание в неопределенно-многообразном поле его предпосылок – человеческих установок, привязанностей, предрассудков, ожиданий – и «следствий» его применения – научных теорий, культурных объектов.
Неспособность классической философии выделить особенности работы человеческого сознания сочетается с наивной убежденностью в его абсолютной самодостаточности, отделенности от мира, замкнутости. Границы между «внутренним» сознания и «внешним» мира преодолеть невозможно, их можно только проигнорировать: или мир оказывается проекцией наших ощущений, или наше сознание – пассивным отпечатком мира.
Первое, что надо осуществить при исследовании сознания, по мнению Г., это отказаться от так называемой «естественной установки», характерной для обыденного познания и частных наук. Естественная установка принимает всё содержание наших чувств, переживаний, знаний за объективно существующее.
Г. хочет изменить сам подход к исследованию сознания. Сознание – это всегда сознание о чем-то, оно имеет субъект-объектную структуру. Нельзя относить субъект к «внутреннему», а объект – к «внешнему». Направленность сознания на что-то Г. назвал интенциональностью сознания. То, на что направлено сознание, называется феноменом. В отличие от Канта, Г. вообще не ставил вопрос о соотношении феноменов и «вещей в себе». Феномен предполагает определенный акт сознания (переживание, вспоминание, оценку) – «ноэзис» или «ноэзу» в его терминологии – и сам предмет, на который направлен акт сознания, – «ноэму». Выделение «чистых» феноменов и их описание и есть феноменология – учение о феноменах сознания.
Изучение феноменов сознания требует осуществления феноменологической редукции, то есть возвращения к исходному субъект-объектному отношению, очищенному от всех суждений, мнений по поводу собственного Я и его взаимоотношения с миром. Надо заключить весь мир «в скобки», воздержаться от интерпретаций, оценок, суждений. Эту философскую процедуру Г. назвал эпохе (от греч. «воздержание от суждений»). В результате мы избавляемся от «естественной установки» сознания и приостанавливаем наши суждения об объективном положении вещей, о существовании самих вещей. Мы начинаем описывать не существование, но идеальную «сущность», «эйдос». Мы начинаем говорить не о треугольнике, но о чистой треугольности, не о возможности реального существования на земле кентавров, но о «человеко-лошадности».
В процессе феноменологической редукции изменяется наше представление о собственном «Я». «Я» из эмпирического субъекта превращается в чистое «Я» как совокупность универсальных структур, функций сознания, реализующихся в потоке переживаний. Связи внутри потока переживаний не носят характер жестких причинно-следственных зависимостей, это связи мотивационные, одно переживание открывает возможность другого, изменение установки тут же меняет смысл интенционального акта. При исследовании сознания нет смысла прибегать к помощи логических инструментов: жизнь сознания открывается нам только с помощью интуиции, непосредственного усмотрения. «Эйдосы также не являются понятиями в собственном смысле слова, так как язык – орудие образования понятий – тесно связан с «естественной установкой». Средствами непосредственного усмотрения смысла оказываются метафора и аналогия.
Трудности, связанные с определением метода анализа чистого сознания, с выявлением основы взаимодействия индивидуальных сознаний, привели Г. к выделению той базовой реальности, которая позволяет координировать индивидуальные познавательные установки, – к жизненному миру. Характеристики жизненного мира крайне скупы, однако можно говорить о сходстве жизненного мира и естественной установки сознания, от которой Г. безуспешно пытался избавиться.
Феноменология Г. оказала значительное влияние на большинство философских направлений XX в.; Г. имел последователей и среди отечественных философов. Идеи феноменологии широко используются в социологии, религиоведении, психологии, эстетике, лингвистике.
Д
ДАНИЛЕВСКИЙ Николай Яковлевич (1822–1885) – русский философ, социолог, писатель, естествоиспытатель; был близок к славянофилам убеждением в своеобразии русской культуры и ее исторического пути. Определенное влияние на Д. оказали философия утилитаризма Дж. Ст. Милля и И. Бентама, «социальная наука». Из 46 опубликованных теоретических работ 36 посвящены проблемам естествознания. В большой работе Д. «Дарвинизм» теория естественного отбора Ч. Дарвина подвергается уничтожающей критике, а происхождение организмов выводится из деятельности «высшего разума». Наиболее оригинальной является небольшая по объему работа «Россия и Европа», имеющая подзаголовок «Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-романскому». С 1920 г., когда работа была переведена на немецкий, а затем и на другие европейские языки, Д. вызывает в Европе всё больший интерес, его идеи являются предметом обсуждения на международных социологических, культурологических симпозиумах.
В противовес существовавшей европоцентристской однолинейной схеме общественного прогресса, Д. впервые обосновывает идею множественности и разнокачественности человеческих культур, отрицающую внутреннее единство истории. Основой его концепции является теория «культурно-исторических типов», которая в XX в. станет темой исследований О. Шпенглера, А. Тойнби, П. Сорокина. Все культуры («культурно-исторические типы») подобны биологическим организмам. Они проходят периоды зарождения, созревания, плодоношения и дряхления, гибели. Период роста – неопределенно долог, расцвета и плодоношения – краток.
Культурно-исторические типы уникальны: они не могут быть сравниваемы, не могут рассматриваться как ступени развития общечеловеческой культуры. «Прогресс… состоит не в том, чтобы идти всем в одном направлении (в таком случае он скоро бы прекратился), а в том, чтобы исходить всё поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях. Поэтому ни одна цивилизация не может гордиться тем, чтоб она представляла высшую точку развития, в сравнении с ее предшественницами или современницами, во всех сторонах развития». Следовательно, значение культурно-исторических типов состоит в том, что каждый из них по-своему выражает «идею» человека. Совокупность осуществленных «идей» составляет нечто «всечеловеческое, которое отличается от общечеловеческого». Д. убежден, что «общечеловеческого» нет и никогда не будет: «желать быть им – значит желать удовольствоваться общим местом, бесцветностью, отсутствием оригинальности… довольствоваться невозможною неполнотою».
Единственной реальной конкретизацией отвлеченной сферы общечеловеческого («родового понятия») является «видовое понятие народа». Его жизнь в культуре, или его «история культурной жизни».
По Д., первые пять культурно-исторических типов – египетская, китайская, вавилонская и иранская цивилизации – «были культурами подготовительными, имевшими своею задачею выработать те условия, при которых… становится возможною жизнь в организованном обществе. Всё в них было в смешении: религия, политика, культура, общественно-экономические организации еще не выделились в особые категории деятельности». На смену им приходит еврейская (развитая на религиозной основе), греческая (основанная на художественно-эстетических началах) и римская культура, давшая миру образец политико-правовых отношений. Об аратически ничего.
Романо-германский тип (современная Д. европейская культура) основан на религиозно-эстетических, политико-правовых началах и носит индустриально-технический характер. Грядущая славяно-русская цивилизация, в которой осуществится вся полнота «разрядов человеческой деятельности», призвана к тому, чтобы разрешить социально-экономические вопросы, оставшиеся нерешенными в романо-германской цивилизации.
Помимо культурно-исторических типов выявляются «культурные потоки»: один идет через Рим в Европу, другой – через Византию в славянский мир. Борьба Европы и России оказывается продолжением борьбы Греции и Рима, в которой должна победить Россия – носительница идеалов греческой культуры и православия.
«Россия и Европа» начинается как политический памфлет, который по мере изложения превращается в выдающийся трактат по философии и социологии культуры и заканчивается как политический прогноз и проповедь. Философская система Д. представляет собой тщательно разработанное единство онтологического, гносеологического и социологического подходов. Уникальность труда в том, что Д. пытается ответить на вопросы о сущности и законах развития истории, о возможности прогнозирования динамики культуры общества и изменений в социальной структуре. Доказывая свои идеи, Д. выдвинул несколько фундаментальных социологических идей относительно диффузии, миграции, экспансии и мобильности культур. Он является автором теории, согласно которой материальная культура имеет тенденцию распространяться повсеместно, в то время как духовная культура распространяется только в границах собственной территории и не в состоянии охватить другие цивилизации. В XX в. эту теорию, не ссылаясь на автора, воспроизвели и развивали немецкие социологи М. Вебер и А. Вебер.
Содержательная многослойность книги Д., переплетение в ней трех (политико-публицистического, натуралистического и собственно философско-социологического) планов, чрезвычайно емкий круг проблем (исторические перспективы Европы и России, государство и мораль, церковь и государство, политика и благосостояние, православие и католичество в их отношении к культуре и т. п.) провоцируют на неоднозначное прочтение текста, зависящее к тому же от политико-идеологических, религиозно-психологических и философских установок читателя. Самого Д. не слишком интересовали противоречия, слабые места, «тупики и переулки» западной культуры самой по себе. Его волновало то, что в самой России многие больны «западничеством», стремились к некритическому усвоению образцов западной культуры и не чувствовали своеобразия, творческой мощи русской культуры. С этой болезнью русской интеллигенции борется Д., в этом явный пафос его книги. В современной западной философии и социологии Д. называют пионером, открывшим популярную ныне теорию пространственно-временной локализации культурных феноменов.