— Неспокойно нынче в мультивселенной мой друг, ой неспокойно. — герой щита лишь сухо кивнул и продолжил пировать, пока имеется возможность, Нойман хотел выжать из этого момента всё, и Крид его понимал.
Лаконично попрощавшись кивком Вик, отправился дальше, пока его взгляд не зацепился за силуэт из чистой тьмы, что уверенно парил вслед за ним.
Включив магическое зрение, Крид укоризненно покачал головой, но всё же кивнул давая призраку возможность высказаться.
— Убей меня Крид! Молю… Развей душу. Это не выносимо! — яростно причитал бритоголовый эстонец с шотландкой полностью покрытой благородным серебром старцев.
— Хочешь сказать, что не заслужил этой участи после всех своих игр со временем и людскими жизнями? Карма, знаешь ли, и правда работает… Но порой её приговор приходится приводить нам самим. — пауза. — Я присяжные, судья и палач! — Крид напитал ладонь магической силой схватив призрака за горло, и брезгливо посмотрел ему прямо в глаза. — Но не мне тебя судить. — подняв его за шкирку технично кинул прямо под ноги симбиота и жадные тени тут же заурчали и начали рвать слишком уж дерзкого призрака, что всё никак не соглашался со своей участью и наказанием.
Спокойно устроившись в тени Вик вновь закурил. Щелчок старой Зиппо, новая затяжка и уже очередной «праздник» без номерного мира уверенно приближается к своему апогею. Но сам Крид никогда не понимал всех этих язычников с их ритуалами и украшением мёртвой ёлки, но и ханжой он так же не был, так что всегда держал своё мнение при себе.
Статный альбинос в строгом костюме и в компании одной обворожительной чародейки неспешно «зажигал ёлку» развешивая магические огоньки тут и там. Напитывая каждую игрушку концентрированной магией и довольно улыбался, думая о чём-то своём. Пара минут и магические куранты пробили полночь и началась главная часть сей ночи.
Но Крид размышлял о другом. Когда ученик достигнет определённой ступени, то он придёт сюда уже не один и это грело его тёмное сердце. На секунду в голове Вика даже мелькнула мыслишка сделать ученику хоть какой-то подарок, но она была тут же задавлена гордыней и непомерным эго одного бессмертного мастера. Мысленно улыбнувшись Крид уже в который раз задымил, щёлкнув напоследок лимитированным портсигаром. Он был подарен одним профессором общаясь с которым Вик не поленился освоить армянский язык. Но это было так давно, что сменилась целая эпоха, а уж про людей и вовсе говорить не приходится, но это всё мелочи не так ли? Важна сама память, а не подарок! И посему Крид по-своему сентиментальным и ценил маленькие «вещи» что бережно хранились как в его памяти, так и в сердце.
Делая финальную затяжку, он с интересом смотрел на горящую ёлку, так до конца не оценив сей ритуал красных язычников, что веруют в мёртвых философов, идеологов и вождей. Но запах был определённо приятным. Виктору всегда нравился запах леса, ибо лишь там он чувствовал себя как дома.
— Ёлочка гори! — прокричал чародей альбинос и Крид с важным видом чокнулся бокалом шампанского с камнем, что когда-то правил целой империей и угрожал уничтожить весь мир, но теперь он просто булыжник, что встречает языческий праздник в компании старых друзей и их безумных товарищей. — С Новым годом! С новым счастьем! — продолжал альбинос, а затем неожиданно жадно поцеловал стоящую рядом чародейку и обратился белоснежной летучей мышь.
Секунда и Крид в один прыжок оказывается у Венома, щелчок и симбиот мгновенно запечатывается в одном из магических камней Вика. Извиняясь одним взглядом перед товарищами, он спокойно наложил на камушек ещё с добрую сотню печатей и лишь затем аккуратно убрал «мировое бедствие» в один из безразмерных карманов своих стареньких джинсов. Следом открыв дверь в «родной» мир, Виктор спокойно ушёл, не прощаясь громко, хлопнув дверью напоследок.
Глава 16
Тяжёлый шлем, украшенный трофеями поверженных врагов, отражал последние лучи заходящего солнца. Я, как великий завоеватель, стоял на вершине самой высокой башни в столице, которую некогда считал неприступной. Ветер нес шепот и стоны погибших, которых я сделал бесславными, но в глубине души я чувствовал не торжество, а пустоту. Я достиг вершины, но вокруг меня раскинулась опустошенная земля, покрытая руинами и телами павших. В моих руках была карта мира, разрисованная красными, черными и желтыми цветами, отмечающими мои победы. Но эта карта не приносила мне удовлетворения, она напоминала о стоимости моей власти.
Я посмотрел на свое отражение в полированной стали чужого шлема. И видел не лицо завоевателя, а тени прошедших битв, страх, гнев, безумие и, наконец, скуку от победы. Я подчинил целый мир, но теперь мне предстояло управлять им. Я поймал себя на мысли, что хочу вернуть время назад, отказаться от власти и жить себе мирно, где не нужно было бы проливать кровь. Но это была только мечта, а реальность была такова, что теперь я отвечаю за каждую жизнь в этом мире.
Вспомнил о своём контракте и клятве, которую я дал всем своим подданным. Она была записана на тонком пергаменте, пропитанном магией. Я каждый день видел её и чувствовал её тяжесть. Клятва обязывала меня служить подданным, защищать их, быть справедливым и мудрым правителем. Но она также накладывала на меня ограничения. Я не мог оставить престол, уйти в отставку или просто жить как обычный человек. Я был их защитником, но в то же время был пленником договора. Любая сила имеет свою цену.
Этот магический контракт, заключённый со всеми подданными, был одновременно и источником силы, и источником ограничений. Он даровал мне власть и величие, но в то же время связывал меня обязательствами. Я был их королём, защитником, но одновременно и их рабом. Я не мог отказаться от этой ответственности, не мог избежать своей судьбы. Я был заложником своей же победы, и она же была моим проклятием.
Однако в глубине души я ощущал горечь от своей победы. Она была сладкой, но не приносила истинного удовлетворения. Я помнил о своей главной миссии, о том, что покинул свой родной мир. Я был поглощён войнами и завоеваниями, забывая о своей истинной цели. И теперь я чувствовал невыносимую тоску по тому, что оставил позади. Я скучал по своим друзьям, по своей семье, по своей земле.
Сердце колотилось, будто хотело вырваться из груди и пуститься в бега. Я прислонился к холодному камню башни, словно искал утешения в его непроницаемом безразличии. Внизу, у ног, раскинулся город, покоренный мной, но не подчиненный. Мое завоевание не было ни славной победой, ни великим подвигом. Это было отвратительным, запахнутым болотом, покрытым лишь тонким слоем блестящей пыли от былых побед.
В моих руках была карта мира, обагрённая кровью и пропитанная отчаянием. Каждое красное пятно на ней символизировало загубленную душу, а каждая чёрная линия — разрушенную жизнь.
Я стал их богом, но они видели в моей власти лишь проклятие. Моё лицо, как всегда, было скрыто под шлемом, украшенным знаками победы, но я видел себя не героем, а отвратительным пауком, плетущим паутину из страха и отчаяния. Сверху, с высоты башни, мир казался опустошенным. Я ощущал себя не завоевателем, а мусорщиком, который перебирает разрушенные мечты и забытые надежды.
Но я не забывал о своём доме и земле, которую оставил, чтобы прийти сюда. Я отрёкся от своей судьбы, заблудился в лабиринтах войны и забыл о том, что победа не всегда достижима. Теперь тоска по дому стала невыносимой. Я снял шлем и бросил его на каменный пол башни. Он упал с глухим звуком, словно тело павшего воина. Затем я разорвал карту на кусочки и бросил их на ветер, позволяя ему унести все мои победы в небытие. Я был изнурён, я был сломлен.
«Цель оправдывает средства», — повторял я себе, как мантру, чтобы усмирить грызущие сомнения. Эта фраза, когда-то бывшая маяком на пути к моей великой цели, теперь звучала как ехидная усмешка. Я заходил слишком далеко, отбрасывая моральные принципы, как ненужную одежду.
Я вижу их лица перед собой, убитые и раненые. Я слышу их крики, их просьбы о пощаде, их умоляющие взгляды. Я чувствовал ужас, пронизывающий меня до костей, но отгонял его прочь. Убеждая себя, что все это необходимо, что это часть большого плана. Я видел в зеркале своих действий отражение безумия. Я был превращен в чудовище, которое питалось страданиями других. Мое сердце, когда-то бившееся в такт с идеалами, теперь отдавало ритмом хаоса. Я видел в своих руках орудия уничтожения, а не символы справедливости.
«Аппетит приходит во время… войны», — повторял я себе, чтобы заглушить голос совести. Эта старая поговорка теперь звучала как зловещая песня, призывающая к дальнейшим злодеяниям. Каждая новая жертва усиливала мои амбиции, заставляла меня искать все более изощренные способы достижения цели. Я был пойман в ловушку собственных амбиций, не видя ничего, кроме неотвратимой цели. Я был слеп к моральным границам, к бесчеловечности своих действий. Я был уверен, что могу все контролировать, но на самом деле я был рабом своего же безумия.
Но это ничего не значит, когда ты стремишься домой!
Город застыл в ожидании, затаив дыхание. Кислотный дождь, недавно прошедший, оставил после себя мокрые, блестящие улицы и тяжелый воздух, пропитанный сыростью. Небо, до недавнего времени грозившее обрушиться на город свинцовыми тучами, неожиданно затрепетало. Спустя миг появились и просветы в тучах. Эти просветы были не просто дырами, а странным молочно-белым сиянием. Белизна была не яркой и не слепящей, а мягкой, молочной, словно в тучи влили целое море светлого молока. От этой белизны исходило непонятное ощущение. Не страх и не радость, а что-то необъяснимо тревожное, словно сам мир замер в ожидании чего-то великого и неизведанного.
В самом центре молочного сияния появился портал. Он был невероятно большим, и его контуры словно парили в воздухе. Из портала лилось ослепительное бело-голубое свечение, от которого создавалось впечатление, что даже тучи внутри него озаряются. В портале можно было различить нечто похожее на звёзды или огромные кристаллы, которые двигались в невероятном танце. Когда портал открылся, раздался не гром, а странный дрожащий звук, как будто сам мир вот-вот распадётся на части. А затем этот звук исчез, оставив после себя лишь белые облака и необычное, едва уловимое чувство перемен. Казалось, что что-то непостижимое вырвалось на свободу, и теперь всё будет иначе.