не измена уже, если после смерти… Но Ермак был непреклонен. Он полностью сконцентрировался на роли отца-одиночки и воспитал из Глеба настоящего бойца…
Возможно, именно поэтому Ермаку было настолько тяжело представить, что история его сына уже закончена – столь много сил и времени он потратил на воспитание, слишком любил наследника и не хотел, чтобы тот умер, не успев даже толком побыть настоящим взрослым мужчиной.
И вот теперь судьба нежданно-негаданно подкинула ему соблазн в лице очаровательной спутницы. Пожалуй, в этом тоже была своя, очень специфическая романтика: там, внизу, огромный ржавый робот пожирал ненавистных мутантов, а здесь, на третьем этаже, милая девушка прижималась к наемнику, и он чувствовал ее запах, ощущал тепло, исходящее от нее…
«Нет, нет и еще раз нет. Заканчиваем, забываем, думаем о деле».
Василиса, судя по всему, ничего особенно и не ждала. Возможно, она и вовсе положила голову к нему на плечо безо всякой задней мысли, просто рефлекторно, задумавшись о чем-то – то ли о Горыныче, то ли о Доме Культа, который находился одновременно так близко и так далеко.
А, может, она тосковала о погибших сородичах и мечтала поскорей увидеться с родным братом? Как знать…
Еще один дамп почил в пасти у Горыныча, и внезапно воцарилась тишина… ну, или, точней, то, что под Куполом ею считалось: некий звуковой фон, конечно же, присутствовал, тот же скрип шарниров у приплясывающего на месте «Раптора» никуда не делся… но крики до смерти перепуганных лоскутных мутантов смолкли.
«Похоже, все. Победа».
Две пары глаз пристально смотрели на стального «ящера», стоящего внизу. Это был пресловутый момент истины. Что ждет их дальше? Торопливое бегство от разъяренного «Раптора», сорвавшегося с цепи? Или Громобой все-таки взял верх над разумом био и их трио продолжит свой путь как ни в чем не бывало?
«Нет, ну как ни в чем не бывало, конечно, уже не выйдет…»
Не смогут они дальше идти бок о бок с Горынычем, памятуя, как тяжело Громобою стал даваться контроль над его «питомцем». Василиса и Ермак будут постоянно ждать удара в спину, из-за чего, вполне возможно, проворонят настоящую опасность, притаившуюся впереди…
Так что это еще большой вопрос, что лучше – как-то расстаться с «Раптором» сейчас или же везде таскать с собой полубезумного робота, рискующего в любую секунду оттяпать тебе башку…
– Что он делает? – недоуменно пробормотала Василиса.
Ермак, тоже порядком удивленный, пожал плечами. Горыныч действительно вел себя крайне странно: подступив к стене противоположного дома вплотную, он скреб по стене правой лапой, будто одомашненный крысопес, просящийся внутрь.
«Окончательно сбрендил? – гадал Ермак. – Или это Громобоя проделки?»
Понять, что задумал нейромант (если в этом правда замешан он, а не внезапное сумасбродство «Раптора»), было невозможно. По крайней мере, Ермак и Василиса с этой задачей не справлялись, как ни ломали головы.
Наконец Горыныч отступил от стены и, открыв пасть, принялся жечь кирпичную кладку пламенем. Василиса, отстранившись, ошарашенно посмотрела на Ермака, но тот лишь пожал плечами. Теперь спутники окончательно запутались. Действия стального «ящера» казались совершенно нелогичными, и Ермак уже отчаялся понять, что случилось с их роботом и почему он ведет себя так странно.
Наконец пламя иссякло – то ли топливо кончилось, то ли в мозгу у «Раптора» все-таки что-то щелкнуло и он одумался. Стена к тому моменту стала натурально черной от копоти. Отступив на три шага назад, Горыныч повернулся к дому, где находились Василиса и Ермак, и начал медленно задирать голову вверх, видимо, ища их взглядом. Ермак хотел попятиться, но не успел: красные глаза уставились на него, и черноволосый наемник буквально застыл под этим тяжелым взглядом. Он не знал, кто смотрит на него, робот или Громобой, и оттого было жутко вдвойне. Что вообще происходит в мозгу у этой металлической твари? Чего он ждет? Почему не нападает? А может, он по указке нейроманта терпеливо ждет, когда Василиса и Ермак спустятся к нему, чтобы продолжить путь?
Пауза затягивалось. По ощущениям, прошла целая вечность, прежде чем Горыныч веско кивнул головой, развернулся и бросился бежать. Вот он достиг угла здания и скрылся за ним, но Ермак и Василиса еще долго слышали, как скрипят его шарниры.
– Что это было? – спросил черноволосый наемник, когда скрежет несмазанной стали практически окончательно стих.
Василиса не ответила. Она стояла, опершись на подоконник, и без движения смотрела вниз.
– Василиса? – позвал Ермак.
– Смотри, – сказала она, не оборачиваясь.
Мужчина проследил ее взгляд и вздрогнул, когда увидел, куда уставилась его боевая подруга. На той стене, с которой так долго возился Горыныч, было нацарапано:
«Теряю контроль. Жду обратно на квартал раньше. Поспешите: Бо слаба».
Василиса и Ермак переглянулись.
– Стало быть, он действительно начал терять контроль, – пробормотала девушка, повернувшись к спутнику. – И решил не рисковать нашими жизнями понапрасну?
– Мудрое решение, – хрипло сказал Ермак.
Голос был сам не свой после долгого молчания, и черноволосый наемник, прочистив глотку, сказал:
– Вот только как бы нам без него не помереть раньше, чем до твоего дома доберемся.
– Ну, с ним, конечно, поспокойней было, не спорю, – со вздохом признала Василиса. – Но иного выхода, я так поняла, все равно нет?
Ермак открыл рот… и закрыл. То, что сказала Василиса, было очевидно: с «Раптором» под боком путешествовать куда спокойней, только если он надежно приручен; во всех иных случаях лучше обходиться своими силами.
Но было в этом исходе Горыныча нечто трогательное, нечто, очень четко характеризующее не самого стального «ящера», но его хозяина. Если бы Ермак попытался заключить тогдашние свои ощущение в словесную конструкцию, то вышло бы у него примерно так: «Благородство и сострадание хозяина читалось даже в бездушном взгляде управляемой им машины».
– Выход – это идти вперед, – после долгой паузы сказал черноволосый наемник, – только вести себя еще осторожней, чем раньше. Нас всего двое, так что давай постараемся не умирать, договорились?
Она слабо улыбнулась самым уголком рта.
Будь ее воля, и в московской Зоне гибли бы только мутанты да роботы.
Ну и дурные люди, которые ничем не лучше ни первых, ни вторых.
– Ты не поверишь, кого я сейчас только что видел… – усмехнувшись, сказал Громобой.
Бо по-прежнему лежала неподвижно, и, хоть нейромант немного храбрился, в душе его царило настоящее уныние, подлинное и практически не запятнанное надеждой. Казалось, что Ермак уже бесконечно опоздал… Не нарочно, конечно, волей случая – это ведь все-таки московская Зона, бессмысленная и беспощадная, – но легче от этой мысли не становилось.
«Надо же, как все нелепо выходит, – подумал Громобой, угрюмо взирая на жену глазами, блестящими от слез. – Вроде бы и есть способ опять всех спасти, но чего-то снова не склеивается…»
Отвернувшись от жены, бородач невольно наткнулся взглядом на крышку люка, под которой находилась лестница, ведущая вниз, к клетке Глеба.
«Надо бы его покормить, – запоздало вспомнил нейромант. – А то еще подохнет…»
Впрочем, положа руку на сердце, Громобой готов был признать, что судьба Глеба не слишком его волнует. Более того – если проблемы Бо казались более-менее решаемыми, то насчет парня, перевоплощенного в нео, нейромант особых иллюзий не питал. При этом он прекрасно понимал, что на месте Ермака тоже приложил бы все возможные усилия, чтобы хотя бы попытаться вернуть сыну былое обличие…
Но в том и заключалось преимущество взгляда со стороны – он позволял рассмотреть картину без прикрас, без, как говорилось в давние времена, «розовых очков», искажающих неприглядную реальность в лучшую сторону. И вот без этих пресловутых «очков» случившееся с Глебом казалось трагичной историей, обреченной на несчастливый финал.
«Как бы еще не пришлось его застрелить, – откидывая в сторону крышку люка, угрюмо подумал Громобой. – А то уж больно он агрессивен…»
По уже отработанной схеме он, пыхтя, подтащил к краю труп убитого Рухлядью рукокрыла и столкнул его вниз. Мертвец упал со знакомым хлюпающим звуком; заслышав его, Громобой сразу же в деталях представил, как во все стороны разлетаются крохотные капельки застоявшейся бурой крови.
– А, хомо! – заслышав, как подошвы ботинок нейроманта стучат по ступенькам проржавевшей лестницы, радостно воскликнул нео. – А я как раз жрать хочу!
– Если ты все еще надеешься до меня добраться, то я тебя расстрою, лохматый, – хмуро отозвался Громобой. – Об меня только зубы сломаешь, ни разу не наешься.
– У меня крепкие, – сказал дикарь и в качестве доказательства осклабился, демонстрируя массивные «пеньки», не лишенные самых разных изъянов. – Справлюсь. Тока подойди.
Громобой спрыгнул с лестницы на пол и одарил пленника подвала угрюмым взглядом из-под сведенных на переносице бровей. Нео сидел на полу, скрестив ноги и опершись локтями на колени, и с мерзкой ухмылочкой смотрел на вновь прибывшего. Руки нейроманта сами собой потянулись к карманам плаща, в которых лежали пистолеты, но бородач тут же одернулся себя.
«Обещал Ермаку – значит, нарушать не стану. Хочется ему верить и надеяться, что там, за этим плотоядным взглядом и тупорылой мордой все еще скрывается душа его сына, кто я такой, чтобы лишать его этой надежды?»
– Хватит лясы точить, скотина, – беззлобно бросил нейромант, наклоняясь, чтобы схватиться за щиколотку рукокрыла. – Жри, что дают, и не гавкай, точно обезумевшая крысособака. Понял?
Размахнувшись, он швырнул нетопыря в сторону клетки, и тот, врезавшись в прутья решетки, свалился на пол. Нео облизнулся и, опираясь на мохнатые руки, подполз поближе. Могучие пальцы схватились за порванное крыло поверженного мутанта и потащили его внутрь.
«Как все знакомо».
Правда, рукокрыл значительно уступал в габаритах своему «старшему брату», крылану, а потому проскользнул между прутьями с легкостью, точно маслом обмазанный. Едва труп мутанта оказался в клетке, нео без раздумий впился в него теми самыми зубами, которые совсем недавно показывал Громобою. Отвернувшись, нейромант полез наверх: лучше свалить, пока рот у дикаря занят едой, иначе они снова зацепятся языками.