Я останавливаюсь.
— Что вы сказали?
— Я сказал нет. Не сейчас! Дайте мне хоть час душевного покоя!
— Никакого душевного покоя у вас нет. Есть радость встречи и боль потери, именно это нам и нужно.
— Да идите вы к черту с вашей психологией!
Он махнул рукой и пошел вдоль по коридору.
— Стоять, — негромко сказал я.
Терпеть не могу такой тон, но он работает. Хазаровский остановился.
— Леонид Аркадьевич, мне вызвать охрану?
— Это ваше право, — процедил он и направился дальше.
— При данных обстоятельствах это моя обязанность, — заметил я.
Охранники появились раньше, чем Лео дошел до следующей двери. Профессиональным движением заломили руки назад и свели запястья, между пластиковыми браслетами протянулся короткий толстый шнур.
— Леонид Аркадьевич, зачем это было нужно? — спросил я.
Он посмотрел скорее с отчаяньем, чем с ненавистью.
— А, чтобы подпортить вам дело.
— Портите только себе.
Его довели до дверей лаборатории.
— Сюда, — сказал я.
Ему разомкнули наручники, не отпуская, помогли снять камзол и лечь на стол под излучатель биопрограммера. Браслеты присоединили к белым пластиковым квадратам на столе. Я включил прибор. Хазаровский расслабился, задышал ровнее. Я скорректировал работу биопрограммера через устройство связи. Сейчас Лео, прежде всего, надо успокоится, а это для биопрограммера не проблема.
— Можете идти, — говорю охране.
В мерном жужжании прибора наметился странный тон. Его там не должно быть! Я работаю с биопрограммерами много лет. Что-то не так! Я проверил прибор еще утром, когда Лео собирался на свидание. Проверить еще раз не было возможности. Он несколько часов простоял без присмотра. Но лаборатория была заперта!
— Леонид Аркадьевич, как вы себя чувствуете?
Он молчит.
— Леонид Аркадьевич!
— Евгений Львович, а казнят здесь же, на этом же столе?
Слава Богу! Вроде в порядке, я вытираю пот тыльной стороной кисти.
— Делают эвтаназии, — поправил я. — Последняя была тридцать пять лет назад. И вообще не здесь. Девять лет назад в соседнем здании собирались подвергнуть этому Анри Вальдо. Уже подготовили установку. Но мы его отстояли, в последний момент пришла отсрочка. Установка такая же, вы правы. Только эта совершенней.
Я вырубаю прибор. Хватит на сегодня. Может быть, мне и послышался этот странный шум, но лучше все проверить. Отключаю крепеж браслетов.
— Вставайте!
Я помогаю ему встать, повторяю свой вопрос:
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо. Насколько вообще хорошо можно себя чувствовать после этой процедуры.
— Пойдемте!
— Я должен извиниться, — говорит он. — Я был не прав, простите.
Это действие биопрограммера. Девяносто процентов наших пациентов начинают каяться и просить прощения, но верить этому стоит не больше, чем признаниям в любви во время оргазма. Глубокая перестройка личности за две минуты не происходит.
— Это штатная ситуация, — отвечаю я. — Вы впервые по-настоящему сорвались за последний месяц, ничего страшного. Бывает хуже.
— Опять на душеспасительную беседу?
— Опять, — говорю я.
И сам сомневаюсь, что потяну сейчас вести с ним правильный психологически выверенный разговор, мне не дает покоя странная работа биопрограммера. И вроде бы все нормально, у него стандартные реакции, и охрана нам сегодня больше не понадобится, но это может быть лишь видимость. Почему он спросил про смертную казнь?
— Леонид Аркадьевич, если вы почувствуете себя хуже или просто странно, немедленно свяжитесь со мной. Не бойтесь беспокоить хоть среди ночи.
Хазаровский мне симпатичен, но дело не только в нем. Если с одним из наших подопечных что-нибудь случится, это дискредитирует весь проект. Более того, это способно похоронить саму идею Центров психологической помощи.
— Что-нибудь случилось? — спросил Лео.
— Нет, нет, ничего.
После беседы, которой я был не слишком удовлетворен, я вернулся к биопрограммеру и посмотрел его память. Ничего странного, никаких следов. Но я не мог успокоиться. Здесь нужен биопрограммист, а не психолог, который умеет только пользоваться прибором и ничего не понимает в его внутреннем устройстве. Знакомый специалист у меня есть, это Саша Прилепко, преподаватель с Тессы. Пару дней назад мы с ним совершенно неожиданно столкнулись в центре Кратоса.
Даниил Андреевич ДанинКосмопорт
— Юля, ты нужна мне.
— В каком качестве? Любовницы?
— Начинается война, мы выдвигаемся к гипертуннелю, если со мной что-нибудь случиться, мне некому больше доверить флот.
— Спасибо за откровенность. Но ты должен провести меня в космопорт. Сам знаешь…
— Я буду ждать тебя.
Я встретил Юлю у дверей здания космопорта. Под новым именем она еще нигде не засветилась, но военные детекторы могут распознать ложную личность. Но ничего, пронесло. Мы идем к кораблю по титанобетону порта. Он возвышается чудовищной громадой на фоне закатного неба Кратоса, на соседних площадках еще несколько десятков кораблей с Тессы, поблескивают дымчатыми боками, словно стая дельфинов, готовая вынырнуть из воды.
На орбите нас ждет линкор «Анастасия» переданный императором тессианскому флоту. Легкий флот плюс один линкор — это удручающе мало для защиты системы от метаморфов. Одна надежда на то, что мы придем раньше, чем появится их флот. Надежда, увы, призрачная. До устья гипертуннеля неделя пути, а я не вижу дальше трех-четырех дней. Если через три дня флот метаморфов будет на орбите Кратоса, это значит, что сейчас он уже в районе Ромула. А мы — только передовой отряд, который должен сдержать первый удар и дать время развернуться остальным силам империи. Из таких сражений обычно не возвращаются.
Я бросил взгляд на Малое Кольцо. Вот уж действительно халиф на час! Максимум на три дня.
Юля проследила за моим взглядом.
— У тебя новое устройство связи?
— Не совсем. Это Кольцо Принца Империи.
— Шутишь?
— Нисколько.
— Покажи!
Она присмотрелась к нему внимательнее, слегка побледнела и отпустила мою руку.
По-моему, видела его не в первый раз.
— Почему же об этом не объявили? — спросила она.
— Страдин обещал инаугурацию после победы, — усмехнулся я.
— Понятно, — сказала она, и это было очень емкое «понятно».
— Где Артур? — спросил я, когда перед нами открылись двери корабля, и мы вошли внутрь.
— Зачем тебе?
— Хочу быть уверенным, что он не последует за нами. Нечего ему здесь делать.
— Он не знает. Я оставила ему сообщение.
— Когда он его найдет?
— Не раньше завтрашнего утра. Он уехал к отцу.
— В Центр?
— Нет, в Лагранж. Анри уже погода на свободе, правда, ему не позволено жить в столице.
Лагранж — городок километрах в ста от Кириополя. С большим научным потенциалом и общиной выходцев с Тессы.
— Как ему это удалось?
— Как удалось? Он провел в Центре десять лет. Все! Теоретический предел! Как удалось его столько там удерживать!
— Юля, я понимаю твои чувства, но он террорист и пытался добиться отделения Тессы. Будь я императором, сидеть бы ему там до конца дней!
— Я тоже понимаю твои чувства, — усмехнулась Юля. — Но мы давно расстались, так что умерь свою ревность. Даже в борьбе за свободу не должно переходить некоторые границы.
В рубке управления весь экипаж в сборе, кроме одного человека: не хватает Саши Прилепко. Из него вряд ли получится хороший солдат, но мне нужен человек, которому я могу доверять. До старта остался час и десять минут. Я связался с Сашей по устройству связи.
Евгений Львович РойтманКод
Саша Прилепко пришел около пяти вечера. С Хазаровским вроде бы все в порядке, если не считать признаков начинающейся депрессии. Для пребывания в Центре это нормально, но необычно для Леонида Аркадьевича, который более склонен к мании и гипертимии, чем к депрессии.
Саша подключился к биопрограммеру и перетряхивает его память.
— Есть! — воскликнул он. — След от какого-то кода, который был записан сегодня в первой половине дня и стерт около трех.
— В три часа здесь был Хазаровский, — заметил я.
— Надо взять у него кровь и считать информацию биомодераторов, — сказал Саша.
Леонид Аркадьевич бледен и, по-моему, на взводе. Сидит на кровати в своей комнате. И ничего не делает! Я до сих пор считал, что ничегонеделание вообще несовместимо с Хазаровским.
— Заверните рукав, пожалуйста, — сказал я.
— Что за гадость вы мне собираетесь вколоть?
— Это анализ крови.
— Что случилось?
Я пожал плечами:
— Ничего, штатная процедура.
Саша осуждающе посмотрел на меня: «По-моему, он имеет право знать».
Я покачал головой: «Мы сами еще ничего не знаем».
Хазаровский взглянул на Сашу:
— Кто это с вами?
— Это господин Прилепко, биопрограммист.
— Господин Прилепко, может быть, вы мне скажете, что случилось? — спросил Хазаровский.
— Вполне возможно, что на вас было покушение, — сказал Саша. — Мы должны проверить ваши биомодераторы.
Леонид Аркадьевич смертельно побледнел.
Я бросил гневный взгляд на Прилепко. Нельзя говорить такие вещи человеку с разбалансированной психикой, ни в коем случае!
— Это только подозрения, — успокаивающим тоном сказал я. — Возможно, беспочвенные. Но лучше перестраховаться.
Хазаровский кивнул.
— Проверяйте!
Мы взяли пробу крови и ушли в лабораторию.
— Все будет в порядке, — сказал я на прощание.
В биомодераторах Лео Саша нашел неизвестный код, не поддающийся расшифровке.
— Похоже на работу военных или СБК, — заметил он.
— Что теперь делать?
— Фильтрацию крови и полную замену биомодераторов, и чем скорее, тем лучше.
Даниил Андреевич ДанинБой
Мимо проплывает Ромул, светятся кольца астероидов, бледно-желтое, красное, серебристое. Внутри основных колец