Десятник с неохотой повернул голову в одну сторону, потом в другую. На первый взгляд, в придорожных зданиях не было ничего необычного, если, конечно, не считать необычными наполовину разрушенные стены и местами обвалившиеся перекрытия. В каждой из этих кирпичных коробок могут таиться десятки самых опасных мутов.
Но ни один мут не сравнится в убийственной мощи с «Чинуком», пусть даже и в таком плачевном состоянии.
«Знать бы, что он подох окончательно! – подумал Захар. – Да спокойно прошли бы, время не теряли и не лезли в эту дурацкую… неизвестность!»
– Через левый пойдем, – нехотя ответил Мраку командир. – Поехали к нашим.
Смуглый кивнул и, развернув фенакодуса, первым направил его к остальным воинам, которые остались чуть позади.
– Как поступаем, Захар? – спросил Никола, когда десятник приблизился.
– Идем через этот дом. – Командир махнул рукой в сторону выбранного здания. – Потому что «Чинук» свежий, не хочу рисковать. Возражений нет?
Все покачали головами. Сыч даже не шелохнулся и по традиции промолчал. Захар ненадолго задержал на опричнике Тайного Приказа недовольный взгляд, но ничего не сказал.
– Вперед!
Они медленно устремились к дверному проему. Московская Зона пела на разные лады, но, кажется, подавляющее большинство шумов доносилось издалека – а, значит, риск нарваться на неприятности был сравнительно невелик.
Хотя, конечно же, расслабляться не стоило. Очень может быть, что прямо сейчас какая-нибудь не в меру хитрая тварь сидит в здании, наблюдает за дружинниками и ждет, когда они подойдут достаточно близко, чтобы напасть и полакомиться свежим мясом. Впрочем, разведчики Кремля не зря с младых ногтей обучаются выживать – они к любым поворотам готовы, и удивить их – крайне, крайне трудно.
Вот и дверной проем. Спешившись, Захар передал поводья Николе, Богдан проделал то же самое, и вместе они побрели к дому. Десятник на ходу переставил предохранитель на стрельбу очередями; усач же за неимением альтернатив обнажил меч. Остальные тоже потянулись к оружию, готовые поддержать командира и Богдана, если того потребует ситуация.
Водя автоматом из стороны в сторону, Захар медленно вошел внутрь. Никого. Памятуя о недавней встрече с земляными пчелами, он тщательно осмотрел пол, но ничего не увидел.
– Можешь мне горюн-травой посветить? – попросил десятник, оглянувшись через плечо.
Богдан послушно вогнал меч обратно в кольцо на поясе и полез за травой и огнивом. Достав пучок, он поджег его и поднял руку с миниатюрным «факелом» над головой, чтобы светил дальше. В общем-то, ничего нового Захар не увидел. Однако тушить горюн-траву он не спешил.
– Входите по одному! – велел он, повернувшись к дверному проему. – Любим, останься с фенакодусами снаружи, мы тебя позовем. А мы с тобой, Богдан, пойдем вперед, посмотрим, что тут.
Усач кивнул.
Они поднялись по короткой лестнице и замерли рядом с очередным дверным проемом, хмуро глядя внутрь. Там обнаружился довольно узкий коридор, который заканчивался проломом в стене. За проломом царила непроглядная тьма.
На первый взгляд отверстие было достаточно большое, чтобы через него прошли не только люди, но и фенакодусы. Это несколько облегчало путникам задачу.
«Вот только непонятно, что там, впереди… и стоит ли туда вообще соваться!»
Дружинник и десятник переглянулись и медленно пошли к зияющей в стене дыре. Захар держал автомат наготове; воображение, по старой доброй традиции, рисовало ужасающие картины – то муты на них из пролома бросались, то био, а то и вовсе люди, просто враждебно настроенные и тоже с огнестрелами.
Вообще, конечно, десятникам не пристало идти впереди своих подчиненных. Но Захар был в корне не согласен с традициями. Он считал, что отвечает за людей головой. А это очень трудно делать, если сидишь за спинами тех, кто вверил тебе свою жизнь. Да и потом, человек с огнестрелом в руках, идущий позади всех – это априори проигрышная стратегия, ведь от такого никакой пользы: не будет же он стрелять во врага из-за спин верных соратников? Вот и получалось, что десятнику место во главе.
Медленно Богдан и Захар приблизились к пролому на расстояние вытянутой руки. Свет от горюн-травы разогнал мрак, но, как выяснилось, тьма не хранила в себе ничего опасного. По крайней мере, ближайшие к пролому несколько метров были девственно пусты.
Судя по воздушным потокам, которые обдували стоящих у дыры в стене дружинников, коридор заканчивался выходом наружу. Захар навострил уши.
Почудилось, или в темноте звякнуло что-то металлическое?
Оглянувшись на дружинников, командир приложил указательный палец к губам – мол, не шумите. Воины замедлились и теперь ступали еще осторожней, чем прежде. Мечи они по-прежнему держали в руках. Единственным, кто до сих пор не обнажил клинок, был Сыч; его бледные пальцы лежали на резной рукояти его кривой сабли.
«И даже оружие у стервятников не такое, как у нормальных людей, – брезгливо подумал десятник. – Сабля… И почему, спрашивается, с обычным мечом не ездить?»
Тут скрежет повторился, и Захар мигом позабыл об их молчаливом надзирателе. Начинало казаться, что путь мимо почившего «Чинука» был все-таки гораздо безопасней, чем выбранный десятником.
«Но не возвращаться же теперь? – подумал он. – Пойдем, посмотрим, что там копошится?»
В принципе, это могла быть пристяжь «Чинука», которая, не зная, куда деваться после смерти «хозяина», в страхе спряталась в развалинах. В принципе, «сервы» трусливы и при виде отряда дружинников, скорей всего, не нападут, а поспешат скрыться с глаз. Для верности можно даже немного «подогнать» их очередью из автомата.
Но это только в том случае, если там, во тьме, именно «сервы». Если же кто-то другой – могут и атаковать путников.
«Но ведь био сюда не поместится? Тут же потолок в полтора человеческих роста. Даже для «Раптора» низковато…»
– Слышишь что-нибудь? – шепотом спросил Захар.
– Скрежет какой-то, – помедлив, ответил Богдан. – И, кажется, голос чей-то…
– Голос? – хмурясь, переспросил десятник.
Он прислушался… и наконец услышал.
«Женщина?» – оторопело подумал десятник.
Это казалось немыслимым. Откуда здесь могла взяться женщина?
«А что, если это – кио? Как Данилина Настя?»
Внезапная догадка показалась притянутой за уши, но как еще могли сочетаться приглушенный женский голос и скрежет металла?
«И, что самое интересное, как теперь поступать?»
Если поначалу Захар всерьез подумывал пальнуть в темноту из автомата, то теперь, с новым открытием, этот вариант отпал: что, если там, внутри, некую женщину прижала к стене шайка «сервов»?
– Надо туда что-нибудь бросить, – медленно произнес десятник.
Он огляделся по сторонам, ища какой-нибудь камень или нечто подобное, и, конечно же, очень быстро нашел серый обломок – уж этого добра в развалинах хватало. Подобрав находку, Захар взвесил ее в ладони, после чего оглянулся и тихо сказал:
– Выйдите наружу, а то вдруг изнутри выстрелят или в ответ чем-то бросят.
Дважды повторять не пришлось: все, даже угрюмый опричник Тайного ордена, вернулись из коридора наружу и практически тут же скрылись из виду. Только длинный нос Николы выглядывал из-за стены.
– А ты, – Захар вновь обратился к Богдану. – Прильни к стене.
Соратник подчинился.
Конечно, если бы их кто-то жаждал убить, он мог это сделать и раньше, едва заметил горящий «факел» в руке дружинника. А поскольку обошлось, там либо ничего опасного все-таки нет, либо это опасное не имеет огнестрела, что уже делает это неизвестное менее опасным.
Захар, размахнувшись, швырнул свой снаряд и тут же метнулся вправо, дабы укрыться за уцелевшим куском стены. Он прижался к кладке спиной еще до того, как кирпич упал на бетонный пол. Когда же это случилось, звук удара эхом разнесся по зданию, и снова заскрежетало, на сей раз – куда громче, чем прежде. Женский голос, однако, остался на прежнем уровне и практически полностью потонул в шуме металла.
– А швырни-ка подожженный пучок внутрь, – сказал Захар, покосившись на товарища. – А я посмотрю, что там. Иначе тут год можно торчать и так ничего и не увидеть.
И снова Богдан не спорил: размахнувшись, он бросил «факел» внутрь, а Захар, резко повернувшись лицом к провалу, направил туда ствол автомата.
«Факел» покатился по полу и замер в метре от небольшого ржавого био, который тут же попятился назад. Как и предполагал десятник, это был «серв», жутко старый, но не утративший еще ни одного своего манипулятора. Захар хотел пальнуть в био, но неведомая сила внезапно грубо выдрала автомат из его рук, да так, что едва пальцы не переломала. Сориентировался командир быстро – метнувшись в сторону, он, возможно, избежал смерти.
– «Сервы»! – рявкнул он, рывком выхватывая клинок.
Богдан тоже схватился за рукоять меча, однако охамевший металлический паук, выбросив из темноты свой ржавый манипулятор, буквально впечатал дружинника в стену и принялся изо всех сил давить на его грудную клетку. Красный от натуги, разведчик обеими руками вцепился в треклятую лапу стального паука, но сил отодвинуть ее от себя не хватало.
Зарычав, десятник сделал шаг вбок и обрушил клинок на злосчастный манипулятор. Меч не разрезал, а, скорей, перебил стальную «лапу» напополам – до того она была ржавая, что от мощного рубящего удара просто раскололась надвое. Упав на пол, она со звоном откатилась в сторону. Впрочем, судьба манипулятора в те мгновения Захара волновала едва ли. Богдан громко и глубоко вздохнул, радуясь освобождению…
Как вдруг один из манипуляторов резко нырнул к нему в рот и, с противным склизким звуком прорвав кожу, вышел из затылка.
– Ах ты тварь! – возопил Захар и с утроенной энергией пошел в атаку на одичавшего «серва».
Попятившись от такого агрессивного натиска, треклятый стальной паук споткнулся о край стены и, скрежеща, провалился туда, откуда пришел. Однако десятник уже завелся и отступать был не намерен. Краем глаза кремлевский командир видел, как Богдан скатился по стене вниз и замер, неподвижный, на полу, видел алый след, который остался на серой стене в том месте, где погибший дружинник коснулся ее своим окровавленным затылком. Сердце десятника сжалось в комок. Хотелось орать во всю глотку и рубить стального паука мечом до тех пор, пока от него не останется только гора металлических обломков. Но разве это могло вернуть к жизни погибшего Богдана?