— Так ты хотел из нас сделать химических рабов?
— Не знаю, может вы бы согласились и без наркоты поставлять мне какую-нибудь дань. Я определялся бы на месте…
— Ну теперь я точно не скажу, где община, — проскрежетал я. — Можешь меня убить…
— Успеется, — улыбнулся Барон. — Но это я так спрашивал тебя из вежливости. Я уже знаю, где окопались затворники.
— Врешь! — воскликнул я, с горечью представив себе Киру в виде зависимой наркоманки.
— Вы заняли тюрьму, на юго-востоке отсюда. Неплохой выбор. К вам, наверное, трудно будет подобраться. Придется пойти на хитрость.
— Ах ты, паскуда! Как ты узнал?.. А-а, понял… Рыжий проговорился. Вот, сучонок! Не выдержал пыток…
— Не угадал, — лыбился Барон. — Парень так ничего и не сказал, мы ему даже собирались вторую руку отрезать, но мои умельцы выяснили и без вас местонахождение общины. Я просто должен был убедиться, ваша она или нет.
Вот бл*ть! Развел меня как лоха. Он не знал наверняка, что затворники в тюрьме, а я подумал грешным делом на Рудого. Но теперь поздно сожалеть…
— Ты не сказал, как узнал про тюрьму… — проговорил я.
— Все те же спутники. Мы засекли тепловую активность. Раньше я думал, что это бетонное здание нагревается от солнца. Но теперь ясно, что там люди. Солнца уже нет такого, как летом…
— Зачем ты все это мне рассказываешь? — с подозрением уставился я на Барона.
— Ты удивишься, — всплеснул руками Барон. — Я просто люблю поболтать с умными людьми. Сейчас их так немного осталось. С тобой я могу говорить обо всем. Ведь ты скоро умрешь…
— Когда ты меня убьешь? — спокойно спросил я.
— Не сегодня, — загадочно улыбнулся Барон. — Ты еще выполнишь одно мое поручение… Ты мне нужен.
— Какое поручение, — скривился я. — Хер тебе, а не поручение. Только через мой труп.
— Вот и я говорю, — рассмеялся толстяк. — Ты будешь биться, чтобы не стать трупом.
— Биться? — удивился я. — С кем?
— Ты слышал о Спартаке?
— Я больше предпочитал Зенит.
— Ты не понял, я про древний Рим. Спартак был гладиатором…
Глава 16
Второй день мы брели через чащобы, петляя звериными тропами. Зиновьев на удивление держался молодцом. Странный он человек. Иногда мне хотелось его прибить за его бесконечное нытье и надуманные жалобы. Но иногда старик превращался в другого человека, стойкого и не такого размазню, каким был на самом деле.
После купания в болоте грязь на нашей одежде высохла зелеными корками, и мы напоминали леших. Голод серьезно давал о себе знать. Акиму удалось подстрелить молодого зайца, и за два дня мы поели только раз, и то не досыта. Зверек оказался не крупным и жилистым.
К вечеру второго дня мы, наконец, почувствовали дуновение прибрежного ветерка. Лес оборвался и уступил место пологому берегу. Перед нами раскинулась величественная и спокойная пойма реки. Течения почти нет, противоположный берег густо зарос деревьями. Дикие утки стайкой шныряли в водных зарослях травы.
— Тише, — прошептал Аким, перезаряжая ружье другим патроном. — Сейчас поменяю картечь на дробь, а то разорвет наших уточек.
Старовер бесшумно приблизился к зарослям, словно дикий кот на охоте. Прицелился. Бах! — Жирные утки взлетели не сразу. Задергали крыльям и лишь через мгновение смогли оторваться от воды. За лето отъелись, что стали неповоротливыми и грузными. Но одна утка не взлетела, распласталась на воде. Прослойка подкожного жира не давала ей утонуть.
— Молодец, Аким, — воскликнул я и подбежал к берегу.
Скинув с плеча обрез, я бросился в воду прямо в одежде. Достал утку, пока ту не унесло слабым течением. Швырнул ее на берег, а сам с наслаждением занырнул в бодрящую воду прямо в одежде. Пусть отмачивается и стирается…
— Хорошо! — фыркал я. — Давайте залезайте, а то воняет от вас, как от стада бомжей.
Аким нехотя последовал за мной, хотел сначала скинуть одежду, но потом махнул рукой и залез в воду в чем был.
— Давайте к нам, Зиновьев! — махнул я рукой. — Нужно отмыться, вы похожи на болотного черта!
— Уже ночь на носу, — замотал головой профессор. — спать в мокрой одежде? Нет уж, увольте…
— Да ладно, док, соорудим шалаш, разожжем костер побольше, высушимся…
Зиновьев переминался с ноги на ногу, подошел ближе, пощупал воду рукой:
— Теплая…
— А я про что, — пробулькал я. — Осень нынче жаркая удалась.
— Ну ладно… — профессор зашел по пояс в воду, собрался с духом и присел.
Мы наконец смыли с себя остатки вонючего болота. Выбрались на берег и тщательно отжали одежду. Солнце уже завалилось за макушки елей, и на речную гладь опустилась темнота. Она играла серебристыми бурунами волн и принесла тишину. Лишь иногда слышно было, как плещется и жирует рыба, да квакают лягушки.
— Смотрите, — Зиновьев одел очки и уставился вдаль. — Что это там? Огонь?
Мы повернулись в направлении, куда указывал профессор. Ниже по течению примерно в километре от нас на берегу мерцал робкий огонек.
— Там люди, — озабоченно проговорил Аким. — Знать бы еще, добрые миряне или сова бандюки какие…
— Это надо проверить, — сказал я. — Сколько у тебя патронов?
— Десяток, — покачал головой старовер.
— Не густо, — ответил я. — И у меня двенадцать. Надеюсь, там мирные…
— А нам обязательно туда идти? — забеспокоился Зиновьев. — Мы же можем просто обойти их стороной…
— Нам лодка нужна, — ответил я. — Возможно, там она есть. Подберемся по тихому и посмотрим, кто там обитает. Если мародеры, то уйдем или убьем их. А если нормальные люди — наладим контакт.
— Как же сейчас определить? Нормальный человек или нет… — скептически проговорил Зиновьев. — Весь мир безумен, и нормальных не осталось… Даже мы с вами для кого-то можем показаться ненормальными…
— Ну да, — кивнул я. — Компашка у нас та еще… Чокнутый профессор, спецназовец-убийца и язычник-старовер… Я бы и сам не захотел таких повстречать.
Мы углубились чуть в лес, чтобы не отсвечивать на голом побережье и осторожно пробирались в сторону огонька. Через несколько минут вышли к широкой пойме. Там на небольшой возвышенности раскинулась маленькая деревушка. Хотя, на деревушку поселение явно не тянуло: с десяток кособоких замшелых домишек с шиферными крышами, покрытыми словно медузами, желтым лишайником.
Огонек горел только в одном доме. Его замызганное оконце одиноко мерцало в глухой ночи.
— Что делать будем? — прошептал Аким. — Деревня похоже заброшена, только одна хата жилая.
— Это хорошо, — проговорил я. — Если там враг, его не много. Я схожу на разведку. Вы оставайтесь в кустах.
— А может, ну ее, эту разведку? — махнул рукой Аким. — От греха подальше, зачем Сварога гневить и судьбу испытывать? Вон на привязи лодчонка болтается. Возьмем ее по тихому и пойдем по реке.
— Ох какой ты глазастый, — похвалил я старовера. — А лодку-то, я и не заметил.
Мы осторожно спустились к берегу. Старая плоскодонка с прогудроненными бортами грустно уткнулась носом в песок. Я размотал цепь, что крепила ее кольцо на носу к вкопанному столбу и хотел ее уже спускать на воду, но Аким меня остановил:
— Погоди, Кречет, вяжи цепь назад, как и было…
— Зачем? — не понял я.
— Самого главного в лодке нет… Весел…
— Да хрен с ними, — махнул я рукой. — Маленько спустимся по течению, к берегу причалим и палки срежем. Будем шестами отталкиваться.
— Не можно палками грести, — замотал головой Аким. — Глубина здесь большая, а дальше повороты крутые и пороги пойдут. Не удержим суденышку, на коряги нас вынесет и перевернет. Весла надобно раздобыть.
Мы обшарили все вокруг, даже нашли еще одну лодку, чуть побольше первой, но весел нигде не было.
— Там весла, — Аким кивнул на горящее оконце. — прибрал их хозяин, чтобы лодки не свистнули… Я бы тоже так сделал.
— Ну что ж, — я задумчиво поскреб щетинистый подбородок. — Придется на контакт идти. Спрячьтесь за углом дома. Через окно ни хрена не видно. Придется в дверь стучать…
Я подошел к рассохшейся двери и прислушался. Ни голосов, ни звуков, только мертвая тишина, будто внутри никого не было. Но огонек сам себя не зажжет. Я поправил висящий за спиной обрез (выставлять его вперед не стал — меня могут не так понять) и осторожно постучал.
За дверью послышались шаркающие шаги.
— Кто там? — вслед за этим донесся хриплый мужской голос.
— Мирные путники, — ответил я и отошел от двери чуть в сторону (чтобы не зацепило пулей, если начнут стрелять через дверь). Мы немного заблудились… Можете нам помочь?
За дверью воцарилась тишина. Мужик думал, что ему делать дальше. А если их там несколько, то, наверное обсуждали шепотом план действий. Прошла минута. Я постучал еще и снял с плеча обрез…
Дверь лязгнула задвижкой и, натужно скрипя, отъехала вперед. В глаза ударил желтый свет, а в нос запах тухлой рыбы в смеси с чем-то противным и, как мне показалось, гнилым.
На пороге вырос силуэт коренастого коротконогого мужичка в вытянутой серой майке (когда-то она была белая) и с грязной спутанной бородой. В руках он сжимал плотницкий топор, отточенный до остроты бритвенного лезвия.
Мы замерли, уставившись друг на друга. Первым нарушил молчание я:
— Меня зовут Кречет, это мои друзья. Нам нужна помощь.
Мужичок недоверчиво оглядел нас с ног до головы и проговорил:
— Из еды только рыба есть. Ночевать не пущу, у меня семья боится незнакомцев.
— На ночлег мы не набиваемся, — улыбнулся я, держа руку за спиной на обрезе. — А вот поесть бы не отказались.
Мужик скрылся в доме, захлопнув дверь. Через минуту он появился вновь, держа в руке ржавое скрипучее ведро на треть набитое серебристыми рыбинами, похожих на лещей.
— Сами приготовите, — он всучил мне ведро. — Меня Филиппом кличут. Можете занять любой дом. Все убегли, либо сгинули. Семья моя одна в деревне осталась. В погребе прятались, вот и уцелели. А вы точно не мародеры?
— Если бы мы были бандитами, — успокоил я его. — То давно бы уже ворвались в дом, а тебя бы наградили пулей.