– Я понимаю, – ответила девушка.
Она отчего-то говорила шепотом – будто боялась, что любой не в меру громкий звук может послужить причиной обвала стен и пола. Мысль показалась Ермаку забавной, однако не успел он улыбнуться даже самым уголком рта, как вдруг сбоку послышался странный треск. Не понимая, что происходит, черноволосый наемник повернулся и с ужасом увидел, что кусок стены, находящийся справа от них с Василисой, медленно падает вниз. От неожиданности Ермак не смог с ходу оценить, завалится ли обломок кладки прямо на спутников или же разминется с ними, и потому лишь не мигая смотрел на приближающуюся смерть. Судя по тому, что Василиса не спешила вырывать руку и нырять в окно, она тоже находилась под впечатлением от увиденного.
Вот спутников накрыла темная тень, и Ермак зажмурился, мысленно готовясь к самому худшему…
Грохот, с которым обломок стены рухнул на пол, вызвал не меньший резонанс, чем прыжок Горыныча, когда он только-только перемахнул с головной башни «Спайдера» на бетонную плиту второго этажа. Выждав некоторое время, Ермак приоткрыл правый глаз.
Похоже, живой.
Чудом ли или по какому-то заранее предопределенному порядку событий, но обломок стены рухнул в метре от зажмурившихся хомо. Опустив голову, Ермак увидел, что один из кирпичей лежит в двух сантиметрах от его левой ноги.
«То есть даже в таких мелочах свезло…»
Повернув голову, черноволосый наемник уставился на Василису – цела ли? Не задело ее ни камнем, ни осколком? Почувствовав взгляд мужчины, Василиса робко посмотрела на него исподлобья. В глазах ее до сих пор плескался ужас.
Повинуясь сиюминутному порыву, Ермак притянул девушку к себе и сжал в объятиях. Она вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась: сил и желания сопротивляться не было – напротив, внезапные объятия принесли какое-то странное, иррациональное успокоение. Стоя среди серо-рыжих облаков пыли, вдыхая зловоние и рискуя стать легкой добычей для какой-нибудь летучей твари, Василиса и Ермак чувствовали себя удивительно защищенными. Он снова слышал, как бьется сердце в ее груди, но теперь оно с каждой секундой стучало все реже.
Эту мимолетную идиллию нарушил шорох, который донесся со стороны, где нашел свою кончину «Спайдер». Встрепенувшись, Василиса и Ермак одновременно уставились на провал в полу. С неохотой выпустив девушку из объятий, черноволосый наемник потянулся к ружью…
Однако это оказался Горыныч: миг – и его голова снова взлетела над полом и уставилась на спутников красными глазами. Василиса сбоку облегченно выдохнула.
«А ведь стоит Громобою хоть на секунду потерять контроль, – мелькнуло у Ермака в голове, – и био запросто успеет превратить нас в дымящуюся горстку пепла».
От этой мысли внутри похолодело. В пылу сражения как-то позабылось, что Горыныч по факту относится к виду, люто ненавидящему все живое и признающее людей только в качестве пищи. Но теперь, когда угроза миновала, Ермак снова задумался об этой странной коллизии. Не опасно ли держать при себе столь кровожадную тварь? Или это вынужденная мера, без которой в современном мире не обойтись?
Вероятно, однозначного ответа на этот вопрос не было и быть не могло.
– Пойдемте отсюда, – предложил Ермак, нарушая затянувшуюся тишину. – Время не ждет.
Василиса кивнула и первой устремилась к «Раптору», услужливо подставляющему голову, чтобы помочь своим боевым товарищам спуститься вниз.
Новый порыв ветра взъерошил Ермаку волосы, и черноволосый наемник снова вдохнул трупный запах. Город как будто намекал: «Однажды и ты умрешь. Возможно, уже очень скоро».
«Может, и так, – подумал Ермак. – Но пока что побарахтаемся. Ради Глеба. Ради… Бо. Ради… Василисы».
Закинув ружье за плечо, черноволосый наемник пошел следом за спутницей.
На первый взгляд это был не особо примечательный дом – за исключением того, что в его куполовидной крыше было больше дыр, чем в ином решете. С высоты полета здание напоминало огромный дуршлаг, покрытый толстым слоем черной копоти.
Каждый крылан, родившийся и выросший в Чертанове, знал, что в этом доме ему всегда будут рады.
Если бы кому-то из непосвященных свезло заглянуть внутрь хотя бы одним глазком, этот кто-то наверняка поразился бы зрелищем, ему открывшимся – ведь там, в этом здании, царили небывалые для московской Зоны чистота и порядок. На полу – никакого строительного мусора, да что там – даже помета или темных следов от мочи видно не было. Обглоданные кости валялись вокруг на полкилометра окрест, но только не внутри. Это было обязательное, незыблемое правило, за нарушение которого хозяин дома мог покарать крайне жестко, вплоть до смерти.
При этом есть внутри разрешалось.
Крыланы занимали огромный зал с витиеватыми толстыми колоннами, которые подпирали купол крыши. Задними ногами уцепившись за металлические перекрытия и завернувшись в уродливые черные крылья, мутанты свисали с потолка, точно шишки с веток елей-мутантов. Это была ночная смена. Дневная же слонялась внизу – наводила порядок после пиршества, которое устроили отдыхающие на потолке собратья.
Один из крыланов, прижимая охапку костей к груди, поднял голову и замер с открытой пастью. Взгляд его был устремлен на дверной проем, за которым царил полумрак: летучие мутанты отлично видели в темноте.
– Отец… – повернувшись к братьям, благоговейным шепотом объявил этот ошарашенный крылан.
Он был очень молод и оттого боялся хозяина дома больше прочих: юный «летун» просто не мыслил себе существование за пределами стаи, а потому рьяно выполнял любые поручения, которые давал их вожак.
Один за другим мутанты поднимали головы и зачарованно наблюдали за тем, как лучший из них шествует по коридору в направлении главной залы своего «замка». Остроконечные локаторы улавливали звуки шагов и скрежет – это края крыльев скребли по бетонному полу, оставляя на нем бледные дорожки следов.
Свежие кости выскользнули из рук юного крылана и попадали на пол. Ахнув, молодой мутант плюхнулся на колени и принялся снова собирать останки тура, съеденного намедни. Крылан успел поднять три кости, когда тяжелый взгляд уперся ему в макушку.
Юный мутант замер. Он хорошо знал этот взор. Правда, прежде не испытывал его на себе так долго.
Страх внутри взорвался, точно граната, и осколки его разлетелись по всему телу, заставив беднягу оцепенеть. Внимание хозяина дома могло значить что угодно – от благословения до проклятия, от поощрения до публичного наказания.
Но не станет же он отправлять на верную смерть совсем еще юного подданного за горсту костей, оброненных на пол?
Или… станет?..
– Посмотри на меня.
Голос хозяина, густой, резонирующий, на несколько секунд заполнил все помещение и сжал юного крылана в акустических тисках. Вздрогнув, молодой мутант робко поднял голову и исподлобья посмотрел на вожака.
Хозяин дома являл собой воплощенную мощь и несгибаемую силу духа. Его пожженная Красным полем шкура являла собой подлинное воплощение искусства, и юный мутант в очередной раз залюбовался причудливым рисунком на ней. Молодой крылан втайне мечтал, что однажды тоже испытает на себе действие убийственной полусферы и станет таким же умным, сильным и…
– Почему ты не приветствуешь меня? – с деланым удивлением спросил вожак. – Или я чем-то тебя обидел?
Юнец замер. Теперь ему стало безумно стыдно за собственную дерзость.
– Отец… – сказал молодой крылан, спешно упираясь лбом в бетонный пол.
Рядом загремели костями другие муты: опомнившись, вся первая смена торопливо приветствовала возвращение хозяина, а сам он стоял с горделиво вскинутым подбородком и смотрел на подданных маленькими черными зрачками. Глазные яблоки вожака крыланов покрывала красная паутина полопавшихся сосудов. Порой роговица начинала сочиться, и мутанты видели на грубой шерсти рыжие дорожки гноя. Вожак никогда не заострял на них внимания, но молодой крылан догадывался, что эти странные алые выделения как-то связаны с попаданием в Красное поле. Возможно, их предводитель медленно умирал, но скрывал это, дабы не сеять смуту в рядах подданных.
Что будет, если он вправду умрет?
Крыланы об этом не задумывались. Весь смысл их существования сводился к выполнению команд, которые отдавал им вожак, а значит, после его кончины жить дальше не будет никакого смысла.
– Так-то лучше, – пророкотал гигантский крылан, с ехидной полуулыбкой глядя на преклонившихся родичей. – А то я было подумал, что вы забыли о законах нашего с вами дома. Вы ведь помните их, братья?
– Отец… – вразнобой ответили мутанты, не отрывая лбов от бетона.
Вверху крепко спала вторая смена: крылья их складывались перед сном таким образом, что закрывали слуховые локаторы, а потому гомон внизу не мог разбудить отдыхающих тварей. И тем не менее при желании хозяин дома мог докричаться даже до спящих. Мощи его голоса вполне хватило бы, чтобы стекла в окнах разлетелись вдребезги…
Собственно, однажды хозяин так и поступил – вскричал настолько громко, что осколки моментально разлетелись по всей округе.
«Стекла – враг ветра, – любил подчеркивать вожак. – Они мешают ему свободно гулять по миру, ограничивают его».
В Доме Ветра сквозило из всех щелей.
– Мы все – единое целое! – зычно воскликнул хозяин, покровительственно глядя на соплеменников. – Мы – организм! Если погибнет он…
Молодой крылан почувствовал, что когтистый палец Отца уперся ему в темя, и невольно поежился от страха. Этот жест вожака мог значить все или ничего – либо он ткнул в юнца случайно, потому что тот стоял к нему ближе прочих, либо таким образом обозначал новую жертву, которая вскорости должна отправиться на рандеву со смертью.
– Или ты…
Отец убрал руку, и у молодого крылана отлегло от сердца. Значит, их благодушный предводитель не зол на него за оброненные кости!.. Хотелось шептать: «Отец» до скончания веков, славить его имя на всю московскую Зону и, повторяя его опять и опять, наслаждаться каждым звуком, образующим это прекрасное, греющее душу слово…