Но наши энергетические полубоги пока висели на орбите и никого не трогали. Впрочем, это до поры, до времени. Значит, еще тронут.
Перед визитом Рокова у нас появились тессианские торговцы. Я им искренне обрадовался. Предприимчивость народа Тессы всем известна, наверняка привезут что-нибудь выходящее за рамки стандартного набора имперского транспорта, формируемого под лозунгом «только самое необходимое». При Анастасии Павловне нас изрядно вознаграждали за наши усилия, так что деньги водились.
К тому же Тессианцы обладают способностью создавать вокруг себя легкую и приподнятую атмосферу. Я надеялся, что они разрядят обстановку в преддверии визита Рокова.
Вначале они оправдали ожидания: днем устроили нечто вроде ярмарки, а вечером пикник с деликатесами, гитарами и тессианским вином. Я заметил, что голос певца слегка дрожит, но успокаивал себя: ну и что? Новая планета, незнакомая обстановка, новые люди. Но не должны ли торговцы быть спокойнее? Они привыкли к новизне.
Контрабанда?
Груз проверяли поверхностно, до сих пор я не сталкивался с проблемами.
Но я оставил пикник и пошел на склад. Один. Я не чувствовал такой уж опасности, и мне никого не хотелось отрывать от осетрины и шампанского только потому, что у меня фобия.
Склад единственное надежно запираемое помещение на Светлояре, стоит сенсорный замок, реагирующий на сигнал с кольца связи. Я коснулся его радужной полукруглой поверхности, и дверь открылась.
Включил свет. В большом зале тессианцам выделено несколько десятков метров под их товары. Весь угол забит коробками, белый, зеленоватый, голубой пластик. Рядом висит дешевый печатный портрет Анри Вальдо. Я поморщился. Тессианский сепаратист весело смотрит на меня из-под лихо заломленного берета. Белобрысые космы рассыпались по плечам. Светлая бородка клинышком. На берете серебряные буквы «RАТ». Республиканская Армия Тессы.
За спиной послышались шаги. Я обернулся.
На склад вошел один из торговцев, черноволосый и смуглый парень по имени Иньиго. Следил за мной?
— Хотите проверить? — спросил он. — Давайте я вам покажу.
— Будьте так любезны, — сказал я, продолжая разглядывать портрет. — Что здесь делает Анри Вальдо?
— Висит, — улыбнулся Инъиго. — Иметь портрет Вальдо не преступление.
Верно, не преступление. Честно говоря, такой портрет есть у каждого второго тессианского студента. Но эти ребята уже не студенты, пора бы перебеситься.
— Он вроде бы раскаялся, — заметил я.
— Он остается героем Тессы, что бы с ним не сделали в Психологическом Центре!
— Веревка плачет по вашему герою — вздохнул я. — А ну, показывайте!
Он покорно открывал передо мной коробку за коробкой: консервы, вино, фрукты, мука. Ничего подозрительного. Я не мог заставить его разорвать все упаковки и вскрыть все банки — это уничтожить товар.
— Ладно, — говорю. — Спасибо, Инъиго. Идите.
На меня насмешливо смотрел плакатный Анри Вальдо.
Утром на орбите возник корабль Кратоса, а час спустя мы уже встречали челноки.
Мне показалось странным количество и оснащение шлюпов: боевые хорошо вооруженные машины и, по крайней мере, полк десанта. Война?
Самый высокий из высоких гостей — Антон Роков спрыгнул на выжженную землю и направился ко мне. Одет дорого, но без излишеств. Черный камзол с красным шитьем, черные волосы зачесаны назад и собраны в короткую косу, под темно-багровый бант.
Я приветствовал его вежливым поклоном — он не протянул руки. На худом длинном лице, в углу рта, возникла и тут же исчезла презрительная морщинка.
Его сопровождала охрана, императорские гвардейцы в темно-зеленой форме с красным фениксом, возрождающимся из пепла, на груди и на рукавах. Он, не оборачиваясь, сделал им знак рукой. Они подошли ко мне и встали по бокам. Я не сразу понял, что происходит.
— Данила Андреевич, — тихо сказал Роков. — Вы арестованы. Отдайте оружие.
— На каком основании? — поразился я.
— Не беспокойтесь, в неведении не останетесь.
Оружия я не ношу.
Роков держал паузу, пока один из гвардейцев встал у меня за спиной, а двое других завели руки назад, браслеты пластиковых наручников плотно обхватили запястья, словно мне нарастили новую кожу. И я почувствовал, как разрывается связь с глобальной Сетью — я оглох и ослеп для мира, сигналы биомодераторов заблокированы, и перстень связи тщетно пытается докричаться до симбионтов в моей крови. Я чувствую, как его снимают с пальца. Роков берет, вертит в руке.
— Вы обвинены в государственной измене! — объявляет он.
Нас мало, колонистов. Антон Петрович говорит достаточно громко, чтобы услышали все. Он оперся на трость, рука с перстнем связи лежит на набалдашнике.
— Кем? — спрашиваю я.
Он вынимает из внутреннего кармана цилиндрический футляр, достает бумагу и разворачивает перед моим носом. Я вижу бумагу второй раз в жизни. На первой был патент на чин полковника. Эта такая же гербовая с глянцевой поверхностью и несмываемым текстом, в огне не горит, в кислоте не растворяется, только вместо витиеватой и размашистой подписи «Анастасия» красуется строгое «Владимир». Такой документ можно дистанционно уничтожить с помощью сигнала с императорского перстня, мгновенно и в любой точке Вселенной. На такой бумаге, говорят, напечатаны документы высоких уровней секретности, что лежат в подземном хранилище в Кириополе под зданием СБК.
Я читаю: «Приказываю полковника Даниила Андреевича Данина арестовать по подозрению в сепаратизме и причастности к заговору с целью захвата власти и препроводить на Кратос».
Зачем так пафосно? Для моего ареста не нужен личный императорский приказ, можно обойтись прокурорским уровнем. Я фактический губернатор целой планеты, но формально — да, только полковник. Дело особой важности?
Или боятся, что мои люди устроят поножовщину и надеются на императорское слово, перечить которому никто не осмелится? Неужели и корабли здесь в мою честь?
Белый лист бумаги, покачивается на ветру, сияя радужными фениксами.
Зачем так унизительно? С меня еще не срывали эполеты и не ломали шпагу над головой. Почему бы не дать приказ в руки? Я не собираюсь ни бежать, ни поднимать бунтов.
— Это неправда, — угрюмо говорю я.
Роков игнорирует.
— Где у вас гауптвахта? — спрашивает толпу.
— У нас нет, — отвечает откуда-то из-за спины мой помощник Сергей.
— Как же так, Даниил Андреевич, пять лет без гауптвахты? — спрашивает Роков. — А устав не для вас написан?
— Не нужна была, — замечаю я.
По иронии судьбы меня заперли на складе, который я проверял накануне, как в единственном на планете, надежно запираемом помещении. Я бросил парадный камзол под портретом Анри Вальдо. Ничего похожего на кровать мне не предоставили. Двое охранников расположились на раскладных стульчиках у двери и принялись травить анекдоты.
После полудня явился Инъиго со товарищи.
— Мы продали часть нашего груза на императорский линкор, — весело объявил он охранникам и подмигнул мне. — Завтра они вылетают.
Начали вытаскивать коробки.
— Ну, так по кому веревка плачет? — бросил он мне на прощание.
Ближе к вечеру за мной пришли.
— Вставайте, Даниил Андреевич.
И вот я иду по коридору базы в сопровождении императорских гвардейцев, с руками, сложенными за спиной.
Меня выводят на крышу, на посадочную площадку. Возле гравиплана ждет Роков. Сдержанно кивает, окидывает взглядом, кажется, с сожалением. Приподнимает трость, указывая на дверь машины.
— Садитесь, Даниил Андреевич.
У конца трости инкрустация в виде молнии. Биопрограммер, оружие спецслужб и символ их власти.
Подчиняюсь, захожу в гравиплан, Роков садиться позади, по бокам от меня — гвардейцы.
— Куда летим? — спрашиваю я.
— Всему свое время, — отвечает посланник. — Имейте терпение, господин полковник.
Машина легко поднимается ввысь.
Летим над лесом, солнце клонится к закату. Стволы деревьев, разделенные на сегменты, кажутся конечностями членистоногого.
Внизу небольшое каменистое плато, окруженное гигантскими папоротниками. Мы приземляемся.
Под ногами скудная растительность, в основном, лишайник и редкие пучки травы. В центре плато — одинокое дерево с гладкой, почти белой корой и широкой кроной с мелкими листьями.
Антон Петрович спрыгивает на скалу вслед за мной.
Мне сводят руки за спиною, держат за плечи.
— Господин Данин, по личному императорскому указу вы должны быть расстреляны, — говорит Роков.
До меня не сразу дошел смысл сказанного.
— Как? Без суда? Меня даже ни разу не допросили!
— Личный императорский указ, — терпеливо повторил Роков. — Нам сейчас не до судебной волокиты.
Я сжал губы. Да, есть у Страдина такое право. Новая редакция французского обычая королевских писем. Отвыкли как-то за правление Анастасии Павловны. Императрица была эмоциональна, если не взбалмошна, могла наорать и покрыть матом, могла глушить водку, как шкипер, но никогда, ни одного человека при ней не казнили по личному указу, без суда. Даже на сутки никого не посадили.
Над лесом висит багровое закатное солнце в ореоле облаков, текущих с немыслимой скоростью и вращающихся подобно колесам гигантской колесницы.
Внизу ветер почти не ощущается. Тихо, травинка не шелохнется. Начал накрапывать дождь. Медленный дождь Светлояра, когда каждая капля словно зависает в воздухе.
И время застыло, как трава, и зависло над миром, как дождевые капли. Каждый шаг — вечность. Мозг работает, словно в лихорадке, и бешено стучит сердце. Молиться? Искать выход?
Подводят к дереву, размыкают наручники, заводят руки назад, вокруг ствола, смыкают снова. Толстый пластиковый шнур между браслетами, вероятно, растянулся, расплющился и врос в кору — я не могу пошевелить рукой. Гвардейцы отошли метров на двадцать. У одного из них на плече лежит темная матово-поблескивающая трубка, длиной около полуметра, сужающаяся к концу. Он непринужденно поддерживает ее рукой. Я не верю глазам! Игла Тракля? Есть множество куда более дешевых и простых способов убить человека.