Краткий философский словарь — страница 34 из 163

Последователи Гегеля – неогегельянцы (Ф. Брэдли, Т. Бозанкет, А. Либерт и др.) – в основном рассматривают Д. не в качестве свидетельства мощи человеческого разума, основанного на тождестве Абсолюта и мира, Бога и человека. Д. для них – это форма проявления неизбежной ограниченности человеческих познавательных возможностей, попытка применить «конечные» познавательные инструменты, расчленяющие мир на части (законы формальной логики), к познанию бесконечного как абсолютной целостности. Д. в данной интерпретации теряет качество рациональной формы деятельности, окрашивается эмоциями.

Д. как учение о противоположности Бога и мира, об утверждении и отрицании, о синтезе различного и несходстве сходного является важной составной частью философии неотомизма и протестантской «диалектической теологии». В основе «диалектической теологии» лежит апофатический метод познания Бога, лежащий в отрицании его антропоморфных характеристик. Вера – единственно возможная форма противоречивого единства человеческого и Божественного. Неотомисты отвергают борьбу противоположностей, лежащую в основе гегелевской и марксистской Д. Взаимоотношения Бога и мира лишены заряда отрицательности. Неотомисты признают катафатический путь приближения к Богу, предполагающий возможность позитивных утверждений о Нем, на основании принципа «аналогии бытия».

Для «негативной диалектики» Франкфуртской школы основной задачей являлось выявление непримиримых противоречий социальной действительности с целью разрушения бинарности, противоречивости как основы человеческой жизни. Д. должна основываться не на понятии противоположности, но на понятии «иного» как бесконечного спектра человеческих возможностей.


ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ – ведущее направление в теологии европейского протестантизма 20–30 гг. XX в. Положения Д. Т. были сформулированы Карлом Бартом (1886–1968) в его работах «Послания к римлянам апостола Павла», «Церковная догматика», «Нет! Ответ Эмилю Бруннеру», «Введение в евангелическую теологию» и др.

Одним из центральных понятий, с помощью которого обосновывается необходимость Д. Т., является «теология кризиса». Кризис (греч. krisis – суд) – это критическая ситуация, при которой ставится под сомнение вся прежняя культура, это ситуация «суда» над прошлой системой ценностей и – одновременно – ситуация поиска сохранившихся возможностей.

Социальные потрясения, вызванные войной, гибель Германской империи, революция в России вызвали в протестантизме, как и в католичестве (см. «Неотомизм»), стремление к обновлению либеральной теологии, сблизившей Бога и человека настолько, что в Боге человек стал видеть свой мистифицированный образ. С точки зрения Барта, история религиозного самообожествления человека начинается с философии тождества Гегеля и с романтиков, подменивших абсолютную ценность Божественного эстетически преображенной реальностью. Бог же абсолютно непознаваем и потусторонен. Между Ним и миром – «пустое пространство», скрывающее Его и не позволяющее Его лицезреть. Мы ничего не знаем о творческом замысле Бога. Понятие творения Божьего говорит лишь о самом творении, уже отделенном от своего Творца. Поэтому, говорит Барт, и мы все, и существующий мир «не пребываем в Боге, но удалены от Него».

Современная церковь претендует на монополию обладания Богом, любые политические, социальные акции чаще всего прикрываются Его именем. Человечеству, претендующему на «гуманистическую автономию», не хватает критицизма. Теология должна учиться у философии, которая критична по определению. Только пройдя горнило Кризиса, теология может стать «критической теологией», или «теологией освобождения», для которой христианство ни в коей мере не сводится ни к его собственному прошлому, достойному критического изучения, ни к его переживанию в настоящем, которое в лучшем случае имеет моральный характер, в худшем – уводит в мистику.

К. Барт вместе с Э. Бруннером, Э. Турнейзеном, Ф. Гагартеном, Р. Бультманом в журнале «Между Временами» (1923–1933) выдвинул программное требование поворота к «теологии слова», называемой также Д. Т. По мнению Барта, необходимо идти от антропоцентризма нового времени к новому теоцентризму; от психологического понимания религиозности и от теологии как историко-культурологической дисциплины к слову Божьему, к делу Бога; от религии и религиозности – к вере; от религиозных потребностей человека, желающего быть «человекобогом», – к Богу, который есть «нечто иное», открывающееся лишь в богочеловечестве Иисуса Христа. Единственное «место встречи человеческих возможностей с Возможностью Божественной (для людей невозможной») – Откровение. Эта возможность в лице Христа идет нам навстречу; обращаясь к каждому, заставляет отказаться от всякой всеобщности и, ставя нам предел, заставляет постоянно решать вопрос собственного бытия или небытия».

Подсказки ждать неоткуда: Откровение не созерцаемо; искать аналогии в прошлом бессмысленно, поскольку история есть дело ограниченных человеческих возможностей. «Потому-то трудно со стороны исторического христианства подойти к подлинному смыслу Откровения». Неверно было бы сводить Откровение к некоей идее. Откровение, с точки зрения Барта, есть подлинное историческое событие, случившееся в определенное время, в определенном месте, с определенными людьми и возвещенное одной определенной книгой – Библией. В человеческих свидетельствах Евангелия речь идет о слове Бога, которое человек должен признать, может познать и в которое он должен уверовать.

В основе «признания знания и веры христианской» лежит апофатический путь движения к Богу (апофатическое богословие), заключающийся в отрицании его антропоморфных характеристик, в отказе от односторонних представлений о Нем. Бог трансцендентен, запределен всему существующему, все земные аналогии искажают мысль о Нем. Бог в известном смысле – это отрицание всякой предметности, небытие мира.

Д. Т. противопоставляет религию и веру. Религия – это иллюзия, зеркало, в котором человек видит самого себя, это попытка человека изобразить неизобразимое, представить непредставимое. Религия воплощена в представлениях о творении Богом мира, о формах Его присутствия в мире, в эсхатологических представлениях (учениях о конечных судьбах мира и человека). Религия фактически отрицает Бога в его запредельности, невещественности, пытается отождествить Его с земным и понятным. Но отождествить – значит «уничтожить» в мысли. Поэтому религия как система представлений и культовых действий противоположна вере, считает Барт.

Вера – это путь к Богу, который может пройти человек, только полностью от себя «отступившись». Единственная возможность помыслить Бога – это понять Его немыслимость. Бог – это совершенно «иное». Символически человек осознает противоположность Божественного человеческому в образах «гнева Божьего», «милости Божьей», «Бога-судии». Диалектика веры заключается в постоянном переживании человеком себя как противоречия: веруя, человек выходит за собственные рамки, «отказывается», отступается от себя; возвращаясь к себе, в свое «слишком человеческое», он лишается веры, живой связи с Богом. Вера держит человека на пределе его собственного бытия, человек в полной мере осознает свою противоречивость только в вере. Вера и есть единственная возможная форма противоречивого единства противоположностей человеческого и Божественного. Образ Голгофы – добровольной жертвы – и есть символ того, что в вере человек приближается к Богу, оставаясь самим собой, неся свой крест.

Христоцентризм Барта, помогающий понять диалектику свойств Бога, соотношение творения и Завета, времени и вечности, веры и знания, природы человека и Благодати, суда и спасения, получил развитие в этике свободы – свободы перед Богом, свободы, сохраняющейся при всех ограничениях. Он содержит в себе возможности для новой «экуменической теологии», сближающей протестантизм и католичество в «церкви единой, святой, вселенской и апостольской», поэтому К. Барта при жизни называли «отцом церкви XX века».


ДИДРО Дени (1713–1774) – французский философ-просветитель, писатель, организатор «Энциклопедии». Основные произведения: «Мысли об объяснении природы», «Разговор Д'Аламбера с Дидро», «Сон Д'Аламбера», «Племянник Рамо», «Жак Фаталист и его хозяин», «Парадокс об актере» т. д.

Все исследователи отмечают богатство, разносторонность творческой натуры Д. Он не оставил строгой философской системы, его взгляды претерпевали постоянную эволюцию. Д. склонялся к материализму, хотя давал повод к оценке своих идей как пантеистических. Он видит в основании природы множество качественно разнородных элементов. Каждый из них наделен своей собственной особой внутренней силой. Благодаря этому в природе происходит вечное движение. Вечно движущаяся природа рождает различные формы. Проблему появления живого из неживого, неразрешимую для механицизма, Д. решает, вводя понятие особой оживляющей, одушевляющей силы в основание материи. Философ выступает против преформизма, предполагающего, что ранние этапы развития материи уже содержат в себе всё многообразие будущих материальных форм. Процесс развития природы – это процесс рождения нового, доселе не существовавшего.

Д. отвергал идеалистические построения Платона и Дж. Беркли, в теории познания стоял на позициях сенсуализма, был сторонником теории общественного договора. Ему были чужды крайности этики утилитаризма, хотя он полагал, что себялюбие является основной движущей силой человеческого поведения.

Взгляды Д. на искусство основывались на принципе натурализма: искусство должно быть согласно природе. Поскольку в природе нет скрытой цели, всё подчинено необходимости, то нет и критерия для оценки существующего. Искусство как подражание природе должно быть лишено ценностного характера. Для художника горбун так же ценен, как Аполлон. Воздействие искусства на человека должно быть подобно действию природы. Искусство не рисует высокие идеалы, оторванные от действительности, – оно дает образ человека как «копии природы», лишь выделяя в нем типичные черты. Искусство – увеличительное стекло, помогающее человеку познавать действительность, видеть то, что есть на самом деле. Возможно, сам того не желая, Д. сформулировал один из эффективных принципов идеологического воздействия. Соединившись с принципом «себялюбия», частного интереса, принцип подражания природе фактически скрывает, маскирует человеческий интерес, выражает его как природную необходимость. Природа становится своеобразным аргументом в процессе идеологического воздействия.