ия превращается в один из разделов онтологии.
«Не зависящая от времени и пространства координация, – пишет Л., – есть не что иное, как связь самих сверхвременных и сверхпространственных деятелей друг с другом, благодаря которой всё, что переживает один деятель, как свое проявление, существует не только для него, но и для других деятелей всего мира». В такой гносеологии нет места для традиционной теоретико-познавательной проблемы «копии» и «оригинала»: «в знании присутствует не копия, не символ, не явление познаваемой вещи, а сама эта вещь в оригинале». Познание – это выделение вещи из всего многообразия взаимодействий; интуиция освещает лучами знания определенный фрагмент бытия. Интуиция сама является элементом взаимодействия субстанциональных деятелей, механизмом мирового единства. Чувственная, идеальная, мистическая стороны бытия открываются посредством различных видов интуиции: интеллектуальной, мистической и чувственной.
Личность, по мнению Л., находится в центре мироздания: «Личность есть центральный онтологический элемент мира». Основу личности составляет воля как устойчивое, идеальное, творческое начало. Воля продолжает творческое дело Бога. Бог каждого наделил «сверхкачественной творческой силой», то есть свободой воли и «нормативной индивидуальной идеей», которая является путеводной звездой для человека. Человек абсолютно свободен от своего прошлого, от зависимости от окружающей среды, даже от Бога, поскольку Он сотворил нас свободными. Понимая, что перспективы каждого к «самотворению» содержат опасные возможности злоупотребления свободой, Л. обосновывает необходимость «теономной» морали, принципы которой будут основаны не на исторически относительных социальных нормах, а на абсолютных религиозных ценностях. Самоценность личности возможна только в случае ее направленности на достижение сверхличных ценностей, без которых всё становится относительным, мир перестает быть единым целым. Л. видит силу зла, которое коренится не столько в слабости человека, сколько в его воле, направленной на разрушение во имя своего собственного самоутверждения. Разрушение в итоге обрекает человека на одиночество и внутренний разлад. Осознание этого в перспективе каждым человеком дает, по мнению Л., надежду с оптимизмом смотреть в будущее.
В религиозной философии Л. его учение находит свое завершение. Этический пафос мыслителя, пронизывающий его систему, превращает онтологию познания в онтологизированную этику.
ЛУНАЧАРСКИЙ Анатолий Васильевич (1875–1933) – русский философ, чьи воззрения тесно связаны с марксизмом, эстетик, критик, публицист и драматург, первый нарком просвещения советской России. Основные работы философского характера: «Очерк позитивной эстетики», «Этюды критические и полемические», «Р. Авенариус. Критика чистого опыта в изложении А. Луначарского», «Религия и социализм», «Мещанство и индивидуализм». Л. испытал влияние различных философских направлений, пытался синтезировать идеи марксизма, махизма, философии жизни.
Основная проблема его размышлений на протяжении всей жизни – способы овладения личным и социальным будущим вопреки объективному разворачиванию событий, другими словами – поиск способов личного и социального освобождения. Л. считает, что социальному прогрессу высшую ценность придает стремление всего живого, и главное – человека, привести жизнь к ее полному развитию и подъему. Стремление к совершенству – «душа религии»; действия, которые позволяют достичь расцвета жизни, можно назвать «религиозными действиями». В своих работах до 1917 г. Л. обосновывает идею, согласно которой марксизм есть «философия религиозная», поскольку продолжает искания пути к совершенной жизни.
Проблему личности, ее взаимоотношений с обществом Л. пытается решить одновременно как бы с «двух точек зрения» – с точки зрения научной теории и с точки зрения практического разума, ценностного сознания. Он прекрасно понимает особенности массового сознания в период социальных катаклизмов. Когда разрушению подвергаются старые устои, а очертаний нового уклада не видно, тогда примитивно-религиозная вера становится богатым резервуаром человеческих сил для движения, направленного против основ существующего порядка. Помочь человеку ощутить себя не «винтиком» в механизме социальности, но творцом, обладающим бесконечными возможностями, «богом» и, засучив рукава, «здесь, сейчас, сразу, вместе» начать строить «царство небесное на земле» – вот цель усилий философа.
Л. характеризует человека (богочеловека) новой религии следующим образом. 1. Наличие желания собственного интегрального развития, что возможно лишь в коллективе, в обществе, преобразованном с помощью пролетариата. 2. Стремление к счастью, возможное в совместной, коллективной деятельности. Достижение счастья как высшего идеала человеческой жизни приводит к социализму, где человек человеку друг и радость. 3. Стремление совершить нечто социально значимое, полезное. Результатом явятся «потребность в совместном труде» и «великие чувства».
Л. защищает идею предрасположенности человека к духу коллективности. Социализм как «религия подлинного коллективизма» отвечает человеческому призванию. В статье «Вопросы морали и Метерлинк» Л. писал: «Группа лиц объединяется здесь в нечто солидарное, целостное, а главное, соединяется воедино с данной личностью, с единицей. «Я» чувствует ярко и непосредственно радости и горести этого «мы», этого большого «Я». «Мы» в тысячу раз увеличивает поверхность ощущений, оно дает возможность радоваться победам, которые осуществляются лишь через столетие после смерти «маленького я», жить жизнью давно погибших поколений, которые тоже принадлежали к «мы», составляли его часть». Установку на то, что Я» находится внутри «Мы», Л. называет «макропсихическим индивидуализмом, широкосердечием», в отличие от традиционного индивидуалистического эгоизма, который, хотя и может быть разумным, всё же является «микропсихикой, узкосердечием».
«Макропсихический индивидуализм», по мысли Л., расширяя жесткие рамки существования реального индивида, позволяет ему компенсировать индивидуальную смерть чувством расширения «Я» до великого «Мы», чувством «сотрудничества в великом строительстве». «Бессмертие обретается в виде» – человечестве. Аргументы для своей теории преодоления смерти путем расширения «Я» Л. пытается найти в «теории элементов Э. Маха. Богочеловек Л. – это символ совпадения «видовых» («Мы») и индивидуальных характеристик. Чтобы воздействовать на чувство и «заразить» человека интересами человеческими, Л. свободно использует художественные образы, разнохарактерную религиозную терминологию, даже бравирует ею. Всё это – своеобразная «игра в религию», прием, с помощью которого он как бы отгораживается от всех видов традиционно-религиозного миросозерцания. Для Л. «бог» выступает в качестве метафоры, образно-художественного отношения к миру (послесловие к пьесе «Иван в раю», предисловие к пьесе «Маги»).
Стремясь превратить философию марксизма в «мудрость жизни» пролетарских масс, Л. рассчитывал, что идеи богостроительства легко усвоятся традиционным сознанием, находящимся под влиянием религиозного миросозерцания. Иной смысл образов, постепенно внедряясь в сознание, переродит чувства, потребности, ценностные ориентации масс. Однако его идеи привели к прямо противоположному эффекту. Рассудок вписывал образы в традиционные воззрения, и «новое мирочувствование» угасало в рационализированных формах обыденного сознания. С одной стороны, образы «новой религии» Л. часто лишались общедоступности и непосредственности эмоционального воздействия. С другой – размывались границы между философской теорией и мифологией обыденного сознания, что оставляло впечатление мистификации, под власть которой попал и сам автор. Богостроительские идеи оказались крайне неудачной формой решения проблемы формирования внутреннего мира личности, проблемы личностной обращенности философских абстракций. Значительно позже, критически оценивая свою попытку подвести народные массы к истинам социализма через «полупоэтическую публицистику», Л. назвал ее «ложным шагом»: невозможно решить проблему формирования практического миросозерцания созданием «адаптированной» философии.
ЛЮБОВЬ – в узком смысле – тяготение, стремление людей друг к другу, включающее телесные, душевные и духовные аспекты. Философское содержание понятия «Л.» связано с жизненно значимыми для человека вопросами, касающимися сущности счастья, свободы, творчества, смерти и бессмертия.
Эволюция содержания понятия Л. связана как с историей человеческих взаимоотношений, так и с развитием философской проблематики. Среди многообразных интерпретаций Л. следует выделить две наиболее значимые. Первый (исторически более ранний) подход к Л. – это ее объективизация, рассмотрение ее в качестве одной из сил, определяющих не только человеческие действия, но и природные процессы. Второй подход – рассмотрение Л. как субъективного феномена, выражающего интимно-личностные состояния человеческой души. Но и субъективный подход к Л. не сводит ее к отношениям между противоположными полами. Л. к детям, к родителям, к людям вообще, к родине, к идеям – вся эта гамма чувств заключена в содержании понятия «Л». Существуют попытки преодоления односторонности этих двух подходов. В прошлом такие попытки были связаны с «расширением» человеческой Л., т. е. с рассмотрением ее как особой энергии, связывающей индивидуальное с всеобщим, человеческое – с Божественным.
Универсализация Л., в отличие от ее космизации, имеет ярко выраженную этическую окрашенность. В настоящее время разрушение границ между объективной и субъективной интерпретациями Л. связано с подходом к человеку как к «культурно оформленной» субъективности. Любое выражение Л. есть выход интимного чувства в мир общего – знаково оформленного мира культуры.
Исторически первой формой вхождения темы Л. в человеческое сознание была ее мифологическая интерпретация. В древних мифах Л. – это космический процесс, столкновение противоположных начал, ведущее к возникновению («рождающее») всего существующего. Отношения между мужчиной и женщиной, рождение новой жизни служили моделью для космогонии. В греческой философии мифы приобрели философское звучание: Л. – это та сила, без участия которой невозможно решить проблему взаимоотношений единого и многого. Однако Л. в качестве энергии объединения и «вражда» в качестве энергии разрушения (