Завтрак был скромным, но изысканно оформленным и чертовски ароматным, как и сказал ранее. На белоснежной скатерти красовалась фарфоровая ваза с яркими цветами и корзина со свежими финиками. В центре стола находился небольшой медный поднос с традиционными мавританскими блюдами. В первую очередь, меня привлекла миска с кускусом. Он был приготовлен с кубиками тыквы и ярко-оранжевыми морковными дольками, приправленный корицей и другими ароматными специями. Рядом лежали небольшие тарелки с нежной баклавой, политой медом и украшенной изюмом.
Аромат чая, наполнявший кабинет, помогал забыть о проблемах. Традиционный мавританский чай с мятой и сахаром подавали в высоких тонкостенных стаканах с ручками, взятых словно из старого доброго «РЖД». Чай был крепким, насыщенным, с тонким мятным ароматом, который оставался во рту даже после того, как ты его выпивал.
— А теперь, после сытного завтрака, можно и вернуться к делам. — Девушка лучилась довольством, её глаза искрились, словно солнечные зайчики на воде. Она положила вилку на край тарелки с кускусом, оставляя на ней последний кусочек тыквы, и откинулась на спинку стула. — Что ты знаешь о людях, ставших ящерами, Питер? — сухо интересуется Ники, её тон не выражал ни особого интереса, ни тревоги, но в глубине её взгляда таилась непоколебимая острота и пытливость аналитического ума, как я мог скромно судить по собственному опыту.
Я сделал небольшой глоток чая, чувствуя, как мятный аромат освежает мои мысли.
— Не так много, как хотелось бы, — признаюсь я, не прячась от её пронзительного взгляда. — Слухи ходят разные. Одни говорят, что это результат генетических экспериментов, другие — что это проклятие древних богов. Но подтвержденных фактов пока нет.
— Интересно, — отмечает Ники, словно про себя. — А что про них говорит твой любимый наставник? — словно бы невзначай интересуется наш полковник.
Я понимаю, что она не просто любопытна, она хочет узнать, что мне известно, и выяснить, можно ли мне доверять.
— Я уже сказал то, что хотел, — отвечаю максимально сухо и лаконично.
— Вот как, — Ники ухмыляется. — Впрочем, ничего иного от ученика Крида я и не ожидала, но мне так до конца и непонятна вся эта ваша «мотивация» или мнимая «преданность». Ведь любого можно купить, сломать или завербовать как-то иначе, — девушка продолжила в режиме полковника разведки США.
— Вопрос менталитета и «учения». Брата за брата, так сказать, — криво улыбаюсь в ответ.
— Сильно же он вам мозги промыл, — подытожила девушка.
— Таков путь… — лаконично парирую в ответ.
— Ладно. Это не главное, идём. — и вновь поманила за собой, словно какого-то пёсика.
Серые коридоры тянулись змейкой, словно стальные жилы, пронизывающие тело корабля. Стены были выложены холодным, полированным металлом, отражающим блеск слабомигающих ламп, размещенных в строгом геометрическом порядке. Казалось, что каждая плитка в этом коридоре была выточена с максимальной точностью, чтобы создать совершенно гладкую, без единого шва, поверхность.
Мы шли в глубину корабля, наши шаги отдавались глухим эхом, поглощаемым холодными стенами. В воздухе витал сладковатый запах озона, характерный для герметичных пространств, и легкий металлический привкус, как будто здесь постоянно ведутся какие-то невидимые процессы.
И вот перед нами распахнулись двери в одну из лабораторий. Она была заполнена сложной системой труб, проводков и приборов, в которых можно было запутаться с первого взгляда. На стендах красовались блестящие экраны мониторов, на которых бегущие строки информации сменялись графиками и схемами. В центре комнаты стоял огромный стеклянный столик, на котором были размещены высокоточные научные приборы.
Воздух в лаборатории был пропитан специфическим запахом химических реагентов, который не вызывал отвращения, а скорее интерес и ощущение присутствия чего-то необычного.
По бокам зала, словно клетки в зоопарке, были расположены закрытые камеры, выполненные из закалённого стекла. Эти камеры были оснащены толстыми стенами с прочным металлическим каркасом. Такая конструкция не только предотвращала побег обитателей, но и создавала ощущение иллюзорной прочности и безопасности данного предприятия.
В камерах находились агрессивные люди, которые превратились в ящеров. Их кожа приобрела зеленовато-серый оттенок с чешуёй, которая отражала свет ламп и переливалась разными цветами. Глаза были красными и блестящими, словно у хищных зверей, и не отрывались от нас. Они бились в тесных камерах, с бешенством ударяясь о стены и решетки, словно хотели вырваться из этой тюрьмы любой ценой. Их движения были быстрыми, резкими, и не предсказуемыми. Казалось, что они потеряли все человеческие черты и превратились в диких зверей, управляемых инстинктами и агрессией.
Их рычание и шипение были, как звуки из кошмарного сна. В их взгляде читались безумие и ненависть.
— Ультраправые мавританские террористы, что готовили «акции» по всей территории США, — сухо проинформировала меня Николь. — Это поехавшие фанатики, и мне бы хотелось знать, кто, что, зачем и почему, но, как ты, наверное, уже заметил, они не особо разговорчивые. — Девушка нервно улыбнулась, когда один из ящеров разшиб себе лоб о слегка треснувшее стекло.
— Как познавательно, но эти слегка отличаются от тех, что я видел в Нью-Йорке, — сухо комментирую.
— Генетически они совершенно другой вид, но пока неясно почему, — ящер тут же пришёл в себя и продолжил биться головой.
Секунда, ещё одна, и он всё же разбивает преграду. Человек в рабочем комбинезоне тут же срывается к нему, дабы обездвижить, но ящер плюнул тому в лицо кислотой. Пара мгновений, и от головы остаётся лишь изъеденный череп и упавшее тело. Начинается паника, а ящер всё продолжает поливать помещение кислотой. Николь грациозно выхватила из кобуры на бедре длинный кольт и одним точным выстрелом вынесла мутанту мозги, на секунду я даже залюбовался столь смертоносной фурией.
— Не люблю, когда перебивают. — Ники виновато улыбнулась, но было уже поздно, и кислота ящера задела центральный блок управления камерами, секунда, и они все как одна распахнулись. — А вот это уже не есть хорошо. — произнесла девушка, выцеливая новую тварь.
(Тот самый кольт)
Глава 20
Стальной блеск инструментов отражался в его глазах, холодных и пустых, словно у мертвеца. В лаборатории гудели работающие приборы, а в воздухе смешивались запахи формальдегида и крови, застывшей на белых халатах. Я стоял перед ним, окружённый стеклянными сосудами и пробирками. Он был огромен, как медведь, но вместо меха его тело покрывала серая, как песок пустыни Сахара, чешуя. Его лицо было искажено, челюсть отвисла, обнажая зубы, похожие на клыки дикого зверя. Глаза, голубые, как лёд, были глубоко посажены в пустые глазницы, и в них не было ни жизни, ни разума, только пустота безграничной злости. Он издал устрашающий рык, и этот звук эхом разнёсся по лаборатории, отражаясь от холодных стен. Его шесть рук были покрыты острыми шипами и когтями, и он размахивал ими с неистовой силой, словно дикий зверь, вырвавшийся из клетки. Он бросился на меня, но я лишь равнодушно хмыкнул, активируя заклинание для нарезки «мяса», что часто использовал в походах, а затем и на волнах вражеской армии.
Щелчок пальцами прозвучал оглушительно громко, но чары привычно активировались. Пара секунд, и мясо нарезано тонкой соломкой, хоть соли, хоть копти, хоть запекай. За первым ящером последовал и второй, и третий, а Николь лишь наблюдала за мной с холодной маской задумчивости на лице. Признаться, вышло неудобно, но за столько веков нескончаемых битв я уже позабыл, что такое конспирация, так что так ли это важно?
Дым от выстрелов еще не рассеялся, а я уже видел, как новый ящер отряхивает с белоснежных крыльев пули, словно сбрасывает пыль с одежды. Я стоял среди осколков разбитого стекла, задыхаясь от порохового газа, и не мог поверить своим глазам. Я видел не раз чудовище с чешуей и уже даже шестью руками, но крыльев у них никогда ещё не было. Они были белоснежными, как снег в самый холодный день, и сквозь них проступало нежно-голубое свечение. Какого чёрта?
Ящер стоял, словно величественная птица, и его небесно-голубые глаза, раздвоенные, как у змеи, смотрели на меня с нескрываемым презрением. Я вспомнил легенды о мифических существах, о драконах и грифонах. Но я не мог понять, что произошло. Что заставило этого монстра обрести крылья? И какая сила скрывалась в этой «неземной красоте»?
Задумчиво хмыкаю, по большей части из-за того, что не знаю, что сказать. Это было так предсказуемо неожиданно, так странно, что во мне проснулось ощущение любопытства. И порой вокруг происходило нечто такое, что превышало все мои ожидания. Ну да с кем не бывает, так что я просто кивнул сам себе, принимая сей факт как должно, и прожёг грудь мутанта светляком размером с кулак, на этом крылатый и закончился.
Нарезав ещё тройку простых ящеров, замечаю огромного быка с телом человека. А это ещё что за минотавр и что он забыл в нашем «лабиринте»?
Он был огромен, выше любого человека, что я когда-либо видел. Его тело, покрытое темно-коричневой кожей, было мускулистым и мощным, словно высеченное из гранита. Грудь была широкой, как у быка, с грубыми ребрами, проступающими под кожей. Руки у него были длинными и толстыми, а пальцы походили на когти. Но больше всего пугало его лицо — лицо не человека, а какого-то зверя.
Голова быка была огромной, с широким лбом и густыми черными бровями, над которыми выступали острые, как кинжалы, рога. Они были черными, словно полированный оникс, и сверкающими от блеска, словно отражали тайны подземного мира. Нос быка был широким и плоским, с широкими ноздрями, которые дышали тяжело и неравномерно, словно он только что прошел через тяжелый бой.
Глаза были темными, как ночь, и сверкали не живым светом, а тусклым, как у зверя, потерявшего разум. В них таились не только злость и ярость, но и нечто более глубокое, более мрачное. В них я видел бездну страданий, отчаяния и глубокую тоску по утраченному человечеству. Это было лицо не монстра, а неудачного эксперимента, существа, вырванного из своего мира и брошенного в темные глубины нашего «лабиринта».