Нисетта на коленях подползла к Панафье, услышав последние слова, и проговорила:
— Умоляю тебя, не убивай меня! Я сделаю все, что ты хочешь, но не убивай меня!
Панафье, сложив руки, глядел на нее с ненавистью и презрением.
— Я буду молчать, но ты будешь повиноваться мне. Вначале ты сказала, что знаешь многое о Луизе — говори, не лги!
Нисетта взглянула на Панафье, и их взгляды встретились. Она сразу же опустила глаза, понимая, что ложь погубила бы ее.
— Я солгала. Мне нечего сказать о ней. Я хотела обманом развратить ее. Она была убеждена, что ты был моим любовником. Рауль, который поселил ее в особняке на улице Шальо, был страстно влюблен в нее и к концу пятой недели пребывания ее там подарил ей всю меблировку.
Следуя моим советам, она согласилась стать любовницей Рауля по истечении месяца, если ты не придешь за ней. Я тщательно избегала всякой встречи с тобой, когда неожиданно мы встретили тебя на кладбище.
— А кольцо?
— С большим бриллиантом? Это кольцо принадлежало Адели Мазель. Луиза получила его только утром, так как месячный срок истекал на следующий день.
Панафье вздохнул с облегчением, что успокоило немного Нисетту.
Панафье направился к двери.
— Ты уходишь и оставляешь меня одну?
— Да, ложись и усни, так как ты можешь еще спать. Завтра утром мы уйдем вместе. Сейчас уже светает, и я скажу приятелям, что только что встал. Мне нужно видеть Баландера.
Сказав это, он вышел.
Нисетта погасила огонь и проговорила, бросаясь на постель:
— К счастью, уже светло, и я не буду бояться одна.
Когда Панафье вошел в комнату, где накануне они пировали, Баландер и один из гребцов еще спали.
Панафье разбудил Баландера, тот вскочил, и узнав приятеля, весело сказал:
— Не хочешь ли выпить, мой милый?
Разбудили третьего гребца и втроем сели завтракать.
Глава VАНДРЕ БЕРРИ
Мы должны возвратиться немного назад к таинственному герою этой истории — Андре Берри, который был по-прежнему заключен в маленьком домике в Монтреле под присмотром наших старых знакомых — Пьера Деталя и Ладеша.
После ужасной сцены, во время которой читатели присутствовали, и в которой Винсент и Панафье обвиняли негодяя в преступлениях, по мнению Андре Берри, никому неизвестных, он спрашивал себя, какое ужасное наказание ожидает его, и думал только об одном — о бегстве. Но чтобы добиться успеха, ему прежде всего нужно было успокоить своих сторожей.
Ему это удалось очень скоро.
Он стал послушен и кроток и, казалось, находил удовольствие в их обществе, с улыбкой слушая, когда Ладеш предлагал ему стакан вина примерно так: "во всеми людьми случаются несчастья, господин аббат, и я не из тех, которые презирают людей в несчастье. Не хотите ли выпить стаканчик? Это отличный коньяк. За ваше здоровье".
Через несколько дней оба сторожа совершенно успокоились насчет пленника, который покорился своей судьбе и спокойно ждал, что будет.
Андре не был дураком и поэтому не старался подкупить своих сторожей, так как был уверен, что они откажутся и сразу же скажут об этом тем, кто нанимал их, чтобы получить прибавку. А его непокорность первых дней и так уже привела к тему, что к нему приставили нового сторожа.
Дело в том, что Панафье, боявшийся, что его сообщники проявят слабость, нанял в дом привратником здорового малого, который должен был следить как за пленником, так и за его сторожами.
Со дня посещения Винсента прошло уже десять дней, и Андре чувствовал, что ему необходимо бежать как можно скорее, чтобы избавиться от угроз Винсента, который на его вопрос: "Что вы со мной сделаете?" ответил: "Мы будем судить тебя, и ты понесешь наказание".
Каждый день он ждал начала мести, но ничего не случалось, и он думал, что его не отдали правосудию только с тем, чтобы применить к нему более жестокое наказание.
В течение нескольких дней Андре усиленно наблюдал за окружающими; он изучил проектировку дома, привычки своих сторожей, меры предосторожности, а также часы обхода громадного эльзасца, которого Ладеш звал братом-привратником. Он все изучил и решил попробовать бежать в эту же ночь.
Андре Берри, которого наши читатели видели только мельком, был красивый мужчина с изящными манерами, всегда одетый, как джентльмен, высокого роста, стройный, с кротким лицом, на котором постоянно была добрая улыбка.
Его черные глаза странно контрастировали с белокурыми, слегка вьющимися волосами, обрамлявшими высокий лоб. Длинные ресницы придавали особую прелесть его черным глазам.
Он не носил ни усов, ни бороды.
Его лицо внушало доверие. Он казался человеком откровенным, добрым, кротким. А из-за его красоты в него влюблялись женщины.
В тот вечер, когда мы увидели Андре, он лежал на диване, держась руками за голову и изредка постанывая.
Ладеш и Деталь сидели за столом, заканчивая ужин.
— Послушайте, — говорил Ладеш, — вы не едите потому, что у вас мигрень. Поверьте, только госпитальные доктора придумали из экономии, что больных нужно сажать на диету. Хороший обед — лучшее лекарство от некоторых болезней, и я хочу дать вам один совет, господин аббат. Садитесь за стол и делайте то же, что и мы.
Андре ничего не отвечал. Он, казалось, боролся с болезнью. Наконец, слегка приподнявшись, он сказал своим сторожам умоляющим голосом:
— Прошу вас, дайте мне уснуть. Ладеш, я знаю вас давно. Во имя наших прежних отношений, прошу вас, — не мучайте меня. Я, кажется, вас ничем не беспокою. Я самый послушный пленник. Будьте со мной великодушны!
Два приятеля с удивлением переглянулись.
— Но, — сказал Ладеш, — мы не делаем вам ничего плохого. Наоборот, мы желаем вам добра. Вы печальны — и мы хотим вас развеселить. Вы больны — и мы советуем вам те лекарства, которые посоветовали бы лучшему другу.
— Которые я посоветовал бы родному отцу, — добавил Пьер.
— Господин аббат, мы когда-то делали вместе дела, мы всегда с вами дружили. Зачем бы мы стали вам приносить вред? За это нам ничего не платят. Нам поручено стеречь вас, и поэтому мы неумолимы, так как рисковали бы своей шкурой, выпустив вас. За исключением этого, мы ваши добрые друзья.
— Мы лучше, чем родные, — прибавил Деталь.
— Лучшим доказательством справедливости ваших слов будет исполнение моей просьбы.
— Если это возможно, то мы исполним ее. Говорите, аббат, мы вас слушаем.
— Я подвержен сильным головным болям, а против этого есть средство гораздо попроще вашего.
— Говорите; если это возможно, то я это сделаю.
— Не нужно ничего делать. Мне нужно только тишина и СОН.
— Это можно сделать. В этом виноват Пьер. У него ужасный голос, и я вас понимаю. Вот что мы сделаем. Мы закончили обедать и собираемся садиться играть в пикет. Мы перейдем в соседнюю комнату и будем играть в молчании, а вы в это время уснете.
— Вы сделаете мне большое одолжение. Поспав три-четыре часа, я буду совсем здоров.
Деталь открыл дверь, взял стол с посудой и бутылками и вынес его в соседнюю комнату, служившую им спальней.
— Мы оставляем вас. Не хотите ли выпить стаканчик нашего питья?
— Нет, благодарю вас, мне ничего не нужно.
— Напрасно. Вот вам стакан. Сейчас 10 часов. В три часа мы придем вас будить.
— Сделайте одолжение. Я попросил бы вас не шуметь. Если стучат стулом или открывают дверь, я просыпаюсь и не могу заснуть потом целый час.
— Решено. Слышишь, Пьер, не надо кричать во всю глотку. Кроме того, я запру вашу дверь и не отопру раньше, чем завтра в 4 часа.
— Благодарю вас, друзья мои, — говорил Андре, пожимая руки удивленным негодяям, которые сразу же вышли, унося огонь, и заперли дверь на ключ.
— Этот аббат совсем не гордый, — сказал Ладеш. — Он подал нам руку, он понял, с кем имеет дело. Вот что значит уметь быть на высоте положения.
— Да, он понял, что можно подняться высоко — и вдруг упасть низко.
— Ну, старина, садись сюда и начнем.
— Идет, — сказал Пьер, снимая все со стола, но оставляя стаканы и бутылки.
Затем он положил на стол новую колоду карт.
— На что будем играть? — спросил Ладеш. — Надо придумать что-нибудь поинтереснее.
— На деньги не будем играть — это отвратительно.
— Нет, не будем играть на деньги. Когда он их проигрывает, то у него портится настроение, и он начинает сердиться.
— А мне пришла в голову одна идея, — вдруг сказал великан, подумав немного.
Очевидно, эта идея ему очень нравилась, так как он улыбался во весь рот.
— Говори — это интересно, — произнес Ладеш, собираясь тасовать карты.
— Тот, кто выиграет, имеет право ударить проигравшего кулаком по носу.
— Ну, я на это не согласен. Лучше будем играть по двадцать су.
— Но это совсем будет неинтересно, — жалобно проговорил Деталь.
Тем не менее приятели начали играть.
Как только дверь за ними закрылась, Андре поспешно оделся и сразу же занялся подготовкой к бегству.
Мы уже сказали, что Андре был убежден, что сыновья Корнеля Лебрена не выдали его полиции потому, что приготовили для него более ужасное наказание, чем то, которым угрожал ему закон.
Но что это было за наказание?
Его воображение рисовало ему каждую ночь ужасные пытки, и очень часто он просыпался от кошмаров.
А ведь Андре не был трусом.
Его поведением руководила не боязнь смерти. Он хотел спастись от братьев, чтобы посвятить себя двум привязанностям, оставшимся чистыми среди грязи его ужасной натуры.
Андре был страшный преступник, и целью его было не просто убийство — он желал обладать своей жертвой. Он испытывал особенное удовольствие, превращая ночь любви в ночь смерти.
Несмотря на эту странность, одно чувство оставалось чистым в его душе — он любил свою жену и обожал ребенка.
Он хотел бежать, так как был уверен в молчании братьев, а главное, в том, что они не скажут своей сестре ужасной правды.
Преисполненный этой мысли, Андре говорил себе: "На те драгоценности и бумаги, которые у меня есть, я могу жить спокойно. Уехав отсюда, я извещу жену о моем новом местонахождении. Она приедет ко мне, мы отправимся за границу и будем там жить в безопасности. Я буду вдали от всех, знавших меня, а главное — вдали от всех этих воспоминаний. Братья, как и я, заинтересованы в молчании. Д