– Ты что?! – кричу ему сквозь толпу. – Это же стратегические запасы!
Лёвчик улыбается. У его ног сидят три голубя.
Если идти от метро к школе, переходишь мостик через Смоленку. Это речка такая. Течёт себе через город к заливу и даже, наверное, не знает, что её Смоленкой зовут.
Мост широкий, у него есть секрет: со стороны реки – выступ, на нём сконцентрировалась армия. Её можно использовать и как пехоту, и как авиацию. У меня на неё особые планы. И связаны они с переводным экзаменом по русскому.
Лёва подходит, мы здороваемся: переплетаем мизинцы, потом отпускаем и встречаемся кулаками.
С Викой так не здороваемся. Мы с ней просто дружим, потому что она приличный человек, хотя и девчонка.
Мы останавливаемся на другом берегу Смоленки. Лёва достаёт запасы.
– Цып-цып-цып, – рассыпает семечки.
– Ты что, – толкает его Вика, – им надо гули-гули говорить.
– Этим можно цып-цып, – к Лёвиной дорожке из чёрных пятнышек уже подходили первые смельчаки. – Видела в «Шаверме» продавца с железными зубами? Думаю, курятину для шавермы он здесь берёт.
– Ага, – огрызается Вика, – и железными зубами головы им откусывает.
Лёва ржёт как лошадь, и наша армия с шумом поднимается с тротуара.
– Ну вот! – Я измеряю глазами пройденное расстояние. – А ведь почти до конца забора дошли. Придётся заново начинать.
Мы возвращаемся к Смоленке вдоль синего трёхметрового забора. Встречаем Веню и Сашу Сухова. «Вы куда?» – спрашивают. Хм, как куда? В противоположную от вас сторону. Видно же.
Лёва бросает на асфальт рядом с лужей, сверкающей от солнца, остатки запасов. Я насыпаю тонкую чёрную дорожку. Мы втроём пятимся вдоль забора, поглядывая на воркующих пехотинцев. Цепочка диверсантов, кланяясь семечкам, маленькими шагами движется к моей большой цели. Торопиться нельзя: одно резкое движение – и стая взлетит. По другой стороне улицы нас обгоняют семиклассники.
Я представляю себя повелителем птиц. Поднимаю руку со сжатым кулаком к плечу, резко выбрасываю вперёд, раскрывая ладонь: «Лети, моя смелая армия!» И десятки, сотни, тысячи птиц влетают в кабинет русского, заполняют его до потолка, воздух кипит от взмахов крыльев, и нет от птиц спасения!
– Что ты наделал? – Вика встала буквой «ф» морковного цвета.
Замечтался, видимо. И руку вперёд на самом деле выкинул. Птичья армия улетела в направлении, которое я указал, – к речке Смоленке.
Навстречу нам неслись старшеклассники, фирменные синие галстуки летели за ними. А мы упрямо продолжали тренировки птичьего спецназа. И пусть мы опоздали на физкультуру, пусть в электронном дневнике появились свежие «двойки», но мы точно знали: день прожит не зря. Мы побили вчерашний рекорд: довели голубей до конца синего забора.
Через неделю голубиный отряд дошёл до кладбища – середина пути от метро до школы. В апреле голуби садились нам на руки, чтобы угоститься семечками.
Я готовился к экзамену по русскому: думал, сколько голубей поместится в рукава, если не успеем десант до школы довести. Двумя голубями экзамен не сорвёшь. Они от одного взгляда Софьи Викторовны за последнюю парту сядут и начнут в тестах клювами правильные ответы прокалывать. Тут массовостью нужно брать.
За неделю до контрольной расцвела черёмуха, её запах говорил, что есть вещи поважнее учёбы. Выглянуло солнце, на физру нас вывели на зелёный остров посреди каменного города – на кладбище. А что, очень даже мотивирует: бежишь, смотришь на надгробия и понимаешь, что спортом надо сейчас заниматься, а не в двадцать пять лет, когда наступает старость и уже всё поздно.
Так вот, бежим мы среди этого весеннего великолепия, перемешанного с напоминанием о том, что нет ничего вечного, а над нами голуби кружат. И тут мне мысль в голову пришла.
Подхожу к Лёве:
– Есть семечки?
– Нет, – говорит, – я их в куртке оставил.
– Вика, – останавливаю бегущих девчонок, – семечки есть?
Она сразу просекла, чего я хочу. Посмотрела наверх, сунула руку в карман ветровки, вытянула вперёд. И стала к ней наша авиация слетаться.
Стоит Вика, как крылатая богиня победы Ника: на руке голуби, на плечо голубь сел белый с коричневыми пятнышками, Викин любимчик. Девчонки застыли в восхищении, а Свиридова глаза в щёлочки превратила. Я понял: ей тоже хочется крылатой богиней стать.
Подошёл потихоньку к Вике и, не обращая внимания на её гневный взгляд, осторожно залез в её карман. Пусть смотрит, всё равно ни орать, ни убежать не посмеет – голубей спугнёт.
Вытянул руку – мои любимцы подлетели: один с зеленоватым отливом на шее, второй с пятнышком на клюве.
Медленно подхожу к Свиридовой, со своих питомцев глаз не свожу, проверяю, удобно ли им на моей руке. Пытаюсь посадить голубя ей на плечо.
– Стой, – говорю, – Свиридова, спокойно. А она как завизжит!
Голуби, понятное дело, сорвались в небо. Я оглядел кладбище: вдруг где-то камни шевелятся – обитатели решили узнать, кто на их территории разорался?
Нет, тут всё спокойно. Неспокойно было в глазах Свиридовой. Наконец-то я смог в них заглянуть. Но вместо безмятежного голубого неба увидел «Девятый вал» художника Айвазовского.
– Ты что? – орала Свиридова, и я с удивлением понял, что она, оказывается, ещё и орать умеет. – Сажать на меня этих летающих чудовищ?! Да у них микробы, бациллы, вирусы! Может, они – носители птичьего гриппа?
Я смотрел на кружащую в небе стаю и думал, что голубей, таких умных, красивых, смелых, назвать чудовищами никак нельзя. О том, кому больше подходит это название, думать не хотелось.
Я понял, что ничего не понимаю в девчонках, когда вечером зашёл на страницу Лёвчика во «ВКонтакте». На фото улыбался счастливый Лёвчик. Прямо сиял. Его сияние с монитора заливало всю комнату – хоть свет выключай. Рядом с ним на фото улыбалась облепленная голубями Полинка.
А насчёт переводного экзамена по русскому…
Я решил, что не потащу голубей в школу. Вдруг на них там ещё кто-нибудь наорёт так, что они летать разучатся.
Пришлось пожертвовать единственным выходным. Точнее, тремя единственными выходными. Не ходил гулять. Не прикасался к недописанной в «Логорайтере» игре и даже в «Майнкрафт» не заглядывал. Если я с голубями справился, с буквами бессловесными не справлюсь, что ли?
Выучил. На «5/4» сдал переводной! Вот ещё научусь с девчонками справляться и вообще всемогущим стану.
По ту сторону страха
«Всё самое интересное находится по ту сторону страха», – сказала мама. Она в этом разбирается: вечно боится, что я простужусь, получу «двойку» или перейду дорогу без светофора. А сама летает. На цветной тряпочке, которую гордо называет «крыло».
Я сидел над английским и думал. Мама сказала, что я боюсь браться за английский. А мне лень. Это разные вещи. Так чего же я боюсь?
«Двоек» я точно не боюсь. Я к ним привык. У лицея программа такая – учить нас не бояться ошибок и поражений. Драться со старшеклассниками тоже не боюсь. Это даже интересно было бы.
Вот завуча я побаиваюсь. Но, пожалуй, лучше не буду врываться к ней в кабинет и танцевать на столе. Что-то мне подсказывает, это плохая идея.
А ещё боюсь на Свиридову смотреть. И стоять с ней рядом боюсь. У меня в животе какое-то странное чувство возникает. Хотя Свиридова не страшная, даже наоборот.
Ещё я по городу боюсь один ездить. Точнее, не боюсь, а опасаюсь, потому что этого никогда не делал. Пожалуй, с этого и начну.
Я захлопнул английский и выгреб из копилки все деньги. Может, в кино схожу, может, на Северный полюс уеду. Кто знает, куда меня занесёт.
Тут мне Егор позвонил, мой друг из прошлой школы. Мы решили бороться со страхами вместе.
Сначала сходили на самый страшный фильм года. Было немного жутковато, когда Рики шёл по тёмному коридору, а там из-за каждой двери странный смех и скрежещущие звуки слышались. Я ещё подумал, зачем он, дурак, туда полез. А потом понял: ему тоже мама сказала, что всё самое интересное по ту сторону страха находится.
Ужастика нам не хватило, и мы стали думать, что делать дальше.
– Поехали в «Диво-остров», – предложил Егорка, когда мы вышли на улицу, – там новый аттракцион поставили. Говорят, страшный.
С аттракциона мы сошли оглохшие. Аттракцион прикольный, только девчонки рядом вопили. Вопили, но потом ещё лезли кататься.
– Может, им орать нравится? – спросил я, прочищая уши после третьего раза.
– Наверное! – пожал плечами Егор, шагая по дорожке мимо бассейна с водными покатушками для малышей.
Солнце отражалось в стёклах киоска в конце дорожки. Когда мы подошли ближе, увидели, что солнце от нас скрывало картинки с разноцветным мороженым.
– А мороженое – это страшно? – спросил я с надеждой.
– Одно – нестрашно, – сказал Егор, – два – тоже. А вот пять – точно страшно.
И мы съели по пять мороженых: лимонное, шоколадное, фисташковое, банановое и со вкусом колбасы. Со вкусом колбасы оказалось невкусным – лучше бы я бутерброд съел. Мы остатки отдали собаке местной, парковой. Она попробовала и тоже есть не стала. Зато прилетела ворона и расклевала стаканчик.
Автобус подъехал к моей остановке, когда было почти девять часов вечера. Вдали поблёскивали жёлтые шарики фонарей, фары проезжающих машин освещали металлические стойки стеклянной остановки.
– Чего-то темно, – сказал Егорка, и я решил проехать ещё две остановки и проводить друга до дома.
Он живёт вроде бы в городе, но в части, похожей на дачный посёлок. Там у всех участки и дома маленькие – в один или два этажа.
Мы шли вдоль серых дощатых изгородей, заборов в сеточку, за которыми жутко шевелились кусты, и вдоль железных тёмных пластин, за которыми ничего не было видно. За одним из них залаяла собака. Я вздрогнул. Егор тоже.
Я уже устал бороться со страхом, поэтому решил на этот раз пройти мимо и не дразнить собаку. Но Егорка заскулил – он так с соседским псом разговаривает. И было, наверное, в этом скулении что-то страшно ругательное – я-то собачьего не знаю. Но собаченция – здоровенная, чёрная, лохматая – так зарычала, потом так залаяла, что мы побежали. А потом поняли, что она привязана, и вернулись. И вдвоём заскулили.