Я понимаю ужасную вещь: вокруг моего сердца нет защиты, и я совершенно не помню, когда она исчезла.
Заговорщики
Дом моих родителей находится в университетском городке. Я очень люблю это место. Тихая улица с маленькими особнячками профессоров, без особых претензий и роскоши, зато с неизменным вкусом. В садах платаны, глицинии и жасмин. Желтый песок на стоянках гравипланов, окруженных фиолетовым местным кустарником, и блестящие никелированные столбики для парковки велосипедов.
Отец пригласил меня в девять утра, сославшись на спокойный день в управлении образования и необязательность своего присутствия. Мама в клинике. А это значит, что нам предстоит «мужской разговор».
Он подтянут и элегантен, но скорее склонен к скромности самурая, чем к изысканности царедворца, несмотря на высокий пост в чиновничьей иерархии. В темных волосах пробивается седина, хотя они ровесники с Хазаровским, а тот до недавнего времени играл роль героя-любовника при престарелой императрице. Думаю, мы с отцом очень похожи.
Мы играем в шахматы на балконе второго этажа. Рядом на столике в маленьких чашечках дымится чай и лежат круассаны, доставленные из ближайшей кондитерской. Отец практически не пьет, только по работе, для поддержания связей, и ненавидит это социальное пьянство. Я тоже рад отсутствию спиртного на нашем столе.
— Даня, — говорит он. — Ты понимаешь, что ты сейчас самый могущественный человек на Кратосе?
В сердце словно вонзается игла, облизываю губы и начинаю строить серебряный шар вокруг микроаннигилятора.
— Папа, это конфиденциальный разговор? — спрашиваю я.
— Да.
— Я слушаю.
— Страдин не тот человек, который может управлять империей. Его интересуют только расходы на армию и СБК. Финансирование науки и образования практически прекращено.
— Сейчас трудные времена, папа.
— Времена всегда трудные. Ладно, не это главное. Планомерное наступление на свободы тоже из-за трудных времен? В стране снова появились политзаключенные, люди осуждены по сфабрикованным уголовным делам.
— Я знаю о Хазаровском, — сказал я.
— Если бы только Хазаровский! Он не единственный, Даня. Собственность изымается без всяких оснований и распределяется между приятелями Страдина. А людей наказывают просто ни за что, за опрометчиво брошенное слово!
Я улыбнулся, вспомнив собственный пассаж об отделении от дяди Вовы.
— Знаю.
— И молчишь? За несколько лет он способен уничтожить все, что было создано императрицей!
— И что?
— Даня, ты с твоими метаморфами можешь легко захватить власть, Страдину нечего противопоставить.
Я усмехаюсь.
— На орбите флот адмирала Хлебникова.
— Он с нами, — тихо говорит отец.
— С вами?
— Недовольных много, Даня. Они есть среди профессуры, среди чиновничества, в армии. Даже СБК не полностью поддерживает Страдина.
— О Боже! Университетский заговор! И Никита Олейников как секретарь подпольной организации.
Отец игнорирует шутку.
— Основная часть богемы тоже с нами.
— Угу! Революция поэтов! Страдина скинуть, Хазаровского посадить.
— Не Хазаровского, — говорит отец. — Тебя, Даня.
Наклоняюсь к столу, опираюсь локтями на столешницу, сплетаю пальцы. Надо переварить эту информацию.
— Твоя идея, папа? — наконец, спрашиваю я.
— Нет. Они долго пытались выйти на меня для того, чтобы я с тобой поговорил. Это общая идея. Сначала рассматривалась кандидатура Хазаровского, но он категорически не устраивает ни армию, ни СБК. Ты подходишь всем.
— Папа, ты понимаешь, в каком положении сейчас Кратос?
— Если останется Страдин — будет еще хуже.
— Ерунда! Хуже будет, если начнется гражданская война. А она начнется. Страдинский трон не висит в воздухе, папа. У императора множество сторонников, страна расколется! — я перевел дух и отпил чаю. — А по вам плачет Психологический Центр, при всем моем уважении к сединам твоих соратников. В основном, старая гвардия Анастасии Павловны, я прав?
— Ну, беги, доноси твоему Страдину!
— Ты за кого меня принимаешь, папа? Скорее пришлю вам Ройтмана частным порядком, провести цикл бесед, или Дидье Шинона, есть такой замечательный психолог из Психологического Центра Тессы.
Отец отвернулся от меня. Смотрит в сад, на высокую пихту с гроздьями длинных шишек у вершины. По ветвям прыгает белка, их завезли на Кратос пару сотен лет назад, уже почти местное животное.
Похоже, попытка обратить все в шутку с треском провалилась.
— У меня Т-синдром, папа, — говорю я. — Какой трон? Что вы будете делать, когда я умру?
— Ты успеешь исправить ситуацию, — жестко говорит он. — Ты сможешь.
— Значит так, — откидываюсь в кресле, наклоняюсь к подлокотнику, подпираю голову рукой. — Если они хотят видеть меня императором, надеюсь, мое слово для них что-то значит. Передай им, чтобы выбросили из головы дурацкие мысли и слушались Страдина. Все, я сказал.
— Он купил тебя с потрохами! — сквозь зубы процедил отец.
Поднялся с кресла и ушел в дом, чуть не хлопнув балконной дверью, а я еще четверть часа рассеянно наблюдал за рыжим зверьком в саду.
Когда-то давно, когда я был скаутом, бегал по лесам с деревянным мечом и стрелял шариками краски из спортивного бластера, мы выбирали некоего официального молодежного лидера. Никому особенно не хотелось заморачиваться, и выбрали личность серую и ничем не выдающуюся, только потому, что он сам хотел. Я рассказал об этом отцу.
— Вот поэтому нами и правит всякая шваль, — сказал он. — Потому что приличные люди не хотят мараться!
Я накрепко запомнил эти слова, на всю жизнь.
Нет, я не боюсь власти, папа. Танки грязи не боятся. Я не боюсь и смуты. Но я ее не хочу!
Я заставил себя успокоиться. Мне предстоял еще один разговор с неизвестным финалом.
Я назначил Алисии встречу в Университетском саду. Предлог был: я сказал, что мне нужна консультация. Отчасти, это правда.
Никита должен ждать нас в открытом кафе «Сердце Дарта». Договорились, что я пару раз проведу Алисию мимо, чтобы он мог хорошенько ее рассмотреть.
— Скажешь, если узнаешь ее? — спросил я.
— Конечно, что за вопрос!
Яркий полдень, где-то высоко в голубом небе стоят полупрозрачные облака, похожие на размазанную тонким слоем пену. Такие дни не редкость в начале осени. На фоне зелени кедров выделяется желтая листва кленов и платанов. В черте города почти нет местной растительности, но университетский сад имеет черты ботанического. Здесь собраны растения с различных планет Империи. Кафе «Сердце Дарта» названо так в честь одного из них. Огромное дерево с совершенно красной корой и ярко-алой листвой обнесено невысокой литой оградой. Этот цвет не знамение осени, оно всегда такое. Называется Кардиос Дарта. Толстый короткий ствол по форме напоминает сердце, и ветви как сосуды. Моя матушка говорит, что это сердце наверняка поражено инфарктом: слишком много сосудов вместо одной артерии. Над красной шевелюрой растения натянута еле заметная пленка, не пропускающая короткие световые волны. Спектр нашего солнца для Кардиоса чересчур смещен в желтизну. Дерево привыкло тянуть свои ветви-сосуды к холодному красному солнцу Дарта.
Госпожа Штефански образцово пунктуальна, даже забываешь, что назначил свидание даме. Одета строго и элегантно: черный камзол и белая блуза с кружевным жабо и кружевными манжетами. Темные с проседью, слегка волнистые волосы собраны по-мужски в короткую косу.
— Добрый день! Чем могу служить, Даниил Андреевич?
Я пытаюсь сравнить ее с портретом бывшего министра культуры. Никакого сходства. Черты Алисии жестче и острее. Специалиста по пластическим операциям бы сюда! Можно ли вообще так изменить внешность?
Мы идем мимо кафе «Сердце Дарта», по левую руку красное дерево с тем же названием. Никита смотрит на нас во все глаза, даже привстал с места. Алисия, кажется, ничего не заметила, она спокойна, задумчиво проводит по песку концом черной трости.
— Я участвовал в странном богослужении, — говорю я.
— Да, рассказывай.
Я рассказал об Огненном Братстве.
— О нем знают в Службе Безопасности, — сказала Алисия. — Но, то, что они занимаются распространением Т-синдрома для меня новость, впрочем, я давно отошла от дел. Обстоятельства могли измениться.
— В некоторый момент я утратил контроль над собой и открылся. Теперь все известно в СБК, и они меня в ближайшее время вызовут на ковер, если не к Страдину.
— Тебе нечего опасаться. Самоуправство, конечно. Самостоятельное расследование. Но вряд ли это сочтут серьезным проступком. А вот твоим друзьям-сектантам не поздоровится.
— Этого-то я и боюсь.
— Почему? Туда им и дорога.
— Я хочу узнать, что находиться на верхних ярусах башни.
— Вряд ли что-то новое. Но попробуй. Тогда убеди службистов не мешать тебе и дать пройти до конца. Пообещай не закрываться. Извинись. Там умные люди сидят. Думаю, проблем не будет.
Я заметил, что Никита встал со своего места и направился к выходу. Как-то уж слишком торопливо. Собирается улизнуть?
— Госпожа Штефански, здесь есть неплохое кафе, давайте там продолжим беседу. Вы согласны?
— Ну, как я могу отклонить приглашение такого симпатичного молодого человека? — улыбнулась Алисия.
Мы столкнулись с Никитой в дверях. Он пер как бык, упрямо глядя в пол, но теперь ему пришлось поднять глаза, и я все понял. Олейников никогда не умел скрывать свои чувства, как только держался при дворе? Он узнал Алисию, это несомненно.
Я взглянул на нее и понял, что она тоже его узнала и отчаянно пытается это скрыть.
— Мой друг поэт Никита Олейников, — непринужденно представил я. — Госпожа Алисия Штефански.
— Случайно встретились? — спросила Алисия, и в ее тоне мне послышалась ирония.
— Случайно.
— Не ври мне! — строго сказала она.
Я пожал плечами.
— Есть добыча необходимой информации, Даня, и есть праздное любопытство! — в ее голосе сквозила плохо скрываемая ярость.