о мгновение я представил тюрьму, в которой мне придется прожить 20 лет. Я хотел бежать, но ноги отказывались мне служить. Я вынужден был опереться о стену, чтобы не упасть. Голос, показавшийся мне ужасным, произнес: "Мальчик, ты украл!" — "Нет, это не я".
Тогда меня взяли за руку, в которой я держал украденную селедку. Я резко повернулся и увидел перед собой красивую крестьянку лет 18, одетую в темно-зеленое платье с маленьким галстучком на шее, украшенное длинной золотой цепью, показавшейся мне бесконечной. Бе свежее личико светилось добротой, и она напрасно старалась говорить сердитым голосом и делать страшные глаза. Но я, сознавая свой проступок, не смел поднять глаз. "Так ты вор, малютка", — сказала она. "О, нет, мадемуазель, — отвечал я со слезами. — О, нет! Умоляю вас, не говорите так!" — "Но ведь я сама видела". Я молчал. "Почему вы украли?" — "Я был голоден". — "Но что делают твои родители?" — "У меня их нет". — "У тебя нет родителей?" — "Да, они умерли". И я горько зарыдал. "Бедняжка, где же ты живешь?" — "У меня нет никакого жилья". — "Как?! Но как же это могло случиться?" — "Отца вчера убили на баррикаде". — "О Боже мой!"
И так как я плакал горькими слезами, она привлекла меня к себе и, тоже плача, обнимала меня и вытирала слезы. "Ты голоден, бедняжка. Пойдем со мной". Она повела меня с собой, но так как мы пошли по улице Буше, я стал умолять ее не отводить меня к лавочнику, у которого я украл эту несчастную селедку. "О, мадемуазель, — говорил я, — умоляю вас, не дайте мне попасть в тюрьму! Я никогда больше не буду этого делать!" — "Не бойся, малютка, я не хочу, чтобы тебя арестовали, я просто хочу, чтобы ты положил назад то, что украл". Я, весь дрожа, повиновался. Тогда она взяла меня за руку и повела в трактир, заказала там завтрак, и мы сели за стол. Эта женщина взяла меня к себе, и я ношу ее имя. И это та самая женщина, Которая была убита негодяем при известных вам обстоятельствах.
В эту минуту фиакр остановился.
— Мы приехали, — сказал Жобер.
Глава XIIПАНАФЬЕ НАПАДАЕТ НА ДРУГОЙ СЛЕД
Дом для умалишенных Шарантона известен всему Парижу. Как многие гуманные заведения, этот дом был построен во времена французской республики. "Шарантон", предназначенный для сумасшедших, был построен на окраине Парижа в деревне Шарантон. Там было поставлено 40 кроватей для женщин и столько же для мужчин, одержимых сумасшествием и не помещенных в больницы Парижа. В "Шарантон" помещают только тех, на выздоровление которых есть надежда. Когда же всякая надежда на излечение потеряна, сумасшедших отправляют в Бисерт и Сальпетриер.
Позднее мы еще поговорим о "Шарантоне", так как одна из главных сцен должна произойти здесь — в тот день, когда мы снова встретимся с Левассером.
Жобер провел Панафье прямо к директору, который сказал:
— Так это вы, мсье, уже видели подобный же факт?
— Да.
— В таком случае, идемте. Вы будете нам очень полезны.
Панафье и Жобер последовали за директором. Идя по длинным коридорам, Панафье рассказал директору то, что уже рассказывал Жоберу.
— Все один к одному, — заключил директор.
Вскоре они вошли к Эжени Герваль.
Мы не будем утомлять читателя подробностями уже рассказанной истории. Панафье попросил только описать внешность того, кого она называла Раулем де Ла-Гавертьером.
— Рауля? — переспросила она.
— Рауля!.. — вскричал Панафье, припоминая имя, названное ему Нисеттой.
— Что с вами? — спросили его в один голос директор и Жобер.
— Ничего, ничего. Я убежден, что смогу дать драгоценные сведения.
— Говорите скорее, — сказал директор.
— К несчастью, это невозможно, так как то, что я знаю, должно оставаться тайной, иначе я рискую не достичь цели, которую преследую более четырех лет.
— Как вам угодно, — равнодушно сказал директор. — Вы будете полезны моей больной — это все, что мне нужно. Помогите ей найти то, что у нее украли.
— И я буду обязана вам здоровьем, а господину Панафье — состоянием, — сказала Эжени, — то есть счастьем на этом свете.
— Это именно то, что я думал, — смеясь, сказал директор. — Но, дорогой Жобер, нам с вами пора отправляться на службу.
И директор собрался уходить, но Панафье остановил его со словами:
— Я должен попросить вас об одном…
— Говорите.
— Может быть, мадам Герваль нужно будет выехать отсюда. Возможно ли это?
— Да, теперь возможно. Но надеюсь, что вы с ней не расстанетесь, а еще лучше будет, если вы возьмете Жобера.
— Хорошо, мы так и сделаем.
— Я сейчас же подпишу пропуск.
— Благодарю вас, господин директор.
Директор и его помощник ушли, а Панафье остался наедине с Эжени Герваль.
— Мадемуазель, — сказал он, — я уже четыре года преследую негодяя, жертвой которого вы стали. В настоящую минуту я надеюсь, что поймал его. Вы можете мне подтвердить это.
— Как это?
— Этот человек арестован.
— Но я не хочу, чтобы полицией было начато следствие. Клянусь вам, я бы умерла, если бы мне снова пришлось все рассказывать перед судом.
— Успокойтесь, мадам. Я совершенно с вами солидарен. Я тоже отказался от помощи полиции пять лет назад. Вы будете иметь дело только со мной.
— В таком случае я не понимаю, чего вы от меня хотите?
— Мадам, я думаю, что сегодня ночью нашел негодяя, не прибегая к помощи полиции. Предан-ныв мне люди арестовали его и заперли в приготовленном для этого доме.
— Так вы арестовали его?
— Думаю, сама судьба помогает мстителям. Иначе я не могу объяснить мою встречу с вами. До сих пор у меня были только догадки. Мне не хватало устного свидетельства жертвы. И вдруг Жобер привел меня к вам. Я прошу вас, мадам, поехать вместе со мной посмотреть на того, кого мы арестовали, и сказать мне, тот ли это человек, который хотел убить вас. Судя по вашему описанию — это он.
Сначала Эжени Герваль вздрогнула при одной мысли, что она увидит своего убийцу, но немного подумав, ответила:
— Хорошо, я поеду туда, куда вы хотите, но вы не должны оставлять меня.
— Клянусь вам в этом!
— Хорошо. Когда же мы поедем?
— Завтра в это же время.
— Отлично. Но вот что еще: я не хочу, чтобы он меня видел, и не хочу с ним говорить.
— Вы увидите его, сами оставаясь невидимы, и скажете мне, тот ли это человек, которого мы ищем.
— Итак, до завтра, мсье.
Панафье вышел, и они с Жобером отправились вместе завтракать и за столом договорились о времени встречи на завтра. Жобер должен был привезти Эжени Герваль в экипаже в Париж, а там уже Панафье проведет их куда надо.
Когда все было договорено, Панафье вскочил в фиакр и приказал везти себя домой. Когда он вошел, привратник сказал ему:
— Я дал ваш ключ мадам Луизе. Она ждет вас в вашей комнате.
Панафье поспешно поднялся на четвертый этаж и был немало удивлен, увидев Луизу в том же костюме, который она носила, когда жила с ним.
Она бросилась ему на шею, как в добрые старые времена, говоря:
— Здравствуй, мой Поль, я жду тебя уже целый час.
— Садись, Луиза, и поговорим серьезно.
Луиза опустила голову.
— Я надеялась, что ты никогда не будешь вспоминать прошлое.
Панафье был поражен, когда Луиза продолжала:
— Я думала, что мне будет достаточно сказать одно слово.
— Какое? — спросил заинтересованный молодой человек.
— Поль, клянусь тебе, что возвращаюсь настолько же достойной тебя, как и ушла.
Панафье не знал, сердиться ему или смеяться в ответ на эти слова. Он взял Луизу за руку, подвел ее к окну, и пристально посмотрев на нее, потребовал:
— Повтори, что ты сейчас сказала?
— Клянусь тебе, что возвращаюсь к тебе такой же достойной тебя, как и ушла. Клянусь тебе в этом могилой нашего ребенка!
— У меня слишком много дел сегодня, чтобы продолжать этот разговор. Ты говоришь, что возвращаешься ко мне?
— Да.
— Мы объяснимся позднее. Надеюсь, что ты все оставила у того.
— Я возвращаюсь в том же платье, в котором ушла месяц тому назад.
Чистосердечный тон Луизы взволновал Панафье. Он взял Луизу за руку и вдруг остановился.
— А это что такое? — сказал он, указывая на богатое кольцо на ее пальце. — Зачем же ты говоришь, что возвращаешься такой же, как и ушла?
Луиза опустила глаза. Она была женщиной, и эта роскошная игрушка нравилась ей. Ей казалось, будет неправильно отдать ее, и она наивно сказала Панафье:
— Мне это кольцо подарили как семейную реликвию, которая должна принести мне счастье. Я его оставила, и оно действительно принесло мне счастье — ты снова мой.
— Для того, чтобы прийти ко мне, не нужно было кольцо, и если ты хочешь остаться здесь, то должна сегодня же вечером возвратить это кольцо.
Луиза опустила голову. Не говоря ни слова, она сняла кольцо, завернула его в бумажку и положила на стол.
Тогда Панафье привлек ее к себе и обнял. Крупные слезы покатились у него из глаз.
Глава XIIIПАНАФЬЕ ЖАЛЕЕТ О СДЕЛАННОМ
Несколько часов спустя Панафье был у братьев Лебрен и докладывал обо всем, что он сделал и видел. Он рассказал им странную историю женщины из "Шарантона", и братья исполнились надежд.
— Вы говорили об одном таинственном доказательстве, которое вы хранили до последней минуты и которое должно нам быть очень полезным. Не считаете ли вы, что уже пора рассказать об этом, так как, арестовав виновного, я хочу знать и доказательства.
— У нас нет причин скрывать это от вас, — отозвался Винсент, так как вы заинтересованы в этом деле так же, как и мы. Я сейчас покажу вам это доказательство — это письмо нашего отца с рисунком.
Винсент вышел в другую комнату и через несколько минут вернулся с письмом.
— Вот оно, — сказал он, подавая письмо Панафье.
Панафье прочел известное нам письмо Корнеля Лебрена. Окончив чтение, он поспешно перевернул письмо, чтобы посмотреть рисунок, и рука его при этом дрожала, так как в уме у него мелькнуло одно подозрение, а вернее — догадка. Взглянув на рисунок, представлявший кольцо в четырех различных видах, он весело вскричал: