Креахоновая крепость. Водовороты времени — страница 49 из 78

Простояв под душем дольше обычного, словно горячая вода могла смыть тревогу и остатки ночного кошмара, Яналия оделась в первое, что подвернулось под руку, – а именно в шорты и мятую футболку с логотипом «Космических негодяев» – и покинула квартиру. Сценический костюм для номера она заказала в швейной мастерской «Олимпа», оплатив работу из собственного кармана. Сейчас он висел в личной гримёрке Яналии, аккуратно выглаженный. Но прежде чем переодеваться и наносить грим, следовало спуститься вниз, помочь Гермесу подготовить реквизит.

– Нервничаешь? – спросил Гермес, едва завидев подругу. Они встретились возле склада циркового оборудования.

– Ещё чего, – произнесла Яналия, постаравшись, чтобы её голос прозвучал достаточно бодро. – А ты?

– Не, с чего бы вдруг? – пожал плечами Гермес. На нём как всегда был пиджак спортивного покроя, но, разумеется, не тот, в котором он собирался выходить на манеж и работать номер. – Подумаешь, несколько знакомых соберутся посмотреть, чего мы там придумали…

– Вот и я так считаю, – энергично закивала Яналия.

Гермес приложил пропуск к сканеру, и раздвижные ворота, ведущие на склад, распахнулись. В молчании друзья двинулись вдоль тёмных нагромождений из разобранных декораций и отслужившего своё реквизита.

– Что снилось? – поинтересовалось Яналия.

– Худсовет, разумеется, – поморщился Гермес. – Когда мы начали работать номер, на манеж вышло что-то на четырёх лапах, завёрнутое в подарочную бумагу. Я сдёрнул упаковку, и знаешь, что это было?

Яналия вопросительно вскинула бровь.

– Гиена без кожи!

– Чего? Гиена?

– Ну да, зверь такой. Освежёванная, мясом наружу. А потом на манеж начали сыпаться лимоны.

– Серьёзно?

– Ага. Причём каждый лимон был разрезан на две половинки, и у каждого внутри был дохлый птенец. Розовый такой, как личинка с выпуклыми глазными яблоками. Ударяясь о манеж лимоны распадались надвое, и птенцы вываливались наружу…

Яналия искренне пожалела, что спросила Гермеса о его снах накануне худсовета. Тем временем друзья остановились возле антигравитационной платформы, которая являлась основой их номера.

– Ну, давай доставим этот хлам на манеж что ли… – сказал Гермес, и сдёрнул с платформы брезент. Установленная на маленьких колёсах, она с трудом преодолевала даже невысокий порожек. Яналия и Гермес кое-как вытолкали неповоротливое устройство со склада. За последний месяц они проделывали это уже несчётное количество раз – выкатывали платформу на манеж и после репетиции волокли её обратно на склад. Отдуваясь, Яналия подумала, что сегодня они, возможно, делают это в последний раз.

– Ты, наверное, иди, готовься, – сказал Гермес, одёргивая пиджак. – Я тут сам справлюсь.

– Ну, смотри, – пожала плечами Яналия. – Не жалуйся потом!

Гермес отправился обратно на склад, за кофром с алебардами, а Яналия поднялась наверх. В этот час в коридоре, который вёл под купол и где находились гримёрки воздушных гимнастов, было тихо и пусто. Проходя мимо гримёрки Тиши Крейн, Яналия остановилась и, поддавшись внезапному порыву, толкнула дверь. Разумеется, заперто. Роджер Моррисон, расследовавший исчезновение Тиши, наверняка уже осмотрел это место, покопался в вещах пропавшей без вести в поисках улик. Но сейчас замок был заперт, а комната, где каждая мелочь напоминала о Тише, оставалась тёмной и покинутой. Сейчас Яналии, как никогда прежде, требовалось перекинуться с подругой детства несколькими словами. Просто услышать «Как дела?» и, как обычно, ответить что-нибудь раздражённо-резкое «Всё задолбало!» или «Скорей бы закончился этот проклятый худсовет!» Тиша умела слушать и порой, когда Яналии нужно было выплеснуть негатив, выступала громоотводом.

«Нет, сегодня я бы не стала раздражаться и орать, – вдруг подумала Яналия. – Я бы обняла Тишу, вот и всё».

Оставив в покое запертую дверь, Яналия прошла в свою гримёрку. Её платье, висевшее на отдельном кронштейне, было чёрного цвета, в тон костюму, который пошил для себя Гермес. Облегающий верх был покрыт редкими блёстками, которые переливались серебром в свете софитов. Короткая юбка из нескольких слоёв «умной» ткани, содержащей наночипы, выглядела как облако чёрно-сизого дыма, окутывающего бёдра. Яналия быстро переоделась, нанесла грим и спустилась в зрительный зал. Гермес уже закончил проверять реквизит, переоделся и теперь сидел на ограждении манежа в ожидании комиссии.

– Отлично выглядишь, – сказал он, когда Яналия подошла ближе. – На месте Валруса я бы дал ход номеру только ради твоего прикида!

Девушка переступила ограждение, шагнув на манеж с правой ноги (к слову о цирковых приметах!), но не стала садиться, чтобы не помять невесомую юбку.

– А ты что-то не очень выглядишь! – сказала Яналия, показав приятелю язык. – Делал укладку, сунув два пальца в розетку?

Гермес, соорудивший на голове нечто наподобие хохла какаду, лишь усмехнулся.

И вот, наконец, в зал стали подтягиваться члены комиссии. Первым пришёл Александр Молодцов в сопровождении жены. Он помахал Гермесу рукой, улыбнулся Яналии и занял место в первом ряду. Следом появился Дин Крейн и Саид Ар-Рази, признанный эксперт по фокусам. В отличие от Буфадона Гудини, он выступал в основной программе, обставляя свои номера с большой помпой. На него работали два десятка танцовщиц и ассистенток, в том числе и его собственная дочь Абир. Альфред Грег, инспектор манежа, по чьей милости Гермес и Яналия репетировали ни свет ни заря, и Анфиса Стрикт, инспектор по воздушной гимнастике, пришли вместе. Сложно было представить, что это муж и жена. Грег был коротышкой с круглым животом и напомаженными усами, похожими на руль велосипеда, Стрикт напоминала высохшую жердь. Единственное, что их объединяло – одинаково неприятный, склочный характер.

– Смотри, публика собирается, – слегка напряжённым голосом сказал Гермес, когда в зале появились его родители. Они не входили в комиссию, но, разумеется, пришли поддержать сына.

Хотя Яналия и Гермес никого не приглашали, на сдачу заявились несколько одноклассников – Гай Молестус, Гулфи Ток, Антония Панова и, конечно же, Тим Каев со своей чревовещательной куклой. Яналия тяжко вздохнула, увидев, как по проходу плывёт его инвалидное кресло. После случая с полиментумом Тим несколько раз пытался ей дозвониться, но каждый раз Яналия сбрасывала вызов.

Последним, задержавшись на десять минут, пришёл мистер Валрус. Он тяжело опустился в кресло и, оглядевшись, произнёс:

– Чего ждём? У меня мало времени!

Александр дал знак начинать. Яналия и Гермес встали на исходные, свет погас. Несколько секунд в зале царила непроглядная тьма, и вот прожектор высветил Гермеса, в строгом чёрном костюме, усыпанном мелкими блёстками. Он двигался от выезда к центру манежа, где была установлена антигравитационная платформа. Зазвучала тревожная музыка, Гермес приблизил микрофон, который держал в руке, к губам и произнёс:

– Дамы и господа! Меня зовут Гермес Гудини, и я утверждаю, что могу освободиться из любых пут. Замки, цепи, верёвки, кандалы – всё это мне нипочём. Полиции повезло, что я иллюзионист, а не преступник, – Гермес одарил зал своей лучшей улыбкой. – Им было бы трудно удержать меня под замком!.. Впрочем, это лишь слова!

Луч прожектора осветил платформу. Гермес взошёл на неё, следом поднялась Яналия. Погромыхивая сложенной в бухту цепью, она принялась застёгивать на его ногах тяжёлые кандалы.

– Прямо сейчас меня закуют в цепи и наручники. Я буду находиться там, – Гермес указал вверх, – под куполом цирка. Подвешенный в невесомости и опутанный цепями. И я утверждаю, что смогу освободиться ровно за минуту! Если нет – мой полёт вниз будет недолгим!

Гермес отдал Яналии микрофон и подождал, пока она защёлкнет на его запястьях наручники.

– Кто-нибудь желает убедиться, что замки настоящие? – спросила Яналия, оглядев немногочисленных зрителей.

– Я желаю! – крикнула Майя и выпорхнула на манеж.

Потеребив замки и улыбнувшись дочери, она вернулась на своё место.

– Отлично, – произнесла Яналия. – Если желающих больше нет, мы начинаем!

Сказав это, она отложила микрофон и дёрнула огромный рычаг, запустив платформу. Грянула торжественная музыка – знаменитое «Так говорил Заратустра» Рихарда Штрауса. Под звуки литавр и медных духовых, в ярком, вертикальном луче света, Гермес медленно воспарил над платформой. Он смотрел вверх, как будто стремился к источнику света. Цепь постепенно разматывалась, виток за витком. И вот Гермес поднялся на нужную высоту, повиснув под самым куполом. Цепь размоталась полностью, остановив его движение. Зазвучали тяжёлые электрические гитары, и начался отсчёт. Гермес принялся крутить замки.

Вставляя в пазы копья и алебарды, Яналия одним глазом поглядывала на Гермеса. Прошло двадцать секунд, и в сторону отлетели наручники. Всё шло по плану, как на репетициях. Вскоре платформа ощетинилась сверкающими лезвиями. Яналия установила последнее копьё и отошла в сторону. Свою задачу она выполнила, теперь дело за Гермесом.

Секунды стремительно убегали. Извиваясь на цепи, как шелкопряд на нити, Гермес пытался избавиться от кандалов. Яналия боялась посмотреть на часы. Вдруг он выронил отмычки? Или замок заело?

В памяти всплыл размытый и побледневший, но от этого не менее зловещий образ – худой человек со всклокоченной шевелюрой и с чертёнком на плече. Яналия ощутила, как её внутренности закручиваются в тяжёлый болезненный узел. Она словно наяву увидела, как платформа, выглядевшая словно торт на именинах самого дьявола, останавливается. Подвела электроника, завис компьютер, какой-нибудь идиот споткнулся о шнур питания – причин могло быть множество. А результат один – Гермес падает вниз и умирает, пронзённый копьями и алебардами. «Если с ним что-нибудь случится, я этого не перенесу», – неожиданно для самой себя подумала Яналия и едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть, не дёрнуться, не отвлечь напарника в самый ответственный момент. Но вот кандалы раскрылись, и Гермес начал подниматься, вытянув руки над головой. Едва он ухватился за перекладину, платформа остановилась. Антигравитационный луч перестал поддерживать цепь, и та грохотом и лязгом рухнула на манеж. Яналия шумно выдохнула, но никто этого, конечно же, не услышал. Заработала лебёдка, и Гермес, под звуки бравурного циркового марша, спустился из-под купола. Поправив пиджак, он взял Яналию за руку, и они отвесили парный поклон. Послышались жидкие аплодисменты, и в зале