«Что ж за проклятье?!»
Молчаливый тюремщик положил вещмешок Тангу прямо на грудь, открыл рюкзак и склонился над ним. Не в силах ничего предпринять, темноволосый воин наблюдал за тем, как Угрюм внимательно изучает содержимое, как медленно, будто до последнего сомневаясь, вытаскивает какой-то коричневый пузырек и шприц.
«Ну, хоть не топор!..»
Мысль эта принесла мало облегчения. Что, если зелье из пузырька превратит Танга в такого же уродца, каким уже стал Агап? Что вообще представляют из себя эти снадобья? И чего хочет добиться Угрюм?
Вопросов было масса, но хмурый тюремщик явно не собирался отвечать ни на один из них. Не говоря ни слова, он набрал полный шприц мутноватой зеленой жижи из уже помянутого коричневого флакона, после чего воткнул иглу в вену на шее Танга и стал медленно выдавливать содержимое. Темноволосый воин внутренне напрягся, но что он мог поделать? Парализующее зелье лишило его возможности двигаться, и Танг смиренно терпел, практически физически ощущая, как по венам растекается странная сыворотка Угрюма. Пока что неясно было, как она повлияет на организм, но воин не сомневался: как только он вновь обретет способность чувствовать собственное тело, зелье тюремщика заявит о себе во весь голос. Агап говорил, что первые несколько часов он буквально горел изнутри, а потом еще долго изнывал от периодических вспышек боли.
Резким выверенным движением выдернув шприц из вены, Угрюм залепил ранку на шее куском грязного пластыря, дабы не кровила. Подхватив вещмешок, молчаливый тюремщик резко встал. Танг увидел, что в правой руке великана снова появился пистоль.
– Стой! – успел воскликнуть Агап, прежде чем грянул выстрел.
Темноволосый воин не видел, что случилось, но слышал, как что-то упало на пол.
«Видимо, сосед», – догадался он.
Угрюм, с мешком в руках, перешагнул через неподвижного Танга и вышел из камеры. Снова зашумели петли, заскрипел замок, снова заголосил нео в клетке:
– Убью! Сука! Ноги!
Проснулся и рукокрыл, при виде Угрюма замахал целым крылом и опять бросился на решетку всем изувеченным телом. Только Агап молчал; его, судя по всему, парализовало, как и Танга.
«Скорей бы прошло это оцепенение… – думал воин, глядя то влево, то вправо, то перед собой. – Хотя… если за ним последует боль, может, лучше пусть вообще не проходит?»
Звуки, уже знакомые, повторялись снова. По ним Танг легко мог представить, что происходит в соседней камере – Угрюм открывает дверь, входит, склоняется над парализованным Агапом, вкалывает ему мутно-зеленое (или иное) зелье и уходит, предварительно заперев замок обратно.
Вскоре шаги молчаливого тюремщика стихли. Остался только слабый крик одинокого нетопыря и храп уснувшего нео.
Двое хомо лежали в своих камерах и смотрели в потолок, не в силах пошевелиться.
Возможно, перемены в их телах, которые должны были вызвать последние инъекции, уже начались, но пленники этого пока что не чувствовали.
И втайне мечтали подольше пребывать в неведении.
Племенной дом находился примерно в двух километрах от того места, где дикари выловили Фреда и Киру. Шли пару часов; добрались бы и быстрей, если б не проходивший мимо «Маунтин А14».
– Терпеть не могу эти проклятые железяки, – проворчал мутант с ружьем, хмуро наблюдая за роботом через дверной проем.
По инициативе командира отряд укрылся от напасти в небольшом одноэтажном флигеле без окон. Едва увидев эту постройку, Фред вдруг отчетливо представил, какой она была прежде; перед его внутренним взором моментально возник образ рыже-коричневой будки с желтым значком на матово-черной двери. В самом центре значка находился черный череп с двумя перекрещенными костями.
«Что это еще был за бред? – уже находясь внутри, в окружении дикарей, размышлял Фред. – Галлюцинация? Или воспоминание из прошлого, о котором мне практически ничего не известно?»
Ответ снова повис в воздухе, словно бабочка-падальщик. Решив не ломать голову зазря, Фред попытался сконцентрироваться на био, который брел снаружи, возвышаясь над окрестными домами. И посмотреть там было на что – особенно если прежде ты ничего подобного не видел… или, по крайней мере, забыл о том, что видел…
«Хотя как такое вообще можно забыть?..» – завороженно глядя на робота, подумал вояка.
Сложно было описать словами, насколько громаден и устрашающ был этот странный плод людской изобретательности. Видя подобное создание рук человеческих, невольно задумываешься – насколько же надо ненавидеть себе подобных, чтобы произвести на свет подобную машину для убийства? Оснастить ее огромной головной башней, явно готовой выдержать несколько попаданий артиллерии; приделать множество различных манипуляторов, необходимых как для передвижения, так и для убийства теплокровных; наконец, дополнить свой шедевр различными датчиками, работающими на достижение все той же цели…
Убить как можно больше людей.
«Достойная задача, нечего сказать…» – с раздражением подумал Фред.
Он ненавидел науку именно за это: что бы люди ни изобретали, в конечном итоге у них получалась какая-нибудь смертоубийственная штуковина. Иной простак, вполне возможно, решил бы вставить свои пять копеек и сказать, что-де ученые могли и не знать, для чего создают этих гигантов…
«Ага. Щаз-з-з… Не знали, что вот эта спроектированная ими огромная пушка будет обращать здания в горы руин? А для чего она тогда нужна? Чтобы орошать поля водой? Или стрелять конфетти на праздниках?»
Нет, определенно, ученые прошлого знали, что получится на выходе. Другое дело, что они могли стать заложниками собственного разума – те же бессердечные вояки могли при содействии правительства силой принудить самых талантливых изобретателей к разработке оружия массового поражения.
«В любом случае, правду мы уже никогда не узнаем… и точно ничего не сможем изменить».
Оставалось только с грустью наблюдать за тем, как уродливая груда железа весом в несколько десятков тонн передвигается по разрушенному городу в поисках последних представителей человечества. Кто не спрятался, будет истреблен.
– А кто их любит? – пожал плечами арбалетчик. – Сколько они наших уже сожрали?
– Вот-вот, – закивал предводитель. – Ублюдки…
Фред смерил их насмешливым взглядом: дикари с такой ненавистью рассуждали о роботах, которые пожирали их соплеменников, но при этом продолжали как ни в чем не бывало есть хомо. Что это, как ни лицемерие чистой воды?
«Но глаза им открывать бесполезно, – подумал вояка. – В лучшем случае, сочтут меня идиотом и останутся при своих. В худшем еще и морду набьют. Или прямо тут сожрут – чтобы не умничал. Ну, Кире в назидание».
Вспомнив о спутнице, Фред оглянулся через плечо. Девушка стояла чуть поодаль и смотрела себе под ноги. Отчего-то вид «Маунтина», прогуливающегося снаружи, не вызывал в ней благоговейный трепет. По крайней мере, Кира точно предпочитала разглядывать носы своих ботинок, а не гигантского робота.
«Почему? До того часто видела подобных, что уже приелись?»
– Пошли, – скомандовал предводитель отряда. – Он уже достаточно далеко.
И они торопливо покинули ту странную постройку, которая показалась Фреду до боли знакомой, а спустя условные полчаса уже стояли рядом с дверью, наспех обшитой металлом.
«Что же, здесь они живут?»
Это было двухэтажное здание с заколоченными окнами и полуразрушенной крышей. Признаков жизни снаружи не наблюдалось, но Фред не сомневался, что за досками, в темных комнатах прячутся другие дикари, возможно, женщины и совсем крохотные детишки, которых родители с младых когтей готовят к невеселому будущему. Наверняка, там же находятся и другие мужчины – должен ведь кто-то охранять самок от вторжения агрессоров?
Предводитель несколько раз опустил кулак на помянутую металлическую дверь, и та буквально полминуты спустя отозвалась металлическим скрежетом засова.
– С возвращением, Карик! – прорычали изнутри.
Дверь открылась, и Фред увидел, что на пороге стоит гигант, превосходящий ростом и предводителя отряда, и его главного завистника, арбалетчика. Вояка поначалу даже грешным делом решил, что это и есть вожак (хотя сложно представить, что глава племени самолично бежит открывать дверь после каждого стука), когда великан, обратив внимание на пленников, сказал:
– О, да ты хомо привел! Где нашел?
– В доме сидели, – отозвался Карик. – Тут, неподалеку. Мы хотели крысособак пострелять, но не было нигде особо. А эти вот – нашлись.
– А чего не сожрали? – совершенно искренне удивился гигант.
– И ты туда же, Таргрут, – закатив глаза к небу, покачал головой предводитель отряда. – Бартаб велел хомо прежде всего к нему отводить. Он их судьбу должен решать, он – вождь…
– Надолго ли? – хитро сощурившись, спросил Таргрут.
Предводитель отчего-то смущенно отвернулся и буркнул:
– Не знаю, и хватит об этом. Завтра все прояснится.
– Ну ты вообще как, готов? – понизив голос, осведомился гигант.
«К чему готов?» – невольно задумался Фред, с интересом косясь на Карика.
Тот одарил Таргрута многозначительным взглядом исподлобья и спокойным ровным голосом сказал:
– Готов.
– Давай уже зайдем? – нетерпеливо предложил арбалетчик.
Таргрут покосился на Карика, и тот со вздохом произнес:
– Отходи. Надо еще к Бартабу зайти же… устали с дороги мы, передохнуть тоже не мешает… да и пожрать.
– Ну входите, чё уж… – пожав плечами, буркнул гигант и попятился, дабы освободить дверной проем. – Пока к Бартабу сходите, попрошу чего-нибудь вам сварганить.
Карик оглянулся на Киру с Фредом и сказал:
– Давайте внутрь, покажем вас нашему вожаку.
Вояка и его спутница быстро обменялись взглядами, но спорить с конвоирами не стали – перешагнули порог… и тут же почувствовали аромат, от которого их желудки заурчали еще сильней, чем прежде.
«Мясная похлебка, – шумно втягивая носом воздух, догадался Фред. – Где-то тут варят мясную похлебку!»