Тем более что убивать никого не нужно…
«…это зависит от того, насколько ты готов продать душу дьяволу…»
Я сделал два шага.
И почти сразу — еще восемь.
У Френка под капюшоном была очень тонкая шея. Я как-то раньше, вероятно завороженный его прессом и шириной плеч, не обращал внимания, насколько у него тонкая шея. Она легко поместилась между моих ладоней. Когда я надавил, Френк захрипел. Удивительно, но я ничего не почувствовал. Только мокрую от водяной пыли ткань штормовки под ладонями. Только ткань, мягкое под нею — и больше ничего.
«Это покруче, чем толкать ногами железку…»
Я рассмеялся.
И это называется продать душу дьяволу?! Бред собачий. А я-то думал… Да если б было надо, я бы просто сдавил немного сильнее — и все. А вот попробуйте толкнуть в жиме ногами на пятьдесят фунтов больше своего рабочего веса — и тогда я на вас посмотрю…
— Продукт высшего качества!
Саймон взболтал пробирку. В ней лениво перетеклась по стеклянным стенкам бесцветная жидкость.
— Некоторые извращенцы, приезжающие сюда из подземных городов, говорят, практикуют это. Во время оргазма они друг друга слегка душат — и получают высший кайф. Теперь ты понимаешь, почему я запретил тебе бить его по голове?
— А так хотелось, — признался я.
— Обойдешься, — сказал Саймон.
— А, если не секрет, что ты сделал, чтобы…
— Чтобы получить это? — Саймон покачал пробиркой.
— Ну да.
— Он был в беспамятстве и не особо соображал, кто перед ним.
— И ты… Тьфу!!!
Саймон самодовольно ухмыльнулся.
— Если это важно для результата, я доведу до оргазма и бронеопоссума, причем не буду говорить чем. А то здесь все такие нервные…
— Да уж, лучше заткнись, — посоветовал я. — И делай свое дело.
— Это — всегда пожалуйста.
Саймон достал шприц и подмигнул Френку, прикованному цепями к стене.
Парень помаленьку начал приходить в себя и сейчас мутными глазами осматривал подвал моего ресторанчика, заваленный бочонками, старыми радиаторами, неисправным холодильным оборудованием и прочим хламом, скопившимся здесь за годы существования заведения.
Один угол подвала Саймон расчистил под импровизированную лабораторию, состоящую в основном из прибора, напоминающего перегонный куб, и кучи всякой мелочи, о предназначении которой я даже и не пытался догадываться. И, конечно, наиглавнейшей составляющей лаборатории Саймона был Френк с его потрясающими способностями самца-производителя.
— Отличное качество, — бормотал Саймон, медленно вводя мне препарат. — Парень был сильно ошарашен фактом своего похищения и своим полузадушенным состоянием. А когда пришел в себя, от захлестнувшей его ненависти реакция не просто шла, а бурлила, как Везувий…
— А как ты думаешь вызывать у него впредь похожие эмоции?
— Это проще пареной репы.
Саймон кивнул на стол с пробирками. Рядом с оборудованием обосновался внушительный том с потрескавшейся от времени обложкой.
— Записки Торквемады. Великий инквизитор оставил потомкам богатое наследство по части огорчения ближнего. Во время запредельной боли человек испытывает эмоции, схожие с состоянием боевого транса.
— А возбуждать? — спросил я, натягивая штаны.
— Возбуждать… Пожалуй, стоит притащить сюда подшивку старых порножурналов. Как ты насчет порнушки, Френк?
Френк раздул ноздри и бросил на Саймона взгляд, полный ненависти.
— Господи, какой донор! — восхитился Саймон. — Да это же не донор, а чистое золото. И такое сокровище жило рядом с тобой, старина! Жило себе, жило, а мы и не подозревали. Вот уж, поистине, настоящее золото валяется под ногами…
Следующий день прошел великолепно. Клиентов в моей закусочной было немного, но это было совсем неважно. В моем подвале варилось снадобье — и это было важнее всего на свете. Мне было глубоко наплевать на пасмурную погоду, на недоуменные взгляды повара Билла, у которого я отобрал ключи от подвала, на кислые морды редких посетителей, недовольных то тем, то этим…
Все это было второстепенным. И даже если бы всего этого не было вообще, никто б даже не почесался.
В МОЕМ ПОДВАЛЕ ВАРИЛОСЬ СНАДОБЬЕ!
И что могло быть лучше этого?
День прошел великолепно. А вечер принес неприятности.
Как только я спровадил последнего клиента, а вслед за ним и своих немногочисленных работников, я, естественно, сразу же помчался в подвал.
На большом столе стояла подставка с той самой подшивкой порножурналов, о которой говорил Саймон. Напротив стола глухо постанывал Френк со следами методик Торквемады на теле, несколько неприятными с виду. Рядом с ним сидел на табуретке Саймон с задумчивой физиономией, вертя между пальцами пустую пробирку.
— Ну как? — спросил я, переводя дух после ретивой пробежки.
— Как видишь, — ответил Саймон. — Наше золотце оказалось неважной пробы.
— А что такое? Ты его больше не возбуждаешь?
— Иди ты попробуй, — скривился Саймон. — Может, у тебя лучше получится.
— Спасибо, — сказал я. — У меня, в отличие от некоторых, есть лучшая альтернатива.
— Ишь ты, какой умный стал, — удивился Саймон. — Никак книжки начал читать? Между тренировками?
— Делать мне больше нечего, как всякой ерундой заниматься. Ты вот читал-читал, а толку…
Проблема почему-то не казалась мне проблемой, и у меня было прекрасное настроение. Я верил в Саймона, верил в Френка — короче, верил в светлое будущее.
Я подошел к спасателю.
Сейчас он представлял собой довольно жалкое зрелище. Вряд ли какая-нибудь сука из подземного города польстилась бы на этого любителя медуз, распятого на стене. Грязный, со свернутым из пары старых носков кляпом во рту, в синяках и порезах, жалкий и обмякший, сам очень похожий на свой когда-то кого-то впечатляющий штопор, безвольно болтающийся там, где ему полагалось болтаться. Но сейчас на этот несчастный кусочек Френковой плоти возлагались слишком большие надежды.
— Может, ты его просто замучил?
— Ага, как же. Меня б так мучили. Весь день кормил сметаной с пивом и всякой там квазипетрушкой…
— И что, кроме поноса — ничего?
— Знаешь что! — взвился Саймон. — Нет, определенно, занимайся ты с ним сам! А я пошел. Какого дьявола я забыл в твоем вонючем подвале?
— Ну ладно, ладно, не кипятись. Так что делать-то будем?
— Есть одна мысль, — хмыкнул Саймон. — Но не знаю…
— Чего ты не знаешь?
— Так…
Саймон отвел взгляд.
— Говори, — потребовал я.
Саймон показал мне глазами на дальний угол подвала, и мы отошли. Похоже, наш ученый муж готовил Френку сюрприз и не хотел, чтобы парень услышал о подарке заранее.
Мы встали под толстой текучей трубой, и Саймон взял меня за пуговицу.
— Знаешь, похоже, наше золотце слегка влюблено.
— То есть? — не понял я. — Ты хочешь сказать…
— Вот именно. Этот жеребец влюбился.
По моей спине пробежал холодок.
— С чего ты взял?
— Представляешь, этот придурок просил меня его отпустить. И в качестве аргумента привел то, что его любимая девушка сойдет без него с ума. И он, мол, тоже сойдет с него без нее. Потому подозреваю, что никакой порнухой его не возбудить.
— И как ее зовут? — спросил я, в общем-то на девяносто девять процентов зная ответ.
— Джилл.
— Ясно.
Действительно. Все было просто и ясно. Проще пареной репы. У меня отлегло от сердца.
— Не грузись, Саймон.
Я хлопнул Саймона по плечу, отчего он слегка присел.
— Все будет о'кей, старина, — сказал я.
Я вызвал Джилл, позвонив по телефону ее арендодателю — да-да, с некоторых пор состоятельные граждане Объединенных охраняемых поселков могли позволить себе личные телефоны! Я наплел ей что-то насчет недостачи в кассе или чего-то в этом роде. Джилл сначала довольно тактично посоветовала мне сходить кой-куда вместе со своей кассой, но потом нехотя подчинилась. Куда ей было деваться? В конце курортного сезона на Побережье не так-то просто найти приличную работу.
Короче, через полчаса она была доставлена мной в подвал в связанном и заткнутом в смысле рта виде.
Саймон определенно читал слишком много пошлых романов про бандитов прошлого. Сейчас он сидел на табуретке спиной к нам. Тяжело было поверить, что он не слышал, как я волок извивающуюся Джилл вниз по лестнице, но Саймон и не думал оборачиваться. Страху нагонял, что ли? Так и Джилл, и Френку и без того было явно не до смеха…
Наконец, он повернулся. В руке у него была слегка смоченная кровью стальная колотушка для отбивания мяса. Колотушка с одной стороны, небольшой топорик — с другой.
Джилл слабо застонала и обмякла в моих руках. Френк застонал тоже и зазвенел цепями.
— Ну и чего теперь? — спросил я Саймона. — Будешь Френку свечку держать?
— Зачем? — удивился Саймон. — Если хочешь, тебе подержу. А потом ты мне подержишь.
— Не понял…
— Чего ты не понял? Ну если ты пока не хочешь, я могу быть первым.
— Так это самое… Джилл… То есть она не для Френка?
— Как же «не для Френка»? Именно для него. Самый крутой коктейль из эмоций — ярость, боль…
Он, не глядя, саданул назад колотушкой и попал Френку по колену, отчего тот захрипел…
— …и конечно, возбуждение, — добавил Саймон. — Трудно вообразить себе мужика, который не возбудится от зрелища того, как кто-то трахает его телку. Особенно если он этого «кого-то» ненавидит. Ты ведь недолюбливаешь нас, Френки?
Он обернулся.
Френк рычал как безумный и рвался с цепи. Ржавые кандалы на его запястьях глубоко врезались в мясо, и из границы между плотью и железом сочилось что-то черное. Но Френк этого не замечал. Хмм… А ведь сейчас в его глазах действительно плескалось море… Такое штормовое и нехорошее… И еще. У Френка наблюдалось то, чего Саймон весь день добивался от него журнальной порнухой и ветхими методами Великого инквизитора. И еще как наблюдалось!
— Ну ты и сукин сын… — восхищенно сказал я Саймону. — Ну ты и мерзкий сукин сын!