Подобное поведение некоторых представителей человечества настраивает поиздеваться над ними.
— Ничего, все в порядке, Даниил Андреевич.
Обращение убило меня окончательно, я пожалел, что пришел.
Мы сидим за столом, сервированным под лозунгом «все лучшее дорогому гостю», только я не в своей тарелке, рассеянно тыкаю вилкой в приготовленное сложным образом мясо.
Но, в конце концов, мне важен результат, и я решаю принять игру и получить удовольствие.
— Как наше расследование, Герман Маркович?
— Код написан в СБК, в отделе, который занимается ликвидацией врагов империи.
— Как он работает?
— Я не врач, Даниил Андреевич. Как мне объяснили, биомодераторы блокируют какую-то функцию гипофиза, так что прекращается выделение некоторых гормонов. Результат — депрессия и склонность к самоубийству. Последнее может и не случится, но все равно человек становится неспособным к активной деятельности, будет лежать и смотреть в потолок.
— Это лечится?
— Пока биомодераторы в крови — нет.
Я перевел дух, похоже, Саша с Ройтманом все сделали правильно.
— А после фильтрации крови? Эту функцию можно восстановить?
— Я не врач, — повторил Герман.
— Если у СБК есть яд, наверняка есть и противоядие.
— Даня, я понимаю, кто ты теперь, но на то, что ты просишь, нужна более высокая санкция, чем та, которую ты можешь выдать.
И я, наконец, увидел прежнего Германа, могущественного генерала СБК, поучающего меня, как мальчишку, а не склоненного царедворца перед вице-императором.
Не скажу, что меня порадовала эта перемена.
— Даня, не лезь на рожон, — громким шепотом продолжил Герман. — И забудь о Хазаровском, он больше не претендент. После Страдина императором станешь ты.
Я даже не удивился, что Герману известно, о ком речь, хотя я ничего об этом не говорил.
— Герман Маркович, о чем вы? Какая империя! Я смертник. Я одной ногой за гранью. А значит, инстинкт самосохранения не играет роли. Я свободен. Мне не за что продаваться.
— Ты так уверен, что ты смертник? — поинтересовался Герман.
— Я дважды видел смерть от Т-синдрома, и у меня было несколько приступов. Герман, что ты знаешь?
Он встал из-за стола и развел руками.
— Ничего!
От Германа я поехал в клинику моей мамы, она свела меня с людьми, которые занимались Т-синдромом. Я рассказал ей мою версию. Она сперва отнеслась скептически.
— Ты считаешь, что человечество заражено компьютерной программой?
— Если иммунитет не справляется с вирусом, не значит ли это, что болен иммунитет. Наш иммунитет — это биомодераторы.
— Ну, ладно, попробуй.
Я благодарен ей за то, что она не мучает меня своей жалостью, не плачет, не вспоминает о моей скорой смерти. Я рад, что она меня не хоронит. Во время торжества по случаю моего назначения поздравляла и радовалась вместе со всеми, хотя, может быть, где-то в глубине серых глаз и пряталась печаль. Она друг, на которого можно положиться.
По дороге я связался с Ройтманом, рассказал о коде СБК и опасности попыток самоубийства.
— Проследим, — сказал он. — У нас это трудно сделать.
Я подумал, что Страдин на это и рассчитывает: Хазаровский должен умереть не в тюрьме, а уже после освобождения, это полностью отведет подозрения от него и будет выглядеть более чем естественно.
У дверей я встретился с Сашей Прилепко и Юлей. И мы сдали кровь. В клинике большая база образцов крови больных Т-синдромом, но у нашей крови есть одна особенность: в ней побывали цертисы.
На орбите Кратоса спокойно, как и в районе гипертуннеля. Страдин приободрился, улыбается, неужто поверил в конец войны?
У меня своя война. Герман намекнул, что Т-синдром не стопроцентно смертелен и замолчал, как рыба. Но он дал мне надежду. Я ищу.
Я четырежды был на радениях Огненного Братства. И каждый раз поднимался на новую ступеньку в башне. Вторая — оранжевая, третья — золотистая, четвертая — зеленая. Все то же самое, только сужается круг участников.
— Ты работаешь выше Анахаты? — спросил Игорь.
— Да.
— До какой чакры?
— До сахасрары.
Он посмотрел с уважением.
— Тогда я думаю, что ты можешь подняться со мной на высшую ступень. Приходи завтра, в десять.
Уже темно, только небо над башней густо синее. Я иду по дорожке, освещенной имперскими хризантемами. Игорь встречает меня в дверях.
Начинается, как обычно: служба и смешение крови в красном зале. Потом часть участников расходятся, а мы по полутемной винтовой лестнице поднимаемся в следующий зал, и все повторяется. На зеленом уровне Анахаты нас остается трое: Игорь, Преображенный по имени Олег и я. В прошлый раз состав был тем же. Дальше мы поднимаемся вдвоем с Игорем.
— Никто не может работать выше Анахаты? — спрашиваю я.
— Я тоже не могу, — говорит Игорь.
— Почему же ты здесь?
— Поймешь. Погоди немного.
Мы входим в голубой зал. И происходит такая же, но урезанная служба.
— Ты здесь впервые? — спрашиваю я.
— Нет. Меня уже один раз провели по верхним уровням. В Огненном Братстве Кратоса есть один человек, который работает с сахасрарой.
— Его имя — тайна?
— Да, конечно.
Синий зал, он совсем маленький, едва хватит места для пяти человек, и круг на полу, не больше метра в диаметре, слабо светится синим. Мы снова опускаемся на колени, и я чувствую дурноту, как при начинающемся приступе.
А, может быть, все проще?
— Игорь, у тебя какая группа крови? — спрашиваю я.
— Первая, первая, не беспокойся. У тебя, надеюсь, не четвертая?
— Нет. Я подумал, что биомодераторы не справляются.
Он улыбнулся.
— Скорее всего, у тебя их нет.
— Не может быть, я пользуюсь устройством связи.
— Тем, кто может работать с Аджной, биомодераторы не нужны.
— Вы это проверяли?
— Конечно. Это называется «уровень свободы».
Мы снова смешиваем кровь.
— Думаю, во мне уже добрая половина твоей крови, — замечаю я.
— Половина будет в следующем зале. Это называется «обмен кровью».
— Зачем это нужно?
— Скоро поймешь.
Поднимаемся в фиолетовый зал. Мне становится хуже.
— По-моему, у меня приступ, — говорю я.
— Успокойся, это не приступ. Пошли.
Оказывается, здесь есть еще один уровень, который разительно отличается от остальных. Большие окна по кругу, серебристо-белый пол и узкие полоски стен между стеклами, а в центре, как отражение шпиля, венчающего храм, — узкий перевернутый конус, основание которого теряется где-то в вышине, а вершина на полметра не доходит до пола. Дымчатый, мягко поблескивающий конус.
Я подумал, что схожу с ума.
Игла Тракля!
Наверное, последнюю фразу я произнес вслух.
— Это истинная Игла Тракля, — сказал Игорь. — Та, что придумал Тракль. Она не предназначена для убийств. Это всего лишь проводник. Использовать ее как оружие предложили совсем другие люди.
— Проводник?
— Да, ты скоро поймешь.
Он улыбнулся. И от этой улыбки мне стало по-настоящему страшно.
— Коснись пола, — сказал он.
Да, здесь тоже есть круг, правда, совсем маленький.
— Это помещение для двоих? — спросил я.
— Да.
Вокруг нас сияют звезды, это единственное, что можно увидеть через эти окна на такой высоте. Впечатление полета полное. А внутри меня бьется страх. Я впервые задумываюсь над тем, чтобы прервать эксперимент.
— Не бойся, — говорит Игорь. — С тобой ничего не случится.
Я решаюсь, по кругу течет кровь.
Игорь поднимает руку в пластиковом браслете, с багровым шнуром, идущим к кругу, и подносит ее к концу Иглы Тракля. Слегка морщится от боли.
Она что активизирована?
— Ну все, — говорит он. — Теперь слушай меня. Это переход, это не приступ. Смотри внимательно. Надеюсь, мы скоро встретимся. Прощай.
А по его руке идут красные волны.
Страх превращается в ужас, и я понимаю, что это не мой страх. Меня покидает цертис, испаряясь через кожу и окружая серебристым сиянием.
Игорь улыбается так, словно это для него не неожиданность. Его приступ протекает странно: красные волны, сменяют оранжевые, потом золотистые.
— У меня уже было два таких приступа, но меня удержали, — говорит он. — Удержали для того, чтобы привести сюда и научить уйти, а не исчезнуть. Ты только провожатый, но и тебе предстоит этот путь.
Волны бьются чаще и приобретают зеленоватый оттенок, Игорь сжимает зубы, он больше не может говорить: начинаются судороги.
Мне становится все хуже. Смотрю на свои руки: по ним идут такие же волны. Пытаюсь разорвать шнуры, прекратить это безумие, но нет сил. Чудовищная энергия уходит на то, чтобы оставаться в сознании.
Цертис покинула меня: серебристое сияние собралось в шар и поднимается вверх к шпилю, вдоль Иглы Тракля.
Волны на теле Игоря продолжают менять цвета. Когда появляется фиолетовый, я понимаю, что дезинтеграция уже началась. Его тело становится полупрозрачным и испаряется, превращаясь в серебристое сияние, которое утекает вверх, как дым от свечи.
И тогда я теряю сознание.
Прорыв
Я не понимаю, что это. Огненный вихрь, вращающаяся галактика из пылающих звезд или кратер вулкана перед извержением. Это парит надо мной, расширяется, гудит инфернальным гулом. Видение продолжается безумно долго, кажется, несколько часов.
Кто-то трясет меня за плечо.
— Вставайте, Даниил Андреевич!
Я не в состоянии встать. Я даже не в состоянии открыть глаза, я не осознаю, где я, а видение продолжается.
— Нужно унести его отсюда, — говорит голос.
И я чувствую, что меня поднимают и перекладывают, вероятно, на носилки и куда-то несут. Сквозь полузакрытые веки я смутно различаю серебристо-белые стены, большие окна и дымчатый конус Иглы Тракля.
Я очнулся в просторной больничной палате. За окном — яркий день. Сколько же я проспал? Перестраховщики! Нечего мне здесь делать.
На мой вызов явился врач.