– Эх, а я-то надеялся, они сами уйдут… – вздохнул седовласый дружинник и, вскинув руку с пистолетом, пристрелил нового монстра, вслед за собратом перемахнувшего через подоконник и приземлившегося на бетонный пол.
В следующий миг нео, словно жуки, поперли внутрь со всех щелей. Дружинник и стрелец поднялись на ноги и взялись за мечи. Рубка предстояла серьезная.
«Выдержу ли? Переживу?» – до крови закусив нижнюю губу, подумал Игорь.
А, впрочем, если он с какими-то там нео боится не справиться, то чего их дуэт с шамами будет делать в Митино? Может, лучше уж тогда действительно сейчас помереть, чем в плен к кровопийцам угодить и годами для них дичь ловить да шею подставлять, чтобы новые «хозяева» кровушки попили?
«Отставить панику!» – подначил себя беглый стрелец.
Вся эта внутренняя борьба не заняла и секунды, поэтому, когда дикари приблизились, Игорь встретил их гортанным воплем и острым мечом. Первый же выпад стоил ближайшему нео половины тупой головы, которую стрелец развалил надвое, однако в тот же миг дикая боль пронзила позвоночник. Игорь заорал еще громче, выплескивая все наружу – благо, во время боя не просто можно, а даже нужно избавляться от эмоций. Адреналин сделал свое дело, и боль отступила, позволив стрельцу рубиться самозабвенно, как в старые добрые времена.
Ну, по крайней мере, так казалось самому Игорю.
Второму дикарю стрелец отрубил уже всю голову, отточенным взмахом острейшего клинка отделив ее от уродливого туловища. Однако двигался парень все еще не так быстро, как прежде. Именно поэтому третий нео успел приблизиться и даже дубину занести над головой прежде, чем стрелец к нему повернулся.
«Конец?» – мелькнуло в голове.
Однако тут раздался страшный рев, и в замахнувшегося нео врезался разъяренный фенакодус.
У Игоря отлегло от сердца, однако он тут же снова себя одернул:
«Не расслабляйся! Сейчас пронесло, но это не значит, что и дальше так будет везти! Соберись!»
Стрелец громко скрипнул челюстями и, яростно завопив, обрушил верный меч на голову мутанта, удачно подвернувшегося под руку. Мозги брызнули во все стороны, спину вновь острой иглой пронзила боль, но Игорь уже смирился с этой неизбежной мукой, сопровождающей каждый пируэт, и лишь сильней стиснул зубы.
Сорвавшиеся с привязи фенакодусы пришли на выручку очень вовремя – благодаря их внезапному нападению Казимир и его светловолосый товарищ довольно быстро уполовинили стаю дикарей, и те, поняв, что пожрать им не светит, бросились наутек. Скакуны хотели догнать и прикончить мутантов, но седовласый дружинник, ловко вогнав меч в кольцо на поясе, шустро ухватил обоих фенакодусов за уздцы, когда они проносились мимо, и зычно воскликнул:
– Стоять!
Тут даже Игорь замер. Он думал, что рассвирепевшие скакуны, опьяненные азартом сражения, просто оторвут Казимиру руки и умчатся наружу, однако все вышло иначе. К удивлению молодого воина, фенакодусы послушно остановились.
– Ну сейчас-то хоть слышишь? – спросил седовласый дружинник, не оборачиваясь.
Игорь сначала не понял, о чем он, а потом, спохватившись, прислушался – и действительно услышал металлический лязг, который всегда сопровождает перемещение роя стальной сколопендры по московской Зоне. Данила, герой Кремля, рассказывал, что металлическую тварь можно не только избегать, но и побеждать с помощью огня, однако большинство дружинников предпочитали действовать по наветам отца Филарета и прочих Учителей. Жизнь у каждого человека одна, и рисковать ей понапрасну никто не хочет.
– Привязывай фенакодуса своего обратно и давай к окну, – передавая поводья Игорю, распорядился Казимир. – Отсидимся, пока зараза не пройдет.
– Надо ж, – буркнул раздосадованный стрелец. – А я так боем увлекся, что, пока ты не сказал, сколопендру не слышал.
– Я так и понял, – отозвался седовласый дружинник, шагая к их импровизированной «коновязи». – Хорошо хоть нео не такие глухие, иначе б мы с ними до сих пор тут бодались.
– Так ты думаешь, они из-за сколопендры сбежали? – поразился Игорь.
– Уверен, – авторитетно заявил Казимир, наматывая поводья на арматурину. – Был у меня похожий случай. И десятник наш тоже меня тогда удивил. А потом я подумал и решил – а ведь и вправду дело в этом. С мясом голодные нео бьются до последнего. Это ж мясо, его можно съесть. И плевать им, что их товарищи дохнут, потому что они им никакие не товарищи в этой ситуации, а лишь дополнительные рты. Проще говоря, чем больше нео в битве с мясом помрет, тем больше мяса съест каждый выживший. Такая вот… арифметика Зоны.
Игорь уважительно кивнул и по примеру старшего товарища тоже стал обвязывать поводья вокруг торчащей из стены железки.
– А всех металлических роботов и прочую дрянь неживую избегают больше не потому, что боятся, – хотя и это тоже, конечно, – а потому, что жрать там нечего. А, значит, и смысла нет в драку ввязываться. Сечешь теперь?
– Секу, – отозвался Игорь.
Сказать по правде, с такой точки зрения он на нео не смотрел никогда, хотя теперь, выслушав Казимира, ему стало казаться, что ничего логичней он в жизни не слышал.
«Зверье оно и есть зверье, – вслед за седовласым дружинником шагая к окну, подумал Игорь. – Все, о чем голова болит – это прокорм любой ценой».
Впрочем, если вдуматься, все было немного глубже и при этом проще: на самом деле главной целью любого обитателя московской Зоны было выживание, и удовлетворение голода являлось его важнейшим условием. Не выполнишь его – лишишься жизни, рано или поздно: либо просто издохнешь без пищи, либо сойдешь с ума от ее нехватки и бросишься на самого опасного врага, яростно вращая глазами.
Вот и получается, что, по сути, единственное отличие между хомо и нео – это наличие совести. Кремлевские не радуются смертям близких из-за того, что теперь им придется делить кусок мяса на двоих, а не на пятерых. Кремлевские сопереживают собратьям и чувствуют их боль.
Однако все тот же пресловутый инстинкт самосохранения мог превратить любого, даже самого достойного человека в подобие нео – безумную звероподобную тварь, которая горит одним желанием – набить свое брюхо.
«Лучше умереть, чем стать такой», – подумал Игорь, опускаясь на теплый бетонный пол и прислоняясь спиной к кирпичной кладке под достопамятным окном.
Он сразу расположился поудобней, потому что знал: быстро сколопендра не пройдет, и сидеть в заброшенном доме придется довольно долго.
– Знаешь, чему хорошему меня научил плен у шамов? – услышал Игорь голос Казимира.
Он повернул голову: его товарищ сидел, прислонившись затылком к стене. Веки Казимира были опущены.
– Нет, – помедлив, сказал стрелец.
Он сомневался, что вопрос Казимира требует ответа, но пауза уж больно затянулась.
– Ждать, Игорь. Плен учит тебя ждать. Ты терпишь в надежде, что тебе выпадет шанс спастись. Иногда получаешь его – как вот я. Иногда – нет. Но в любом случае пленник всегда ждет избавления. Тем или иным способом. Неважно, умрешь ли ты или сбежишь, главное – закончить мучения. Понимаешь?
– Звучит жутковато, – признался Игорь.
– Когда не остается ничего, кроме призрачной надежды, радуешься даже ей, – горько усмехнувшись, сказал Казимир.
Он умолк, и стрелец решил его не трогать, тем более что пыл сражения уже отошел, и запоздалая боль вернулась и горячей смолой растеклась по позвоночнику снизу вверх. Скрипя зубами, Игорь отвернулся к двери и дрожащей рукой вытащил пистолет – так, на всякий случай.
Да, патронов жалко.
Но в те минуты стрелец мог уповать только на пистоль, поскольку меч казался неподъемно тяжелым.
Семь фенакодусов, неспешно переставляя когтистые лапы, брели на запад. Шесть всадников озирали окрестности, то и дело угрюмо оглядываясь на последнего ездока, который, сменив рясу на брюки и балахон, держался чуть позади их процессии.
Строго говоря, изначально должны были ехать в двенадцать мечей, считая этого, из Тайного Приказа. Но на воротах неожиданно выяснилось, что воевода передал с Сычом бумагу на пятерых, не считая Захара и самого агента.
– Полдесятка? – недоуменно глядя то на стрельца, то на воина в балахоне, переспросил командир. – Это шутка такая?
– Да какие шутки? – пожал плечами смуглый привратник. – Вот бумага, заверенная печатью воеводы.
– Что это вообще означает? – повернувшись к Сычу, мрачно осведомился Захар. – Когда мы с воеводой говорили о добровольцах, количество было не ограничено.
– Ситуация изменилась, – нехотя разлепив тонкие губы, ответил агент Тайного Приказа из недр капюшона.
Голос его звучал бесстрастно. Наверное, так мог бы говорить био, если б создатели наделили его такой функцией – ровно, спокойно, без тени эмоций.
– И почему же она изменилась? – с трудом сдерживая рвущийся наружу гнев, хрипло осведомился командир.
Он ожидал, что агент начнет отбрехиваться, ссылаться на волю воеводы, которую, как известно, оспаривать нельзя, иначе и под трибунал угодить недолго… Но каково же было удивление Захара, когда вместо этого Сыч невозмутимо сказал:
– Потому что я на этом настоял.
Сказать, что десятник удивлен такой откровенностью, значило не сказать ровным счетом ничего. Правда, недоумение в считаные секунды сменилось яростью.
– Да как смеешь ты, стервятник, – сузив глаза до двух щелочек, прошипел предводитель отряда, – решать, сколько людей мне с собой брать?
– Это моя обязанность, – все так же раздражающе-спокойно ответил Сыч. – Обязанность любого «стервятника».
Желваки на лице десятника заходили ходуном. Больше всего на свете в те мгновения ему хотелось врезать по наглой тощей физиономии агента, но он прекрасно понимал, что в таком случае отправится не в погоню за Игорем, а в острог, который его побратим совсем недавно покинул. Нападение на опричника Тайного Приказа считалось государственной изменой и каралось по всей строгости – вплоть до изгнания в московскую Зону без права возвращения. А к тому времени, как решат судьбу арестованного десятника, Игорь уже попадет в плен к шамам и будет, подобно отцу, ловить для них мелкую дичь и время от времени делиться с хозяевами кровью.