Оказывается, Анатоль учился в Университете Версай-нуво еще во времена, когда и Александр Прилепко был студентом. Там они и познакомились.
Следующим интересным персонажем был Дидье Шинон, психолог Центра, один из немногих, не зараженных Т-синдромом. Его историю я сначала услышал от Анатоля.
— Они действительно честные убежденные люди, — начал он. — Вам про них никто дурного слова не скажет, даже из тех, кто сидел в первом корпусе задолго до нашего ареста, с кем они «работали», хотя отношения с заключенными у них, сам понимаешь, специфические. Надо быть очень чистым человеком, чтобы не озвереть на этой должности и не обратить свою власть во зло. Они все в обязательном порядке проходят курс психологической помощи в том же Центре. Иначе на должность не назначат.
Это было в другом корпусе, но в тюрьме свой телеграф. Так вот, как только теосы начали пихать по двадцать человек в камеру, работники Центра возмутились. Варварство! Изуверство! Пустое мучительство! Им посоветовали замолчать или покинуть Центр. И пояснили, что новая власть не нуждается в их услугах. Они остались. Нельзя оставлять без присмотра специалистов людей с разбалансированной психикой. Тогда теосы, недолго думая, посадили их к остальным.
Мы разговариваем в кормовой части корабля, которую окрестили «кают-компанией», здесь имеется большой иллюминатор, и там, за бронестеклом медленно проплывает Визант, самая большая планета системы Кратоса, безжизненный газовый гигант.
Анатоль познакомил меня с Дидье Шиноном, и теперь мы с ним обсуждаем специфику нашей пенитенциарной системы. Вопрос небезынтересный. Не знаю, что готовит для меня Родина, уже пытавшаяся меня убить. Блок «Е» для государственных преступников? Или блок «F» для приговоренных к смерти? Хотя вряд ли меня возьмутся перевоспитывать: либо прощение, почет и слава, либо расстрел из Игл Тракля.
Дидье представляет собой распространенный тип француза, однако, не так растиражированный в художественной литературе, как образ д’Артаньяна или Сирано де Бержерака. У него широкое лицо, курносый нос и веселые глаза. Если бы я пытался угадать его профессию, наверняка бы сказал, что врач. Внешность, вызывающая доверие.
На нашем корабле летят несколько человек, бывших пациентов Центра, и Дидье за ними присматривает, надеясь передать их в Психологический Центр Кратоса. Мне это кажется жестоким. Зачем? Люди сражались с нами бок о бок. Неужели это не искупает все грехи?
— Стереотип мышления, — говорит Дидье. — Отношение к Психологическому Центру как к наказанию. Это вообще не наказание, даже не искупление. Это больница. А если человек болен — его надо долечить. Иначе хуже будет всем, и ему в первую очередь, — он пожал плечами. — Я не удивлен вашей некомпетентностью, Даня. Еще не так давно к нарушителям закона относились, как к психически больным тысячелетие назад. Заковать в кандалы и посадить под замок. Слава Богу, мы отошли от этой практики. Метаморфы ее воскресили. Нарушение закона, если конечно он разумен и совпадает с требованиями морали, это просто психическая девиация. Слабенькая, между прочим. И лечится легче шизофрении. За исключением очень редких случаев.
Я подумал, что учини я на Кратосе то, что сотворил на Тессе, сидеть бы мне в Центре до конца дней. А так, территория врага, и преступление в данном случае именуется войною. Хотя, теоретически Тесса — территория Кратос Анастасис, и я уничтожил имущество Империи и убил ее людей. Если господин Страдин обвинил меня в предательстве без всяких оснований, почему бы ему теперь не осудить меня?
— Если бы всех граждан Империи прогнать через курс психокоррекции, мы бы давно построили идеальное общество, — продолжает Дидье. — Жаль, бюджет этого не выдержит. И так раздаются голоса, что наша пенитенциарная система слишком дорогая. Всех подвергнуть эвтаназии дешевле, конечно.
— Зато эффективная, — заметил я.
— Еще бы! — воскликнул господин Шиннон. — Недаром Анастасия Павловна перенесла ее на Кратос. А этот вечно экономит, на чем не надо. То на науке, то на искусстве, то на образовании. И до нас дело дойдет.
Не жалует Дидье нынешнего Императора.
— Говорят, мы отнимаем у наших подопечных свободу выбора, — продолжил Дидье. — Это не так. Мы просто загоняем их в определенные рамки. У заключенного гораздо меньше свободы. Сделать из человека пассивное беспомощное существо — проще простого. Пятисекундное воздействие биопрограммером. Но в наши планы не входит, чтобы человек оказался беззащитным в далеко несовершенном мире. Обществу нужны активные, деятельные люди. Это сложнее и не достигается путем простого регулирования уровня гормонов в крови. Необходимо не просто снизить агрессивность, а направить ее в конструктивное русло. Для этого применяются тонкие и достаточно сложные методики. И работы минимум на несколько месяцев. Это не то, что описано в старинных романах, на которые любят ссылаться наши критики.
— Дидье, а правда, что всех, кто попадает в Центр, прогоняют через такой сеанс биопрограммирования, после которого вообще ничего не хочется, и человек становится послушен, как овечка, и тих, как мышь.
Он улыбнулся.
— «Ничего не хочется» — сильно сказано. Но правило такое есть. Нам же не нужно, чтобы наш подопечный захотел нас покинуть или мешал нам работать. Потом, когда курс лечения заканчивается, мы восстанавливаем уровень гормонов в крови. Не сразу, конечно, постепенно. Чтобы убедиться, что это не привело к прежней деструктивной ориентации личности.
За иллюминатором уплывает вдаль Визант и появляется Ромул, вторая внешняя планета системы Кратоса. Такая же здоровая и бесполезная. Ромул окружен кольцами астероидов.
Уже полностью доступна информационная сеть Кратоса, и мы с Дидье обсуждаем новости. Первая — наконец осужден Хазаровский.
— Два года за преступления группы «А» — с ума сошли! — возмущается Дидье. — Я работал в блоках «C» и «D». Это насильственные преступления. За убийства столько дают! Ройтман сказал: «А что здесь делать два года?»
— Кто это? — спрашиваю я.
— Лучший психолог Центра, будет работать с Хазаровским. Раньше занимался Анри Вальдо.
— Ничего себе эстафета!
Как всякий обыватель я бы начал спорить с Дидье и подивился тому, что два года — запредельный срок, если бы сам за четверо суток на гауптвахте «Святой Екатерины» не успел вспомнить всю свою жизнь, умереть, воскреснуть и удостоиться мистических видений. Так что спорить я не стал, зато вспомнил о тессианской традиции подвергать трехдневному аресту всех, кто претендует на должности судей, законодателей и, конечно, психологов Центра. Чтобы понимали, каково это.
Дидье улыбнулся и поделился со мной очередной порцией воспоминаний.
— Я тогда претендовал на должность судьи, подал соответствующее прошение и стал ждать ареста. Это должно было случиться в течение шести месяцев. Случилось через три с половиной, когда я уже устал ждать. Наверное, они собирали материал, чтобы можно было ко мне придраться пореалистичнее. Обвинили в убийстве. Причем, труп якобы нашли после вечеринки, на которой я действительно был. Приводили показания свидетелей. Так что я поверил. Несмотря ни на что! Несмотря на предупреждение! Я поверил, что меня действительно собираются за это осудить. Они потом долго смеялись: «У вас естественная реакция!». А я отказался от вожделенной должности и пошел работать в Центр. Не удивились: «Теряем кадры! Либо в адвокатуру люди уходят, либо в психологи!» Так что, Даня, ни один нормальный судья не даст два года за экономические преступления, даже если очень впечатлен количеством эпизодов. Это госзаказ, побоялись ослушаться императора.
— Кто бы сомневался! — усмехнулся я.
— Но ни один психолог не будет держать два года в Центре пациента, с которым работы на два месяца. Будет добиваться освобождения.
— А госзаказ?
— Даже, если госзаказ. Но, к сожалению, не за психологом последнее слово.
На четвертый день половину монитора в центре управления уже занял Кратос.
Я смотрел на живую зеленовато-голубую планету, и высадка на нее казалась все более рискованной. Оставалось только, как молитву, повторять: «Делай, что должно, и будь, что будет».
Возможно, нам и не дадут высадиться. На орбите висит Имперский флот: десять линкоров плюс всякая мелочь, и к нам поворачиваются Иглы Тракля.
Они узнали, конечно, флот захваченной Тессы. Нам посылают запрос:
— Кто вы? Кому принадлежит флот?
— Мы граждане Кратоса, — говорю я. — А это его флот. Мы просим разрешения на посадку.
— Кто говорит?
— Полковник Даниил Данин, командир тессианского флота.
— Лечь в дрейф.
Мы выключаем двигатели и медленно плывем по инерции.
И тогда я замечаю, чем занимаются имперские корабли.
В верхних слоях атмосферы мечутся сияющие шары цертисов. И кружатся маломощные воронки Тракля, сжигая разреженный стратосферный газ. Идет охота. Саша смотрит на это с ужасом, сжимает кулаки.
— Идиоты!
— В цертиса не так-то просто попасть, — успокаиваю я. — Я все попытаюсь объяснить командиру эскадры. Пока больше ничего сделать не могу.
Саша смотрит на меня чуть ли не с ненавистью. Я отвожу глаза.
— Ты хочешь, чтобы я стрелял по своим?
— Это они свои? Нас всех расстреляют, у нас же у всех Т-синдром!
Он говорит о том, о чем думают все Преображенные на моих кораблях.
— У меня тоже Т-синдром, — говорю я. — Надеюсь, что сначала нас выслушают.
— А если нет?
— Тогда погибнем не только мы — погибнет Кратос.
И происходит непредвиденное. Стая цертисов уходит от планеты и устремляется к нам. Странно смотрятся их ломаные траектории, словно положения броуновских частиц, соединенные призрачными светящимися линиями. Я почти не сомневаюсь, что последнее не более чем оптический эффект: цертисы просто исчезают в одном месте и появляются в другом.
Их преследуют, вокруг них вращаются гиперпространственные воронки, и сияют потоки аннигиляционного излучения, но не проходит и минуты, как мы оказываемся окруженными их сияющими телами.