Уперев руки в бока, он придирчиво осматривал подозрительную постройку – насколько мог, с достаточно почтительного расстояния. Скрежет шарниров Рухляди за спиной с каждой секундой становился все тише, пока не смолк совсем: судя по всему, нейромант отправил своего питомца в тыл, как и собирался изначально.
– Ты как? – вдруг услышал Ван голос Лары.
Вздрогнув, воин повернул голову и обнаружил, что блондинка стоит справа от него и проверяет магазин своего пистоля. Устыдившись собственной рассеянности, воин буркнул:
– Нормально.
И тоже потянулся к карману, где лежал выданный Громобоем огнестрел.
– Думаешь, Танг там? – вновь вогнав магазин на место, спросила Лара.
– Не знаю. Надеюсь.
– И я… – кивнув, тихо сказала блондинка.
– В общем, ты туда не суйся, – наставительно изрек Громобой, явно обращаясь к жене. – Можешь мута какого подчинить и его глазами наблюдать, а сама – не лезь. Поняла?
Бо повернулась к мужу лицом. Глаза ее улыбались; она явно очень любила эту грубоватую, но искреннюю заботу нейроманта. Слегка неотесанный, излишне прямолинейный, он, как ни странно, лучше многих подходил этому жестокому, но крайне честному миру, где некогда было рассыпаться в комплиментах и расшаркиваться перед противниками.
– Хорошо, милый, – сказала Бо мягко.
Громобой покосился на нее и тихо хмыкнул. Он не в силах был сдержать самодовольной улыбки: его назвали «милым»!.. А это даже такому брутальному типу, как нейромант – словно бальзам по сердцу. Глядя на них, Ван на краткий миг невольно позабыл, что находится рядом с домом, кишмя кишащим диковинными констрами Угрюма. Казалось, кто-то отмотал время назад, и обитатели бункера вновь очутились в знакомых коридорах с искусственным освещением…
Вновь очутились в безопасности.
Но вот Громобой повернул голову к Вану и Ларе, и улыбка моментально слетела с его губ.
– Вперед, – скомандовал нейромант и уверенно зашагал к зловещей постройке.
Он снова демонстрировал московской Зоне, что не боится ее. Снова пер на нее, гордо задрав подбородок, в очередной раз бросал ей вызов. И она, проклятая Зона, уже огрызалась в ответ на его торжественный марш – шипела и рычала из темноты заброшенного дома, предупреждая, что внутрь лучше не заходить.
Но Громобой плевать хотел на подобные предупреждения. Он не искал приключений нарочно – он просто шел к поставленной цели, методично и напористо, и искренне считал, что в сопутствующих неприятностях нет его вины.
Когда до входа в таинственный дом оставалось около десяти метров, наружу высунулась уродливая морда дикого фенакодуса.
Точней, даже две морды.
Ван недоуменно нахмурился. Видеть двухголовых скакунов ему еще не доводилось. Впрочем, в данном случае от второго башки не было особого толку – больше похожая на гигантский волдырь, она безжизненно болталась в области шеи, по-видимому, только мешая.
– Ну и больной же он ублюдок, этот Угрюм… – услышал Ван тихое бормотание Громобоя. – На кой черт ему понадобилось приделывать к бедной твари вторую башку?
Воин не ответил – ну а что он мог сказать? Смысл странных экспериментов Угрюма оставался загадкой и для него. Ван-то и самого «живодера» видел всего один-единственный раз – когда тот, вооруженный неким странным пистолем, ворвался в их дом и похитил Танга. До того дня выходцы из бункера не подозревали, что опасность могут нести не только различные муты, но и обыкновенные люди, с виду ничем не отличающиеся от других представителей своего рода.
Тем временем двухголовый фенакодус вышел из здания и теперь демонстрировал незваным гостям всю свою мощь. Ван с удивлением уставился на мощные задние ноги мутанта, явно позаимствованные им у дикарей-неандертальцев. С передними они контрастировали весьма заметно – пусть шерсти и на тех, и на других имелось в избытке, но вот солидных когтей ближайшие к хвосту конечности были лишены. В остальном же перед путниками стоял самый обыкновенный фенакодус.
Однако Бо он, судя по всему, не подчинялся от слова «совсем».
Сбежав вниз по обшарпанным ступеням крыльца, констр устремился к незваным гостям. Во взгляде фенакодуса сквозила ненависть ко всем хомо в целом и к особям, стоящим перед ним, в частности. Когти били по асфальту, оставляя в нем глубокие следы; Ван с ужасом смотрел на могучие зубы, представляя, как скакун впивается ими в горло своей жертве, как рвет ее на части и жадно жрет, кусок за куском…
– Я так понял, дел не будет? – вопросил Громобой, не оборачиваясь.
– Это констр, милый, – ответила ему Бо; голос ее звучал разочарованно. – Я не могу пробиться через его защиту.
– Что ж, ладно, – сказал нейромант, вынимая из карманов верные пистоли. – Значит, малость разомнемся…
Воровато оглянувшись через плечо, бородач внезапно сорвался с места и бросился в сторону, прочь от таинственного дома и фенакодуса, который мчался к застывшим воинам. Ван оторопело уставился Громобою вслед.
– В другую сторону! – злобно рявкнул нейромант. – Оба, живо!
Уговаривать Вана и Лару по два раза не пришлось – с пистолетами в руках, выходцы из бункера метнулись вправо и побежали вдоль предполагаемого логова Угрюма. Сердца остервенело стучали в ребра, рискуя в любую секунду пробить свои костяные клетки и вырваться наружу. Краем глаза Ван заметил, что уродливый фенакодус замер в сомнениях – вертя головой из стороны в сторону, мутант обдумывал, за кем же погнаться, после чего решил, что два хомо сытней, чем один, и бросился следом за Ларой и ее деверем.
«Черт бы тебя побрал, проклятое отродье!» – мысленно выругался черноволосый воин.
Они с блондинкой прибавили шагу, но разве могли обыкновенные хомо убежать от четвероногого скакуна? Фенакодус играючи сократил расстояние до нескольких метров. Обернувшись через плечо, Ван выстрелил в мутанта, не целясь, и, конечно же, промазал. Взгляды человека и животного на миг встретились в одной точке, и воин понял, что это чудовище не отступит, покуда не потеряет последнюю каплю крови…
Но в тот же миг грянули выстрелы с другой стороны.
Первая пуля угодила в ухо здоровой головы фенакодуса, и тварь пошатнулась, разом утратив прежний темп. Невидимый «снайпер» нарочно выждал, пока мутант повернется, дабы на него взглянуть, и вторым выстрелом поразил левый глаз ошалевшего скакуна. Фенакодус заверещал дурным голосом и бросился вперед, совсем обезумев от страха, боли и злобы. Мощные ноги дикаря несли эту потертую тушу навстречу Громобою, застывшему с двумя пистолями в вытянутых руках; вторая голова зверя подпрыгивала при каждом шаге, словно гигантский зоб. Пара пуль нейроманта угодила и в эту бестолковую черепушку, но никакого вреда сии ранения самому мутанту не принесли.
А вот другие попадания оказались куда более ощутимыми. Особенно досталось правой передней ноге; вот она подкосилась, и фенакодус, потеряв равновесие, рухнул на землю.
Громобой практически синхронно сбросил опустевшие магазины и рысцой устремился к поверженному мутанту, на ходу заряжая пистолеты. Ван и Лара, остановившись, уставились на нейроманта, который уверенно бежал к жуткому констру. Тот извивался на земле, точно аспид, пытаясь подняться, но израненные ноги подводили.
Бородач остановился в двух шагах от мута и, подняв один из пистолей, три раза нажал на спусковой курок. Пули вошли в живую голову фенакодуса, словно нож в ломоть подтаявшего сливочного масла, и констр, подергавшись еще немного, обмяк.
Громобой, тяжело дыша, хмуро посмотрел на выходцев из бункера и сказал:
– И ведь это только одна-единственная тварь!
Ван и Лара не нашли, что на это ответить. Впрочем, нейромант, похоже, реакции и не ждал: развернувшись, он снова устремился ко входу в злополучное логово констров. Встреча с двуглавым фенакодусом, судя по всему, не особо впечатлила бородача; для него это, судя по всему, был самый обычный день – ну напал какой-то мут, ну пристрелили его, идем дальше, дел еще по горло. Такой подход восхищал Вана, хоть он и не мог отделаться от навязчивой мысли, что имеет дело с сумасшедшим.
Впрочем, пока этот сумасшедший на твоей стороне, стоит ли переживать?
Выходцы из бункера, переглянувшись, устремились следом за бородатым вожаком.
Громобой к этому времени уже стоял на крыльце и, повернувшись левым ухом к дверному проему, вслушивался в гомон, царящий внутри. Казалось, это сам дом говорил с путниками на разные голоса, честно предупреждая храбрецов, что живыми они могут наружу и не выйти. Но людей, вроде нейроманта, подобные «предупреждения» только вдохновляли. Больше всего на свете Громобой терпеть не мог, когда ему кто-то указывал, как поступить. Особенно он не переваривал угроз и потому вынужденно жил в постоянной борьбе, ведь в московской Зоне каждый шаг таил в себе новый вызов.
– Копошатся, твари, – негромко произнес бородач, покосившись на подошедших Вана и Лару. – Ну ничего, недолго им осталось…
Вновь повернувшись к дверному проему, Громобой добавил:
– Останьтесь здесь. Если что – я вас позову.
– Но… – заупрямился было Ван.
– Никаких «но», – отрезал нейромант. – Вы мне там только помешаете – еще попаду в вас ненароком… Поглядывайте просто, чтоб никто не вылез, а остальное я беру на себя. Вопросы есть? Вопросов нет…
С этими словами он перешагнул через порог и оказался в коридоре.
В здании до того жутко воняло мутантскими испражнениями, что на глазах Громобоя моментально навернулись слезы. Морщась, он побрел вперед, с опаской вглядываясь в окружающий полумрак. Мутанты могли прятаться в тенях, мутанты могли поджидать его в норах, спрятанных под строительным мусором и прочим хламом, разбросанным по полу. За свою жизнь нейромант повидал немало самых разнообразных тварей, одна другой хитрей, но констры Угрюма представляли собой симбиоз нескольких видов, а потому казались наиболее опасными из всех представителей московской Зоны. Вдобавок сердце не грел тот факт, что у этих «новых» мутов был иммунитет к воздействию Бо. За последние месяцы Громобой успел привыкнуть к тому, что его жене по силам приструнить любую тварь за исключением нео, шамов и кио; это пробудило в нем ненужную расслабленность, и теперь нейроманту приходилось заново учиться осторожности.