– Сын мой, Федот, у них, – нехотя буркнул Казимир. – Я из-за него-то и в Кремль пошел… Они сказали, что отпустят его, если я приведу им других… из крепости…
Глаза предателя заблестели от слез.
– Ну так а сейчас? – воскликнул нейромант. – Сейчас – зачем? Он один остался, его не будет – всех освободим! И сына твоего, и прочих! Зачем ты жене моей к горлу нож приставил?
Внезапно что-то врезалось Громобою в грудь, выбило воздух из легких и отшвырнуло беднягу к стене.
Приподнявшись на локтях, нейромант увидел, что шам, злобно шипя, поднимается над полом. Тогда бородач искоса взглянул на Казимира и с удовлетворением отметил, что тот, растерявшись, опустил руку с ножом.
«Пора!»
«Серв» возник на этаже так неожиданно, что даже у Громобоя дух перехватило. Шам появления стального «паука» не заметил, и тот, в считаные секунды преодолев расстояние до рассерженного вампира, легко проткнул его со спины одной из своих лап.
Вздрогнув, шам медленно опустил голову и ошарашенно уставился на острую железку, торчащую из его хилой груди. Дух быстро покинул тщедушное тело мутанта, и злодей повис на лапе безжизненной куклой.
Навроде тех, которыми прежде управлял.
– Ну что? – повернувшись к Казимиру, громко воскликнул нейромант. – Сбылась твоя мечта. Они мертвы! Твой сын спасен! Бросай нож и вали к чертям собачьим!
Дружинник задрожал всем телом и, выронив клинок, медленно попятился назад. Несколько секунд он так и шел, спиной, после чего, не утерпев, резко развернулся и бросился к лестнице, ведущей вниз, к камерам с пленниками. Предателю явно не терпелось поскорей обнять сына.
А вот Бо как стояла, так и продолжила, неотрывно глядя на «серва», который по дозволению нейроманта споро поедал убитого шама.
– Иди сюда, малыш… – пробормотал Громобой, спешно поднимаясь на ноги.
Он бросился к жене, обнял ее и прижал к себе. Она мелко дрожала, но не сопротивлялась.
– Все будет хорошо, моя милая, – шептал нейромант, гладя Бо по голове. – Теперь все будет хорошо… Шамов больше нет…
– Громобой! – воскликнул Захар, появляясь в дверном проеме.
Бородач скрипнул зубами от неудовольствия, но вид у десятника был до того встревоженный, что нейромант все-таки откликнулся:
– Ну чего еще?
– Игоря нигде нет.
Тут Бо содрогнулась всем телом и, повернувшись к кремлевскому командиру, пролепетала:
– Они его съели. Съели…
Ее глаза моментально наполнились слезами, и она, уткнувшись носом в могучую грудь супруга, громко зарыдала.
– Как съели? – оторопело пробормотал Громобой.
Захар стоял, точно громом пораженный, и невидящим взглядом смотрел сквозь беглого стаббера и его любимую жену.
– Нас охотиться заставляли, – сквозь всхлипы пробормотала Бо. – На мутантов, которые в окрестностях бродят. Так, забавы ради, интересно им было хомо с тварями разными стравливать… Так вот Игорь ушел на охоту, а назад его тащили силком, уже мертвого. Подняли наверх… тут у них… вроде столовой… и сожрали, на моих глазах… специально, потому что я… я его знаю…
В воцарившейся тишине было хорошо слышно, как «серв» шустро пожирает убитых шамов.
Эпилог
Петю Сыча похоронили внизу, у самых ворот, одна из створок которых болталась на ветру. Обложили тело камнями, помолчали, прикрыв глаза, пожелали землю пухом… Словом, все, как полагается.
– Ты как? – спросил Громобой, подойдя к сидящему на небольшом пригорке Захару.
– Никак, – безразлично ответил десятник.
Он рассеянно смотрел на Варвару, которая, уткнувшись лбом в плечо одной из спасенных сестер, содрогалась в беззвучном плаче.
Нейромант постоял чуток, а потом, охнув, присел рядом с десятником. Подумав, опустил руку на плечо Захара и сказал:
– Держись, парень. Когда Бо канула в Красном Поле, я думал, застрелюсь. Даже несколько раз ствол пистоля в рот засовывал, гладил пальцем спусковой крючок… но так и не решился. И в итоге нашел, ради чего жить.
– Это все же не то, Громобой, – шумно выдохнув, заметил десятник. – Твоя жена была жива, хоть ты об этом и не знал…
– Жена – это отдельный разговор, – мягко сказал нейромант. – Но смысл жизни я снова обрел немного раньше – когда впервые встретил твоего побратима.
Захар недоверчиво покосился на собеседника.
– Именно он невольно показал мне, что нельзя опускать руки. Что надо бороться до последнего вздоха, до последней капли крови. Тебе сейчас трудно это осознать, ты видишь только смерть Игоря, видишь смерти других твоих ребят, Сыча того же… Но попробуй – просто попробуй! – взглянуть на ситуацию с другой стороны. Посмотри, скольких людей вы спасли из плена шамов. Две дюжины, Захар. И это только те, кто у них уже был. А представь, скольких еще они могли подчинить? Скольких могли выпить, убить или съесть?
Десятник с задумчивым видом закивал. Люди, изможденные, худющие, с неизменными следами укусов на шеях, бродили вокруг и улыбались. Они искренне наслаждались тем, что давно утратили, но вновь обрели.
Свободой.
– Ну и насчет отца, которого Игорь так хотел найти… – Громобой, кряхтя, поднялся на ноги. – Может, и хорошо, что он никогда не узнает об обмане Казимира? Может, прямо сейчас Игорь там, наверху, наконец встретил своего погибшего родителя?
– Хочется верить, что так и есть.
– Верь, парень, – сказал Громобой. – Потому что вера – это единственное, что может спасти нас в нынешнем безумном мире.
Он протянул Захару руку, и тот крепко сжал ладонь нейроманта в своей.
– Уверены, что хотите тут подзадержаться? – уточнил десятник, вопросительно посмотрев на бородача исподлобья.
– Уверены. Бог его знает, когда мы в Митино снова попадем. Так что надо оглядеться, как следует, прежде чем возвращаться.
– Ну, хозяин барин, – сказал Захар.
Громобой уже хотел уйти, когда взгляд его случайно упал на молодого парня, который кружил вокруг Казимира, привязанного веревками к чахлому деревцу у ворот. Парень заботливо поил предателя из фляги и что-то безостановочно говорил.
– Что с изменником будешь делать? – спросил нейромант.
– А это пусть воевода решает, – сказал Захар. – Мое дело маленькое – в крепость его доставить…
– И правильно, – кивнул Громобой. – Не бери грех на душу.
Он еще раз отсалютовал десятнику и пошел вдоль разрушенного шамовского дома, за которым его должна была дожидаться Бо.
Девушка стояла, прислонившись к стене, и задумчиво смотрела вдаль. Неподалеку прохаживался достопамятный «серв», прикончивший последнего шама.
– Попрощался? – спросила Бо, едва нейромант показался из-за угла.
Громобой покосился в сторону металлического «паука» и отрывисто кивнул.
– Обратно точно не хочешь? – осторожно поинтересовалась жена.
– Не хочу, – со вздохом ответил нейромант. – Хватит с меня Зоны. Сыт по горло. Давай лучше посмотрим, каков он, открытый мир.
– А как же Щелкун?
Тут бородач вздрогнул. Глаза его предательски заблестели.
– Всего лишь ржавый робот, – сказал он глухим, чужим голосом. – Готов спорить, он давно ушел в глубь Зоны и прямо сейчас жрет какого-нибудь нео… или хомо… Почему бы ему теперь их не есть?
– Потом не пожалеешь? – осторожно спросила Бо.
– Не о чем жалеть, малыш, – мотнул головой нейромант. – Щелкун всегда мне нужен был больше, чем я ему. Дети Механизмов до этого как-то жили без меня и теперь проживут. А кремлевские… Я бы все равно в Кремль не пошел. Как и ты. Тем более – теперь, когда Игорь…
Он запнулся и отвернулся, вконец расклеившись. Добавил, несколько мгновений спустя:
– Вот и выходит, что держаться нам в Зоне не за что.
Бо кивнула и тихо спросила:
– Тогда пошли?
Громобой оглянулся на Купол, недружелюбно мерцающий в опускающихся на землю сумерках, и сказал:
– Пошли.
И они, взявшись за руки, побрели прочь от разрушенного логова шамов – в новый, незнакомый внешний мир, о котором пока так мало знали.
Незадачливый «серв», скрипя шарнирами, торопливо семенил за ними…
А в трех километрах к востоку, у самого Купола, неподвижно, точно памятник, стоял одинокий «Рекс».
Он ждал, когда вернется его хозяин.