ытание для изможденных «подопытных крыс»?
«Плевать. Думать – лень».
Танг закрыл глаза и уснул практически сразу, хотя, кажется, проснулся совсем недавно. Впрочем, даже за столь небольшое количество времени темноволосый воин умудрился испытать целую палитру эмоций – от безразличия до ярости, от страха до негодования – а в конце все свелось к легкому недоумению:
«Что со мной вообще творится?» – с такой мыслью засыпал Танг в тот странный день.
Когда на горизонте замаячил выход из метро, Громобой довольно крякнул и тут же оглянулся на бабочку: Бо терпеть не могла, когда он выражал эмоции подобным образом. Но крылатый падальщик, кажется, не обратил на нейроманта никакого внимания – или просто не придал его действиям особого значения. Оно и немудрено: выход наружу, о котором так мечтали бородач и его любимая супруга, наконец перестал быть чем-то далеким и практически недосягаемым.
Скоро, очень скоро Громобой с женой смогут обнять друг друг…
Но не раньше, чем Рухлядь разберется с двумя багами, которые дежурили у лестницы.
После того, как отряд распрощался с потолочником, Громобой переключился на глаза «серва» и активировал режим ночного видения, дабы не привлекать внимание здешних мутов светом фонаря. Именно поэтому два уродливых «привратника» не сразу заметили приближение робота.
А когда заметили, сделать с ним хоть что-то стало практически нереально.
Теперь уже можно было не таиться, и Громобой позволил Рухляди делать, что на ум придет. Обрадовавшись, стальной паук принялся рвать багов на части и на ходу закидывать оторванные куски себе в рот. Мотор под металлической обшивкой довольно заурчал: любой био больше всего на свете мечтает набить брюхо свежим топливом, и Рухлядь, конечно же, не был исключением из правил.
Собственно, бой закончился даже быстрей, чем Громобой рассчитывал. Все, на что оказались способны баги – это пара новых царапин, которые пополнили богатую коллекцию, собранную на ржавых боках Рухляди за два последних века. При ближайшем рассмотрении робот больше походил на стену в тюрьме отчаявшегося арестанта: количество насечек просто зашкаливало.
«Как хорошо, что я могу управлять этими тварями, – думал нейромант, наблюдая за тем, как резвится его «питомец». – У человека против такой махины просто нет шансов».
Конечно, были «сервы» и поменьше, и попроще. Таковые нападали на людей-одиночек, а против групп, тем более вооруженных огнестрелами, сражаться боялись и сбегали при первой возможности. Рухлядь же, скорей всего, в былые времена обслуживал гигантов по типу «Маунтина» и ему подобных. «Чем больше подшефный робот, тем больше должна быть сопровождающая «пристяжь», – это простая аксиома, которую Громобой освоил после чтения инструкций, заложенных разработчиками в каждого «серва». Нейромант встретил Рухлядь случайно, подцепил во время штурма дома, где обитали шамы, да так и оставил при себе – наверное, чтобы хоть немного уменьшить боль от потери Щелкуна и Игоря. Так в былые времена вместо умершей собаки любящие хозяева тут же заставляли себя взять слюнявого щенка – настолько привыкали о ком-то заботиться. И Громобой, хоть и нередко занимался самообманом, постоянно ухаживал за Рухлядью. Те же мечи-улучшения, те же внутренности, которые он периодически смазывал и обновлял – за счет найденных «мертвецов». С панцирем было сложней: куски обшивки подходящего размера попадались на глаза крайне редко, но еще реже судьба давала нейроманту шанс заняться вдумчивым ремонтом. Только поэтому Рухлядь до сих пор и щеголял ржавыми боками.
– Топай уже, – сказал Громобой, когда стальной «паук» запихнул в себя огрызок последнего бага и повернулся к хозяину. – Набил брюхо, сволочь…
Био послушно рванул вверх по ступенькам, к свету и ждущим снаружи Бо, Ларе и Вану. Оглянувшись через плечо – не идет ли кто следом? – Громобой поспешил за «питомцем».
На ходу бородач наконец сжалился и вернул потолочнику контроль над его не в меру гибким телом. К тому моменту роботизированный лазутчик находился достаточно далеко, чтобы нейромант не боялся мести.
Перед тем как связь окончательно разорвалась, Громобой успел ощутить некое подобие ментальной волны, отголоски которой долетели до его разума. Это было мимолетное прикосновение, но до того болезненное, что у нейроманта на глазах навернулись слезы. Подобное испытываешь, когда кто-то касается бормашиной оголенного нерва. Это не лишит тебя сознания, но заставит его полыхнуть красным, а потом вернет картинку, которая, как назло, будет мелко подрагивать еще какое-то время.
Так потолочник отомстил за свое пленение.
«Слабовато!..» – фыркнул Громобой и, мотнув головой, пошел вверх по ступенькам.
Его встречало яркое солнце и голос любимой женщины:
– Ну слава Богу!
Не успел нейромант преодолеть последнюю ступеньку, а Бо уже выскочила из полуразрушенного дома с покосившейся красной вывеской и бросилась к нему. Он распахнул объятья жене навстречу, и она повисла у него на шее.
– Живой… – прошептала Бо на ухо супругу.
– Более чем, малыш, – ответил Громобой. – И мертвым становиться не собираюсь.
Она, не удержавшись, поцеловала его прямо в губы.
Глава 5Притяжение
На сей раз Танга разбудили шаги. Вздрогнув, он удивленно захлопал глазами, а потом, сориентировавшись, приподнял голову, чтобы взглянуть на проход, и чуть не взвыл, когда спину пронзила жуткая боль.
«Проклятье!..»
– Идет, – хмуро объявил Агап.
Танг, морщась, покосился в сторону соседа: тот, надо полагать, все еще злился на товарища за его гневные речи, но не настолько, чтобы с ним не заговаривать. С другой стороны, был ли у Агапа выбор?
– Пожрать принесет? – спросил темноволосый воин и сам поразился своему голосу – до того он стал хриплый, чужой, незнакомый.
Агап, судя по удивленному взгляду, тоже заметил эту метаморфозу. Впрочем, памятуя о недавнем разговоре, он не стал задавать глупые вопросы – сказал лишь:
– Не знаю. Должен. Раньше приносил. Мы ж не можем одними его зельями питаться?
– Вот и я о чем…
Была мысль подняться и встретить тюремщика стоя, но темноволосый воин счел ее не лучшей и остался лежать. Раны, оставленные на теле его же собственными ногтями, снова разнылись, опять захотелось почесаться, но на сей раз Танг решил держаться: на его коже и так уже практически не осталось живого места.
Шаги, меж тем, становились все громче. Они были так же неотвратимы, как маятник часов, отбивающий секунды. Каждое мгновение приближало пленников к смерти, и Угрюм казался проводником безносой на бренной земле, населенной людьми, выживающими из последних сил.
Вот уже знакомый круг света скользнул по полу и шустро переметнулся на нео, который храпел в камере. Через несколько секунд шмат сырого мяса пролетел между прутьями ограды и плюхнулся дикарю прямо на волосатую грудь. Кровь брызнула во все стороны, моментально заляпав пол камеры и ее обитателя. Нео вздрогнул и закряхтел. Лохматая лапа легла на мясо, пальцы принялись ощупывать находку… но это не продлилось хоть сколь-либо долго – поняв, что ему перепало, дикарь вцепился в дар тюремщика обеими руками и тут же откусил громадный кусок. И снова капли крови полетели в разные стороны, но монстру, сидящему в клетке, было плевать на такие мелочи. Все, что занимало мозг дикаря в те минуты – это жратва. Ешь, пока не отобрали. Могут ли отобрать? Да черта с два! Но все равно лучше не рисковать… Московская Зона приучает есть быстро.
Танг смотрел на чавкающего нео, который даже ради трапезы не поднялся, и вдруг подумал, что и сам вряд ли сможет встать. Точней, попытаться вроде бы и надо… но есть ли в этом смысл? Да и стоит ли зазря елозить ранами по полу? Стоит ли натягивать израненную кожу?..
«Нет, конечно, нет!»
Пока темноволосый воин размышлял, как лучше поступить, к нему на грудь тоже приземлился кусок окровавленного мяса.
– Сырое? – неуверенно пробормотал Танг.
На его беду, Агап услышал его слова и не упустил возможности высмеять удивление соседа:
– А ты думал, он ради тебя жарить его будет? Знает, что и так сожрешь, если проголодаешься.
– А то ты не сожрешь? – обидевшись, буркнул Танг.
– И я сожру, – неожиданно не стал спорить Агап. – Голод не тетка, как говорится… Другого все равно не…
Кусок мяса прилетел ему прямо в лицо и, срикошетив, упал на пол в метре от решетки. Агап тихо охнул и отшатнулся, после чего мотнул головой из стороны в сторону – судя по всему, Угрюм волей или неволей отправил пленника в нокдаун. Возможно, в иной момент времени Танг бы даже рассмеялся – до того глупое выражение лица было у соседа, – но тогда темноволосый воин больше интересовался собственным куском мяса, лежащим у него прямо под носом.
«Есть или не есть?»
Вопрос был сродни гамлетовскому, но Танг, разумеется, об этом даже не подозревал – как и о том, что столь трудный выбор некогда заумно именовали «когнитивным диссонансом». С одной стороны, жрать действительно хотелось, причем весьма. С другой стороны, Танг до жути не желал уподобляться нео, доедающему свой обед в камере напротив. К счастью или к сожалению, выходцы из бункера еще не успели одичать настолько, чтобы жрать сырое мясо.
По наветам прошлого Танг, Лара и Ван жарили дичь на костре. Как утверждал Совет, это не просто делало мясо вкусней, это еще и убивало всякие заразы, которых у гипотетической крысособаки, излазившей пол-Куркино, наверняка имелось преизрядное количество.
Но сейчас у Танга не было ни возможности, ни желания возиться с костром. А вот голод имелся.
Все еще сомневаясь, пленник скосил глаза на Агапа. Тот, опустившись на корточки, пытался через просвет между прутьями дотянуться до оброненного на пол обеда. Вид у Агапа был крайне сосредоточенный, словно он не за куском мяса тянулся, а бомбу обезвреживал. Судя по всему, сосед давно сделал свой выбор.
Решив не отвлекать Агапа от его крайне важного дела, Танг сосредоточился на своем. Взор темноволосого воина опять уперся в истекающий кровью кусок свежего мяса. Частью какого мута был этот шмат? Тура? Фенакодуса? Нео?