«Трансцендентальной является философия, уясняющая себе, что первые и существенные законы этого мира явлений коренятся в нашем мозгу и оттого познаются a priori»
Вследствие старинной, непримиримой войны, какую всюду и всегда ведут против таланта и ума бездарность и глупость, имея на своей стороне легионы, тогда как у противника единицы, – всякому, кто создает что-нибудь ценное и неподдельное, приходится выдерживать тяжелую борьбу с непониманием, тупостью, испорченным вкусом, личной корыстью и завистью – с этим достойным союзом, про который Шамфор говорит: «При виде лиги глупцов против талантливых людей можно подумать, что перед вами заговор лакеев для устранения господ». Мне же, сверх того, надо было иметь дело с особенным врагом: значительная часть тех, кто был призван и имел возможность руководить в моей специальности мнением публики, получила места и оклады, для того чтобы распространять, восхвалять, превозносить до небес худшее, что только есть, – гегельянщину. Между тем этой цели нельзя достигнуть, если в то же время признавать, хотя бы лишь до некоторой степени, то, что есть хорошего. Этим да и объяснит себе позднейший читатель тот загадочный для него факт, что я для своих настоящих современников остался столь же чуждым, как человек на луне. Однако система мыслей, которая, несмотря на отсутствие всякого участия со стороны других, могла в течение долгой жизни неустанно и живо занимать своего автора и побуждать его к упорному и невознагражденному труду, этим самым свидетельствует о своей ценности и о своей истинности. Без всякого поощрения извне одна только любовь к делу в течение долгих дней моих поддерживала мою энергию и не давала мне устать; с презрением внимал я при этом громкой славе, какой пользовалось недостойное. Ибо при вступлении моем в жизнь мой гений предложил мне на выбор: или познать истину, но никому ею не угодить, или же вместе с другими учить ложному, пользуясь поддержкой и одобрением, – и выбор этот был для меня нетруден. Но оттого-то судьба моей философии и оказалась противоположной той, какую имела гегельянщина, – настолько противоположной, что их можно считать двумя сторонами одного и того же листа, сообразно характеру обеих философий. Гегельянщина, чуждая истины, ясности, ума, даже простого человеческого смысла, к тому же еще облеченная в одежду отвратительнейшей галиматьи, какая была когда-либо слыхана, стала патентованной и привилегированной профессорской философией, т. е. нелепицей, кормившей своего радетеля. Моя же, одновременно с ней появившаяся философия, хотя и имела все недостававшие той качества, но не была выкроена по мерке каких-либо высших целей, – она была совершенно не приспособлена по тогдашним временам для кафедры и потому, как говорится, была ни к селу ни к городу. Отсюда и воспоследовало, как день за ночью, что гегельянщина превратилась в знамя, под которое сбегалось все, моя же философия не нашла себе ни сочувствия, ни приверженцев – напротив, с единодушной преднамеренностью ею совершенно пренебрегали, ее утаивали и где можно вытравляли, ибо ее присутствие нарушило бы столь выгодное положение дел, подобно тому как китайские тени на стене исчезают при появлении дневного света. Оттого-то я и стал Железной Маской или, как выражается благородный Доргут, Каспаром Хаузером профессоров философии, – я был загражден от воздуха и света, чтобы меня никто не увидел и чтобы мои прирожденные права не могли получить себе признания. Но теперь человек, похороненный профессорами философии, вновь возродился, чтобы повергнуть их в замешательство; они даже не знают, какое же теперь выражение лица им надлежит сделать при этом.
Артур ШопенгауэрИзбранные афоризмы
«Ученые – это те, кто начитался книг; но мыслители, гении, просветители мира и двигатели человечества – это те, кто читал непосредственно в книге вселенной»
«Философия, собственно говоря, есть стремление познавать в представлении то, что не принадлежит представлению и что тем не менее в нас самих сокрыто, потому что иначе мы были бы только представлением»
«Находить противоречия в мире значит не владеть истинным критицизмом и принимать два за одно»
«Сострадание – основа всей морали»
«Объективно – честь есть мнение других о нашей ценности, а субъективно – наша боязнь перед этим мнением»
«Истинный характер человека сказывается именно в мелочах, когда он перестает следить за собою»
«До меня философы заняты были учением о свободе воли; я же учу о всемогуществе воли»
«Гордость есть внутреннее убеждение человека в своей высокой ценности, тогда как тщеславие есть желание вызвать это убеждение в других, с тайной надеждой усвоить его впоследствии самому»
«Не зависит ли гениальность от совершенства живого воспоминания? Ибо благодаря лишь воспоминанию, связывающему отдельные события жизни в стройное целое, возможно более широкое и глубокое разумение жизни, чем то, которым обладают обыкновенные»
«Средний человек озабочен тем, как бы ему убить время, человек же талантливый стремится его использовать»
«Одним из существенных препятствий для преуспеяния рода человеческого следует считать то, что люди слушаются не того, кто умнее других, а того, кто громче всех говорит»
«Отдельный человек слаб, как покинутый Робинзон: лишь в сообществе с другими он может сделать многое»
«То, что есть в человеке, бессомненно, важнее того, что есть у человека»
«То, что люди зовут судьбой, это по большей части глупости, совершенные ими самими»
«У людей вообще замечается слабость доверять скорее другим, ссылающимся на сверхчеловеческие источники, чем собственным головам»
«Если шутка прячется за серьезное – это ирония; если серьезное за шутку – юмор»
«Из личных свойств непосредственнее всего способствует нашему счастью веселый нрав»