— Этого не его желание, а мое. Послушай меня. Я обожаю своего ребенка и хочу, чтобы он спал в моей спальне, а поэтому и кормилица спит с нами. Ты понимаешь, что в результате нам пришлось сделать две спальни.
— Да-да, понимаю, — с беспокойством произнес Винсент.
— С того времени Андре стал работать. После обеда он отправляется на маленькую прогулку, и возвращается, когда все уже спят.
— Затем работает всю ночь?
— Да, всю ночь. Я могу это видеть. В его кабинете постоянно горит свет; он ложится иногда в четыре, в пять часов. И, — прибавила она с улыбкой, — я прихожу будить его около одиннадцати часов.
— Так он занимается всю ночь? — повторил Винсент, — И ты никогда не ходишь к нему, чтобы посмотреть, работает ли он?
— Нет, он строго запрещает это. Дверь у него всегда закрыта, и он не отвечает.
Винсент говорил с самым равнодушным видом, но под этой маской спокойствия он скрывал пожиравшее его любопытство. Он не желал показать сестре ни тени сомнения, охватившего его, а между тем он хотел узнать: не скрывала ли его сестра под внешним спокойствием тайного страдания, зная, что ничто не в состоянии ей помочь.
— Каким образом такие молодые супруги могут дойти до этого? — равнодушным тоном продолжал Винсент.
— Что ты хочешь сказать?
— Но, сестра, я удивляюсь, что ты соглашаешься иметь отдельную с мужем комнату.
— Ты человек холостой и не можешь понять, от каких неприятностей я его избавляю. Подумай о том, что невозможно находиться в комнате, где спит ребенок, который будит вас каждую ночь. Только мать может переносить это. Мужчина, как бы серьезен он ни был, все равно будет сердиться.
— Вы живете так только со времени рождения Корнеля?
— Да, почти. Мой бедный Андре не смел просить меня об этом, и я сама предложила ему. Зато теперь я могу больше времени посвящать ребенку. Присутствие Андре только стесняло бы меня. Я всегда боялась бы разбудить его на рассвете. А главное — я боялась бы, что эти постоянные маленькие неудобства могут уничтожить его любовь к нашему ребенку.
— Да, это правда, — поддакнул Винсент, чтобы сказать хоть что-нибудь.
— Видишь, в чем дело, — продолжала Маргарита. — Мой бедный Андре приносит себя в жертву и не жалуется. Он не привык к такой жизни и вследствие этого вечером не может заснуть. Поэтому он и придумал себе занятие. Ему приходится чтением и письмом доводить себя до утомления, чтобы заснуть. Ты, может быть, думаешь, что я преувеличиваю? Нет, Винсент, уверяю тебя, что бывали случаи, когда я видела Андре бодрствующим в шесть часов утра.
— И это не беспокоит тебя?
— Нет, я предпочитаю, чтобы все так и было. Впрочем, я должна тебе сознаться, что он спит очень мало. Один раз я имела возможность в этом убедиться. Однажды он проработал всю ночь. Я тогда боялась, что наш ребенок заболеет, и мне все хотелось позвать Андре, но, видя его тень, склоненную над столом, я не решалась. Наконец, совершенно успокоившись насчет Корнеля, я решила отдохнуть и, прежде чем лечь, подошла к окну. И вдруг увидела Андре, выходящего из-за угла улицы. Я удивилась — ведь он всю ночь просидел, склонившись над столом. Он вошел сильно взволнованный. Увидев, что я стою возле окна в такой час, он сказал мне, что по странному совпадению не мог заснуть всю ночь, хотя и не подозревал, что ребенок болен. Утром, утомившись работать, пошел прогуляться в Булонском лесу. Не правда ли, удивительно, что у человека могут быть такие предчувствия — ведь ничто не могло заставить его даже предположить, что его ребенок болен.
— Да, это странно, — с волнением отвечал Винсент. — Итак, ты счастлива?
— Да, благодаря Богу я самая счастливая из женщин.
— И никогда между вами не было ни малейшей размолвки?
— Никогда!
— У вас никогда не было семейных неприятностей?
Маргарита с удивлением взглянула на него.
— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — проговорила она.
Винсент улыбнулся.
— Потому, что я люблю тебя, дорогая Маргарита, — ответил он. — Потому, что вчера мы говорили с Шарлем о тебе, о вас с мужем, о той стремительности, с которой была устроена твоя судьба; полагаясь на слова одного и предположения других, главным образом — повинуясь воле отца, мы рисковали ввергнуть тебя в нищету.
— Но ведь я была богата.
— Это правда, но у Андре могли быть долги, а мы этого не знали.
— Благодарю тебя за твое беспокойство, Винсент, — сказала Маргарита, — но все нормально, так что успокой Шарля. Андре был богаче меня. Его состояние находится не во Франции, но он богат настолько, что все мои желания, и даже капризы, исполняются.
— Ты знаешь, каково состояние твоего мужа?
— Нет, но мой дорогой Андре много раз предлагал мне провести несколько месяцев в Италии. Я сначала говорила ему, что это стоит слишком дорого. На это он отвечал, что об этом нечего беспокоиться, так как мы не проживаем и половины своих доходов.
— Почему ты отказалась от этого путешествия? — поинтересовался Винсент.
— Потому что я люблю Париж, — ответила Маргарита. с некоторым смущением, опуская голову.
— Но, моя дорогая сестра, тебе еще не приходилось путешествовать. Ты не можешь себе предста-. вить все прелести подобной жизни.
— Да, конечно, но не в одиночестве.
— Как в одиночестве?! Разве Андре не поехал бы с тобой?
— Само собой разумеется, нет. У него есть дела на бирже, и его присутствие здесь необходимо.
Винсент понял, что сестра слово в слово повторяет фразы мужа, желающего избежать путешествия.
— Да, он прав, — сказал Винсент. — Мужчины вынуждены заниматься делами, но в твоем положении, имея ребенка, тебе следовало бы послушаться его.
— Нет, никогда, — решительно ответила Маргарита.
— Разве ты не любишь путешествовать? — спросил Винсент.
— Наоборот, я обожаю путешествия.
— Ну так в чем же дело?
— Я никогда не поеду одна без него.
Эта фраза была сказана тоном, не терпящим возражений. Винсент посмотрел на сестру и заметил, что она смущена. Несколько минут прошло в молчании, затем молодой человек жестом отослал лакея из комнаты. Тот повиновался. Тогда Винсент придвинулся к сестре, нежно взяв ее за руку.
— Маргарита, ты что-то скрываешь от меня.
Молодая женщина подняла голову и совершенно спокойно ответила:
— Йет, Винсент, я ничего от тебя не скрываю.
— Тогда почему ты отказываешься от путешествия, которое доставило бы тебе удовольствие?
— Я уже сказала тебе, что не хочу ехать без Андре.
— Сейчас ты должна любить своего ребенка больше, чем мужа.
— Извини меня, дорогой Винсент, но я по-прежнему влюблена в своего мужа.
Винсент с удивлением взглянул на нее.
— Выслушай меня, — продолжала она, — я скажу тебе всю правду, но пусть это останется между нами. Мой муж никогда не должен узнать то, что я тебе скажу.
— Клянусь тебе, Маргарита, что твои слова останутся между нами.
— Вот что заставляет меня жить на разных половинах с Андре: мой муж страдает ужасной болезнью.
— Болезнью? — повторил Винсент.
— Да, по ночам он без всякой причины вскакивает с постели, с безумным видом бегает по комнате, борясь с невидимым врагом. После ужасной борьбы он падает без чувств и иногда целыми часами остается без сознания.
— Это очень странно.
— Представь, какое впечатление это произвело на меня, когда я в первый раз увидела его в таком состоянии. Придя в себя, он спросил, что он делал, и когда я посоветовала ему обратиться к врачу, он ответил, что уже советовался с известными врачами и что его болезнь неизлечима. Он сказал мне, что эти кризисы совершенно безопасны, но в то же время их ничем нельзя предотвратить. Но так как они могли испугать меня, особенно в том положении, в каком я тогда была, он уговорил меня сделать отдельную спальню.
— Какая страшная болезнь! Я боюсь за тебя!
— Боишься?
— Да, боюсь.
— Но ведь я уже сказала тебе, что мне ничто не угрожает. Что же касается его, то это другое дело. Что бы он ни говорил, я боюсь и никогда не оставлю его. Я заставила его не закрывать тяжелую портьеру на стеклянной двери, потому что когда сквозь кисею вижу его склонившимся над столом, я спокойна.
— А часто с ним бывают такие припадки?
— В последнее время они стали реже, но все равно я не могу оставить его.
— Бедняжка!
— Я нисколько не заслуживаю сожаления. Дорогой Андре делает все возможное, чтобы избавить меня от этого тяжелого зрелища.
Винсент молчал, думая о том, что услышал. Сперва он хотел услышать подтверждение того, о чем узнал, путешествуя по улице Омер. Но настойчивый труд Андре по приумножению его состояния, спокойствие в доме, ужасные галлюцинации, сопровождаемые обмороком, — все это противоречило его первым предположениям.
— Но мне кажется, что ты не совсем благоразумно поступаешь, оставляя мужа одного. Это может быть опасно, так как какой-нибудь кризис, более сильный, чем предыдущий, может потребовать помощи, а оказать ее вовремя не будет возможности.
— Я предвидела это. В комнате возле его спальни находится одна женщина, которой приказано предупредить меня, если она услышит шум.
— Но какая же будет польза, если он запрется у себя?
— Дело в том, что я без его ведома приказала сделать второй ключ.
— Это хорошо. Кстати, я совсем не знаю вашего дома.
— Ты еще ни разу не был у нас здесь?
— Нет, я был только один раз на большом обеде, и ты не показывала мне своей половины.
— О-о, у меня очень хорошо! Ты увидишь это. Мне здесь очень нравится: комнаты веселые, до Елисейских полей недалеко, воздух чистый, и я хотела бы прожить здесь до конца своей жизни. Давай выпьем кофе, а потом я покажу тебе мой маленький дворец.
Несколько минут спустя молодая женщина показывала брату хорошенький особняк, который они занимали. Это был один из тех особняков, фасад которых выходил на Елисейские поля, а вход был с параллельной улицы. Попасть в него можно было, пройдя через двор, мимо дома привратника. В глубине двора находился маленький сад, так что особняк стоял посреди двух садов. Поднявшись по лесенке в несколько ступенек, вы входили в переднюю, представляющую зимний сад; направо была столовая, отделанная старинным дубом с развешанными по стенам расписными блюдами и тарелками. Средняя дверь вела в гостиную, отделанную в современном стиле. Комнаты второго этажа были так же роскошны, как и комнаты первого. Лестница оканчивалась маленькой площадкой, на которую выходила только одна дверь — вход в приемную гостиную. Вторая маленькая дверь, скрытая под обоями, вела в комнаты хозяина и хозяйки.