[331] По значению в торговле первое место после Волги занимала Северная Двина, поддерживавшая торговыя связи отдаленнаго севернаго края с внутренними областями государства. В системе Северной Двины также были пункты важные во внутренней торговле с Россией. Такова была Вологда, о которой один агент Английской компании писал, что нет города в России, который не торговал бы с ней. Преобладающими предметами на вологодском рынке были лен, пенька и сало. На значение Вологды, как средоточия торговаго движения по Северной Двине, указывает и другое английское известие, что вологодским купцам принадлежала большая часть насадов и дощаников, плававших по Северной Двине, на которых перевозилась соль от морского берега в Вологду. Одной из главных статей промышленности и торговли севернаго края были меха; важным рынком меновой торговли был Устюг Великий. По свидетельству Иовия, сюда съезжались промышленники из Перми, Печоры, Угории и других отдаленных краев, привозя с собою разные меха. Но первое место в торговле мехами и другими произведениями севера занимали Холмогоры: сюда на зимнюю никольскую ярмарку привозили на оленях из Печоры, Пинеги, Лампожни и Пустозерска редкие и дорогие меха собольи, куньи, лисьи белые, черные и рыжие, заячьи и горностаевые. Этот же город в изобилии снабжал северный край солью и соленою рыбой. Из поволжских городов значительную торговлю мехами производила Казань.[332] О меховой промышленности находим некоторыя любопытныя подробности у иностранцев XVI в., преимущественно у Герберштейна. Иовию объясняли прежнюю дешевизну мехов тем, что жители отдаленнаго севера по простоте своей прежде часто меняли их на самыя дешевыя вещи московским купцам; так жители Перми и Печоры, по его словам, еще недавно платили за железный топор столько соболей, сколько московские купцы, связав вместе, могли продеть их в отверстие топора, куда влагается топорище. Собольи меха ценились по густоте, черноте и длине волоса, также по времени, в которое пойман был зверь. Герберштейн слышал, что в Москве бывали иногда собольи меха, продававшиеся по 20 и по 30 золотых, или рублей, но ему самому не удалось видеть такие. В XVII в. некоторые собольи меха продавались в Москве рублей по 100 и более; самые маленькие стоили 1 рубль. Горностаевые продавались по 3 и по 4 деньги за шкуру; лисьи, особенно черные, из которых преимущественно делали шапки, ценились очень дорого; иногда десяток продавали по 15 рублей. Беличьи меха привозили связками, по 10 шкурок в каждой; из них две были самыя лучшия, три похуже, четыре еще хуже и одна последняя самая дурная; каждая порознь продавалась по 1 или по 2 деньги. Бобровые меха были в большой цене, ими обшивали полы верхняго платья. Меха домашних кошек носили женщины. Из теплаго песцоваго меха делали преимущественно одежды для дальних зимных поездок. По известиям XVII в., в Москву привозили по Волге много барашковых шкурок, очень волнистых, которыя ценились довольно дорого.[333] Герберштейн в географическом очерке страны указывает и торговые пути от Москвы на север. Из Москвы через Переяславль лежал путь к Костроме, Ярославлю и Угличу. Уже здесь не знали точно разстояний, по причине множества болот и лесов; то же замечание постоянно повторяется при описании страны далее на север. От Ярославля шел прямой путь к Вологде, а оттуда к Устюгу, от котораго по Двине шел прямой водный путь на север; но кратчайший путь из Вологды в Двинскую область был на реку Вагу. На Белоозеро из Москвы было два пути — кратчайший зимний чрез Переяславль на Углич и летний на Ярославль, но и тот, и другой были очень неудобны, особенно летний, по причине множества лесов, болот и рек, чрез которыя во многих местах надо было делать мосты и гати; трудность этих путей за Волгой увеличивалась еще тем, что они проходили большею частью по малолюдной стране, где земли почти не обрабатывались и редко попадались жилыя места. В Вятку было также два пути — один кратчайший через Кострому и Галич, но более трудный и опасный, по причине болот и лесов между Галичем и Вяткой и разбойничества бродивших здесь Черемис; другой более длинный, но и более безопасный шел на Вологду и Устюг. В Пермь сухим путем ездили только зимой; летом ехали туда на Вологду и Устюг, откуда плыли по Двине в Вычегду.[334] Ехавшие из Перми в Устюг плыли вверх по Вышере и прошедши чрез несколько рек, причем иногда надо было перетаскивать лодки из одной реки в другую сухим путем, приплывали наконец к Устюгу. Огромность разстояний и характер поверхности земли делали сообщения в северных странах крайне затруднительными и медленными. Летом ездить сухим путем было большею частью невозможно, потому должно было плыть реками, хотя от этого путь иногда очень удлинялся. Понятно, какое значение для торговли имела в этих странах зима с своими снегами и льдами. Кроме оленей, для перевозки тяжестей на севере употребляли, по свидетельству Герберштейна, больших собак, запрягая их в сани. Зимой, говорит Контарини, на русских санях, запряженных в одну лошадь, весьма легко перевозить всякия тяжести, тогда как летом езда почти невозможна от большой грязи и множества мошек. Сани, по описанию того же путешественника, были очень похожи на дом и запрягались обыкновенно в одну лошадь, которая везла их с необыкновенною скоростью.
Торговое движение на юге едва ли встречало меньше затруднений, чем на севере; путь по безводной и безлесной степи был часто так же труден и опасен, как и путь по лесным и болотным пространствам севера. Ранния известия говорят нам о сильном развитии торговли по широкому водному пути, который представляла Волга; но те же известия говорят и о развитии разбойничества на ней. Со второй половины XVI в. юго-восточныя степи начали населяться из Московскаго государства; при сыне Иоанна Грознаго явились на Волге города: Шанчурин, Саратов, Переволока, Царицын; таким образом путь к главному торговому городу на юге более и более очищался; но как медленно совершалось это, можно видеть из сравнения известий очевидцев о путешествии из Астрахани в Москву в конце XV и в конце XVI в. Контарини, проехавший в 1476 г. по этому пути с большим купеческим караваном, пишет, что ехали в большом страхе, поминутно ожидая нападения, особенно там, где Дон подходит на ближайшее разстояние к Волге, через которую переправлялись на плотах, наскоро сработанных в ближнем леску; в степи почти не было видно следов дороги; путники ограждались на ночь повозками в виде крепости и ставили караульных; ехали 47 дней. Очевидцы разсказывали Поссевину, что в обширных пустынях между Астраханью и Москвой путешественники иногда по целым месяцам остаются без хлеба, питаясь рыбой и дичью.[335] От Астрахани до Казани плыли по Волге 10 дней. Другой водный путь для торговли Москвы с магометанскими странами шел по Дону. По словам Герберштейна, при Данкове, старом и разрушенном городе, нагружались суда, отправлявшияся в Азов, Кафу и Константинополь; эта нагрузка происходила обыкновенно осенью, в дождливое время года, потому что летом Дон здесь мелководен и не подымает значительных судов с грузом. До Азова плыли отсюда 20 дней. В Азове собирались купцы из разных стран. По словам Ласскаго, здесь турки и татары производили торговлю с московскими купцами, выменивая у них меха на шелковыя и шерстяныя материи и драгоценные камни.[336] От Азова в 5-ти днях пути находился Перекоп; но сюда из Москвы ездили другим путем, чрез Путивль; путь этот был сопряжен со многими неудобствами, затруднявшими торговое движение. По словам Герберштейна, в здешних пустынях, при переправе чрез реки, на путников часто нападали бродячие Татары и уводили их в плен. Михалон также говорит, что когда купцы, для избежания двойной переправы через Днепр и платы литовской пошлины, оставив старую дорогу чрез литовския владения, направляются из Тавриды прямо в Московию чрез Путивль или возвращаются оттуда непроходимыми степями, то часто делаются добычей бродящих в тех местах разбойников.[337] Михалон называет путь из Тавриды чрез Литовския владения старою дорогой торговли с Крымом. Эта дорога шла на Киев, который, по своему положению на третьей главной реке восточной Европы, текущей на юг, имел важное значение в восточной торговле. По словам Михалона, Киев изобиловал иноземными товарами, ибо для всего, что привозилось из Персии, Индии, Аравии, Сирии на север в Москву, Псков, Новгород, в Швецию и Данию, не было, по его словам, другой более верной, прямой и известной дороги, как от порта Эвксинскаго моря, т.е. от Кафы через ворота Тавриды и Тованский перевоз на Днепре и потом через Киев. Этой дорогою часто ездили иноземные купцы, собираясь большими караванами человек по 1000, с повозками и верблюдами. Как иногда была верна и безопасна эта прямая дорога, как называет ее Михалон, можно видеть из его же замечания, что упомянутые караваны, приносившие большия выгоды киевским воеводам, купцам, менялам, лодочникам и проч., были выгодны и тогда, когда проходили в зимнее время по полям и их заносило снегом; таким образом случалось, что грязныя киевския хижины наполнялись дорогими шелковыми тканями, мехами, ароматами и проч., так что, добавляет Михалон, я находил там шелк, продававшийся дешевле льна в Вильне, а перец дешевле соли.[338]
Навстречу торговому движению из Крыма на Киев шло торговое движение из Московскаго государства по Днепру. Контарини говорит, что в Киев съезжалось множество купцов из Великой России с мехами, которые они отправляли в Кафу.[339] Герберштейн указывает сборные пункты этого движения по Днепру: на верхнем течении Днепра, там, где с ним соединяется Днепрец, нагружались суда товарами из Москвы и Холопьяго городка и отправлялись в Литву; недалеко оттуда находился монастырь св. Троицы, где купцы останавливались. Под Вязьмой течет речка того же имени, которая в двух верстах ниже впадает в Днепр; по ней суда, нагруженныя товарами, одни отправлялись от этого города в Днепр, а другия приходили сюда из Днепра, поднявшись вверх по его течению.