Для Л. как мыслителя и поэта характерна нелюбовь к отвлеченной мысли, которая не переходит в жизненное действие. Испытав влияние Байрона, французского романтизма и немецкой философии, Л. максимально приземляет отвлеченно-трансцендентные, а потому практически недостижимые идеалы Канта и Шеллинга к условиям русской национальной действительности. Идея практического разума как синтеза мысли и воли к действию становится руководящим принципом и основанием всякой человеческой жизни, стремящейся закрепить себя в зыбкой текучести мира. Для Л. ценность представляет не идея сама по себе и не мысль, «иссушенная наукою бесплодной», но мысль как форма и основание действия, изменяющего человека и его жизнь. Поэт формулирует: «… идеи – создания органические… их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует» («Герой нашего времени»).
На языке Л. форма – это не внешнее выражение содержания поступка, а состояние собранности человека, это качество, с необходимостью вызывающее единственно нужное в данной ситуации действие. По мысли поэта, это означает, что человек, в чьей голове «родилось больше идей», является самым страдательным существом. Ведь многие люди, жалуется он М. А. Лопухиной, «вовсе не созданы мыслить, потому что мысль сильная и свободная – такая для них редкость». Не оттого ли «гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим сложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара»? («Герой нашего времени»). Мысль эта отчетливо выражена в «Княгине Лиговской»: «Свет не терпит в кругу своем ничего сильного, потрясающего, ничего, что бы могло обличить характер и волю: – свету нужны французские водевили и русская покорность чужому мнению». В светской искривленности жизненного пространства и существуют герои Л. – мыслителя, эпатирующего окружающих, и поэта, мифологизирующего собственную личность в духе романтических веяний времени.
Идеализм умонастроения приводит Л. к признанию высшего значения «Я» человека как центра и единственной силы, организующей мироздание. «Страшно подумать, что настанет день, когда я не смогу сказать: я! При этой мысли весь мир не что иное, как ком грязи» (из письма М. Лопухиной). Но что есть «Я»? Это «смешенье пламени и хлада, смешение небес и ада, сияние лучей и тьма». Понимание двойственности «Я», различающего в акте самопознания собственную двойственность, у Л. (в отличие от идеализма Канта, Шеллинга, по мнению поэта, зовущих дух человека к чистоте бестелесности) являлось началом мук недремлющего сознания, стремящегося к полноте осуществления, к собственному совершенству. «Когда б в покорности незнанья / Нас жить Создатель осудил, / Неисполнимые желанья / Он в нашу душу б не вложил, / Он не позволил бы стремиться / К тому, что не должно свершиться; / Он не позволил бы искать / В себе и в мире совершенства, – / Когда б нам полного блаженства / Не должно вечно было знать». Как жить – вопрос, мучающий Л. «Страдания, любовь и рай» доступны лишь «земле». Но повседневность есть реальность, «где страсти мелкой только жить, где не умеют без боязни ни ненавидеть, ни любить» («Демон»).
Л. задолго до Достоевского наметил идею, разработанную автором «Братьев Карамазовых». «Демон» Л. – символ сверхчеловечества, о котором мечтает «подпольный человек», желающий «всё знать, всё чувствовать, всё видеть», мечтающий до исчерпания постичь «святыни истины, любви и красоты». Такой личностью в границах авантюрно-приключенческого жанра «Героя нашего времени» является Печорин. Он живет в хаотичном, загадочном, необъяснимом мире. Хаотичность и необъяснимость присутствуют в нашей жизни постоянно, но они нами не замечаются в силу обыденности жизненных деталей. У Л. жизненная ситуация моделируется с помощью экстраординарного. Сюжет разворачивается в окружении, богатом приключенческими возможностями (Кавказ, горцы, разбойники, столкновение разных культур), с участием романтических эффектов (ущелье, стремнины, контрабандисты). «Жажда жизни» героя, его «стремление быть для кого-нибудь причиной страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права» далеки от мистики «воли к жизни» Шопенгауэра. Невероятные приключения Печорина в сущности лишь отражают в художественно впечатляющих красках тайну повседневного бытия человека.
Тайна личности Печорина – это тайна каждого, кто стремится реально совершить задуманное, возвыситься над сдерживающими волю принципами и запретами, в борьбе с другими и с собой перешагнуть черту, отделяющую в обыденном сознании добро от зла. «Я готов на все жертвы… но свободы моей не отдам», – говорит Печорин. Однако мир оказывается настолько непрогнозируемым, что герой начинает чувствовать себя марионеткой в руках случая. Печорин не знает, что готовит ему следующий день, как не знает и читатель, что готовит ему следующая страница. Главная проблема лермонтовского миросозерцания – несоответствие реальности предопределения, неотвратимости событий творческой активности как сущности человеческой жизни.
Попытки согласования жизненного предопределения с интенсивным личным началом у Л. являются причиной богоборчества, богоотступничества. Они же вызывают чувство абсолютного одиночества и богооставленности, становятся источником лихорадочных поисков оснований для своего права на самоутверждение. На главный вопрос своей жизни – «бунт или смирение?» – Л. не дал ответа. В последующем на него отвечают опытом своей жизни и творчества Гоголь и Достоевский, Л. Толстой, Вл. Соловьев, Н. Бердяев.
ЛИЧНОСТЬ – отдельный человек, характеризуемый со стороны его целостности, осознанно-волевых проявлений. Первоначально слово «Л.» (лат. – persona) означало маску, роль, исполняемую актером в античном театре. В отличие от понятия индивида, которое определяется как обособление в рамках единства, смысловое поле понятия Л. – это проявление внутреннего во внешнем. Смысл понятия Л. раскрывается через понятие свободы, ответственности, поступка как действия сообразно свободно принятому решению; самосознания и саморазвития. Действия личностного характера есть фактор саморегуляции общественного организма.
Л. в философии исследуется со стороны содержательных процедур самоинтеграции – поиска смысла жизни, осмысления собственной судьбы, размышлений о жизни и смерти и способности к преднамеренным свободным поведенческим актам – поступкам. Л. в социологии исследуется в качестве продукта социальных взаимосвязей и субъекта социальной активности. В общей психологии Л. – это системное качество, приобретенное индивидом в процессе деятельности (устоявшаяся система мотивов, глубинных смысловых образований, установок). В социальной психологии Л. рассматривается со стороны ее взаимоотношений с социальной группой.
Важнейшая особенность Л. – умение избегать отождествления себя как определенной целостности с конкретными формами своего социального поведения, умение «быть» и «казаться». Мобильность личности, умение менять стиль поведения, отделять себя от своих поступков, чутко реагировать на меняющиеся социальные требования есть важный элемент регулирования социальных взаимодействий.
С точки зрения ролевой концепции Л., исследующей возможности человеческой способности «казаться» (Т. Парсонс, М. Вебер в социологии, Дж. Мид, М. Кун, Ч. Кули в социальной психологии), не существует «человека вообще». Существуют лишь явления, «роли» Л. в социуме. Человек всегда проявляет свои потребности, актуализирует жизненные смыслы в конкретных социальных взаимодействиях – выступая как «специалист», как «студент», как «ученый», как «отец», как «зритель» и т. п. Другими словами, человек всегда есть «кто-то» – носитель определенных норм, идеалов, традиций, он не бывает «никем». Социальная роль не означает сознательно принятого на себя актерства, надевания «маски». В рамках теории ролей Л. в каждой конкретной роли проявляет себя как индивид, как носитель групповых норм.
Марксизм, фактически выступая сторонником данной концепции, расширяет групповой интерес до классового и общесоциального, что делает невозможной безболезненную смену ролей для Л.; обессмысливается само понятие роли. Роль превращается в призвание, миссию, срастаясь с Л. Изменение социальной роли оказывается возможным только с изменением самих социальных отношений, в которых существует и действует индивид. Способность Л. осознавать включенность в ролевые отношения, способность выхода за рамки роли, потребность в самореализации и представления о себе как уникальной целостности также являются важным механизмом социальной регуляции. Коммуникативные межличностные связи на этом уровне носят специфический и часто непредсказуемый характер; на ролевом уровне коммуникативный процесс осуществляется в рамках общего «нормативного поля».
В ситуации выхода за рамки роли актуализируются другие качества Л. – потребность в самоактуализации, рефлексивно-интегрирующие способности, самопроективность Л. Она в данном случае проявляет себя не как носитель общих норм, ценностей; не как индивид, но как индивидуальность. В психологической теории самоактуализации (А. Маслоу, Г. Олпорт, К. Роджерс) сущность Л. интерпретируется как непрерывное стремление человека к самовыражению. Л. нарушает устойчивость социальных отношений, разрывает коммуникационные сети, устанавливает новые правила коммуникации.
В философии (персонализм, экзистенциализм, философская антропология) Л. рассматривается как процесс самопроектирования, самоинтеграции, саморефлексии, протекающей в рамках общения «Я» с Другим. Общение, понимаемое как субъект-субъектное отношение, включает переживание, понимание и трансцендирование (соотношение Л. с абсолютными ценностями и их носителем – абсолютной Личностью). В философии марксизма присутствуют элементы понимания Л. как самопроективного процесса, однако само развитие Л. неотделимо от реального изменения социальных отношений и обязательно воплощается в нормативном социальном поведении.