Стрикт сидела возле проектора, пульсирующая в темноте голограмма отбрасывала на её лицо разноцветные блики. Когда-то Анфиса Стрикт была акробаткой. Сейчас ей было пятьдесят пять лет, и она занимала должность инспектора. У Стрикт были короткие, выкрашенные в фиолетовый волосы, тонкие губы и манеры тюремного надзирателя.
– Как ты себя чувствуешь? – произнесла Стрикт, не отрывая взгляда от голограммы. Зелёные точки скользили по красным линиям, возле каждой было написано имя. Точка, подписанная «А. Молодцов», плавно скользила вверх. Трос наматывался на лебёдку, поднимая отца под купол. Номер был почти отработан.
– Я отлично себя чувствую! – сказала Яналия. – Небольшое головокружение, подумаешь!
– Ты знаешь, что когда человек врёт, у него учащается пульс?
– Ну, наверно… – протянула Яналия, чувствуя подвох. – А что?
– Пока на тебе датчики, считай, ты подключена к детектору лжи, – Стрикт оторвалась от проектора и в упор посмотрела на Яналию. – Не хочешь говорить правду, лучше помолчи.
– Да, мне действительно стало плохо! – сдалась Яналия. – Сильно закружилась голова. Я понятия не имею, почему! Вы же сами обследуете всех нас перед выступлением!
В обязанности инспектора входил осмотр воздушных гимнастов. За час до начала представления Стрикт измеряла каждому давление, проверяла рефлексы. Она бы ни за что не допустила к работе гимнаста с температурой или низким давлением. Даже Дин Крейн, такой же покладистый, как ужаленный в задницу халлак, не пытался спорить со Стрикт.
– Сегодня же покажись Витцу.
– Ладно.
– Принесёшь справку!
Яналия недовольно фыркнула.
– Что-то не так? – взгляд инспектора Стрикт сделался металлическим.
– Толку от этих справок! Вы не знаете, как Витц их пишет? Гаю Молестусу он недавно поставил диагноз «Поражение молнией». Гай застёгивал в туалете джинсы и прищемил…
– Молодцова! – Стрикт ударила кулаком по проектору, так что голограмма пошла рябью. – Мне некогда выслушивать твои байки! Без справки от Витца я тебя к работе не допущу!
Разговор был окончен. Девушка вылетела из контрольной комнаты, хлопнув дверью.
В коридоре было пусто, издалека доносился цирковой марш. Это значило, что номер отработан, а силовое поле вокруг манежа утратило прозрачность и стало похоже на бархатный занавес. Сейчас птеросы возвращались в свои вольеры, а эволо, скрытые от публики, убирали застывшую лаву. Паузу заполняли ковёрные клоуны, среди которых был и пострадавший от молнии Гай Молестус. Клоуны работали прямо на трибунах, общаясь со зрителями и вовлекая их в комическое действо. Яналия как-то спросила Гая, почему их называют ковёрными. Оказалось, в прежние времена циркачи выступали на огромном ковре, который иногда требовалось убирать. Пока униформисты готовили покрытие манежа, клоуны развлекали публику. В современных цирках ковров не было и в помине, а название осталось.
У Александра и Майи был ещё один выход в конце программы – гимнастический этюд на полотнах. Номер был недавно поставлен, и Яналия собиралась его посмотреть. Теперь ей было не до того – надо было переодеться и сходить к Витцу, получить дурацкую справку.
Девушка ускорила шаг. У каждого акробата была личная гримёрка, и Яналия хотела попасть в свою, не столкнувшись по пути ни с кем из Крейнов. К счастью, она встретила только робота-уборщика и пару техников-осветителей, которые волокли куда-то дымящийся, воняющий горелой изоляцией прожектор. Дверь гримёрки закрывалась на простой кодовый замок; Яналия давила кнопки так, словно каждое нажатие пускало электричество в кресло Анфисы Стрикт.
В гримёрке как всегда царил беспорядок. Столик перед зеркалом был завален косметикой, расчёсками, картонными стаканчиками из-под кофе, привезёнными с Корота ракушками и прочей ерундой. Одежду Яналия, как обычно, свалила в кучу. На диване, закинув ногу на ногу, сидел Гермес.
На нём был смокинг, брюки со стрелками и лаковые туфли; рядом стоял блестящий цилиндр, с его края свешивались белые перчатки. Похоже, Гермес явился сюда прямо из холла, где ассистировал отцу. Девушка на мгновение потеряла дар речи.
– Привет! Потрясающе выглядишь!
– Прибереги свои комплименты для кого-нибудь ещё, – Яналия схватила со стула одежду. На самом верху лежало её нижнее бельё, а Гермес развалился тут, как аристократ-повеса в будуаре танцовщицы. – Мне переодеться надо! Выметайся!
Гермес и не думал уходить. Яналия чувствовала, что краснеет, и от этого злилась ещё больше. Открыв ногой шкаф, она забросила туда одежду.
– Я смотрел «Пробуждение Гуула». Ты почти сразу вышла из номера. Что случилось?
– И ты примчался сюда, чтобы об этом спросить? – Яналия с грохотом захлопнула дверцу шкафа и повернулась к приятелю.
– Да.
– Голова закружилась! Доволен?! А теперь оставь меня!
– Погоди! – Гермес поднялся с дивана. – Так не пойдёт!
– А в чём проблема?! – Яналия пока сдерживалась, но терпение было на исходе. Её уже начинало трясти.
– Сколько часов ты спишь?
– Не знаю – не считала!
– Сколько? – настаивал Гермес.
– Четыре… может пять. А когда спать, если мы репетируем по ночам?!
Гермес подошёл ближе и взял Яналию за плечи:
– Слушай, мы оба устаём. Представления, школа, эти постоянные отработки… а впереди маячит худсовет. Если мы сейчас не соберёмся…
– Ну конечно! – Яналия сбросила руки Гермеса. – Ты же не обо мне беспокоишься! Ты прибежал сюда, потому что впереди – худсовет! Ты боишься, что я не справлюсь, да?!
– Я этого не говорил, это всё…
– Если ты во мне сомневаешься, пригласи кого-нибудь ещё!!! – Яналия толкнула Гермеса в грудь, и тот отступил на шаг. – Тишу пригласи, она счастлива будет! Может, даже похудеет ради такого случая!
– Прекрати пороть чушь! – крикнул Гермес. – Это наш номер, мы вместе его…
– Это ТВОЙ номер! – Яналию как будто накрыла мутная волна. В висках стучала кровь, перед глазами стояла серая пелена. – Если на моё место придёт кто-то другой, ничего не изменится!
Уже плохо соображая, что делает, Яналия пихнула ногой стул, так что он упал между ней и Гермесом. На тумбочке стояла металлическая коробка с гримом; Яналия схватила её и с размаху швырнула о стену. Послышался звон разбитого стекла, и в тот же миг голову Яналии мотнуло вправо. Щека онемела, а потом вдруг стала горячей. Девушка поняла, что Гермес залепил ей пощёчину. Наверно, следовало возмутиться, ответить ударом на удар, но отчего-то силы разом покинули Яналию. Она села на диван и уронила голову на сложенные руки. Её сотрясли рыдания.
С детства Яналия привыкла работать на пределе возможностей, в её профессии не могло быть по-другому. Но в последнее время нагрузка стала запредельной. Яналия чувствовала, что истощается, причём не физически – природа наградила её выносливостью – а эмоционально. Она почти не спала и пила слишком много кофе – вот и результат.
Яналия чувствовала себя опустошённой, хотелось завернуться в одеяло и уснуть. Диван прогнулся – Гермес опустился рядом и обнял её за плечи. В первый момент Яналия сжалась, но протестовать не было сил. Она расслабилась и позволила себя обнимать.
Рыдания постепенно перешли во всхлипывания и наконец вовсе прекратились. Яналия вытерла нос рукавом и, не глядя на Гермеса, произнесла:
– Придурок.
– Истеричка.
– Ты меня ударил.
– Напросилась! – с наглой улыбкой ответил Гермес.
В гримёрке царил разгром. Зеркало было разбито, осколки усеяли тумбочку и пол; посреди комнаты валялся опрокинутый стул и покорёженная коробка из-под грима. Косметика рассыпалась по полу, что-то разлилось – несмотря на заложенный нос, Яналия учуяла запах орхидей, зелёных яблок и омикронской лианы.
– Отец говорит – если разбить зеркало, семь лет будут преследовать несчастья! – сообщил Гермес.
– А ещё он крутит фиги каждый раз, когда видит мадам Симону, – фыркнула Яналия.
– А что, правильно делает, – пожал плечами Гермес. – У цыган дурной глаз, это все знают!
Яналия поморщилась, словно от зубной боли. Гермес не верил в колдовство, только делал вид, чтобы добавить себе загадочности и шарма. Его отец, Буфадон, наоборот, вполне искренне боялся духов, сглаза и проклятий. «Я – как Великий и Ужасный Гудвин, – написал он как-то на своей странице в Сети. – Безобидный фокусник в окружении злых ведьм!» Главной ведьмой, по его мнению, была мадам Симона. Но под подозрением находились все без исключения женщины… пожалуй, кроме Валенды Гудини, его собственной жены.
– Мне нужно к Витцу, – сказала Яналия. – И хватит меня обнимать уже!
Спровадив Гермеса, Яналия переоделась. Пока шло представление, доктор был на дежурстве. Обычно его помощь не требовалась, но цирк есть цирк, здесь могло случиться всякое.
Спустившись на лифте и миновав анфиладу коридоров и лестниц, девушка остановилась у двери с табличкой «Центр межпланетной медицины. Ведущий специалист – доктор Витц». Над словом «ведущий» от руки было дописано: «и единственный!» Яналия не сомневалась, что приписку сделал сам доктор, обладавший своеобразным чувством юмора. Она толкнула дверь и очутилась в холле.
Стены из молочно-белого стекла, белые пластиковые кресла, пол – всё здесь казалось стерильным. Резкий запах лекарств и антисептиков смешивался с ароматом палочек, тлевших у алтаря.
Алтарь Яффы был обязательным атрибутом всех больниц и клиник на планетах Федерации. Металлическая статуэтка на тумбе отличалась исключительным уродством – у Яффы была огромная пасть, пропорции обезьяны и девяносто девять глаз, разбросанных по всему телу. Казалось, страхолюдное божество циклоидов только и ждёт случая спрыгнуть с алтаря и наброситься на беззащитных пациентов. Яналия подозревала, что в этом был скрытый смысл, понятный лишь докторам. Узнав, что когда-то на Земле эмблемой медицины считалась ядовитая змея, она перестала удивляться.
У дальней стены располагалась стойка регистрации пациентов, за ней сидел робот в халате медицинской сестры.