Если бы он погиб, то вместе с ним на тот свет ушли бы важные тайны. Возможно, даже очень важные. А теперь Спартак в руках шамов. И разгадка тайн – дело техники.
– Несмотря на мелкие накладки, было очень интересно, – сказал Руго, обращаясь к старшине. – И поучительно. Спасибо за гостеприимство, Гермес. Идея с отдельной ложей – просто замечательна!
– Чем богаты, тем и рады, – вежливо отозвался старшина. – Надеюсь на взаимовыгодное сотрудничество.
В отличие от вождя шамов Глава клана маркитантов сильно расстроился и с трудом скрывал разочарование. Да, больших убытков удалось избежать. Но сегодня он потерял своего сильнейшего гладиатора. И потерял по непонятной причине.
Старшину терзало смутное сомнение, что к чрезвычайному происшествию причастны шамы. Но – лишь сомнение, потому что сами события выглядели алогично. А если в них присутствовала логика, то Гермес не мог ее определить…
Когда старшина спустился с трибуны и вышел за ограждение, там его уже поджидал Игнат. Физиономия шпрехшталмейстера всегда казалась угрюмой из-за багрового рубца, пересекавшего правую щеку от скулы до глаза, но сейчас он выглядел мрачнее мертвого удильщика. Причина была простой – Игнат до сих пор толком не понял, что случилось, но догадывался, что ничего хорошего в этом нет. И Гермес обязательно сделает из него крайнего просто потому, что должен сорвать на ком-то злость.
Исходя из этих предположений, Игнат заговорил первым, не дожидаясь обвинений и ругани:
– Старшина, я не виноват. – Он вскинул руки, как будто сдавался в плен. – Ничего не понимаю, Меркурием клянусь! Я думал, он этого ворма порвет за пять минут, а…
– Хватит базлать, – раздраженно оборвал Гермес. – Хоммут тоже думал, да в суп попал. Ты по делу говори – что видел, что знаешь. С Тимохой перед боем разговаривал?
– Конечно. Лично осмотрел, проверил доспехи и оружие. В норме он был, как всегда.
– И чего он тогда вдруг вырубился ни с того ни с сего?
– Ничего не понимаю, клянусь всеми святыми. В полном порядке Тимоха находился и должен был валить Зубача. А он… – Игнат выразительно вздохнул. – Даже допинг ему не помог. Я даже подумал…
– Что? – насторожился Гермес.
– Да в предыдущий раз, когда Тимоха этого монстра завалил, как его… ага, Грыжа, он ведь тогда тоже под конец боя сам вырубился.
– Ну-ну. И чего?
– Так потом я вроде слышал, что у Тимохи мозги от допинга заклинило. Много, мол, он его принял. Вот он чуть дуба и не дал.
– От кого слышал?
– Так вроде от Марфы и слышал.
– Все так, – задумчиво произнес Гермес. – Марфа подозревала, что могла Тимоху перекормить снадобьями своими. Но это не факт. Может, просто совпало так тогда. Она знахарка опытная, знает дозировку… Кстати, а ты откуда в курсе, что Тимохе сегодня давали допинг?
– Так я сам видел. Хряп к Тимохе подошел и передал. Сказал, что от Марфы снадобье принес. Или… Или сам Тимоха сказал, что Хряп от Марфы передал. Я уж не помню…
– Что-то забывчивый ты стал в последнее время, – процедил Гермес. – Зажрался ты в этой должности. Вот в караульные переведу…
– Старшина, да я же из последних сил. Каждый день с мутами на арене. Но если ты считаешь…
– Заткнись, хватит ныть. Не сбивай с мысли.
«Почему Хряп передал снадобье? – подумал Гермес. – Я велел Степану лично этим заняться… Впрочем, какая теперь разница? Наверное, Степану было некогда. Тимоха вырубился в самый неподходящий момент, и ничего уже не исправить. Но с Марфой надо будет поговорить на будущее… Если у Тимохи и вправду заклинили мозги от допинга…»
Додумать Гермес не успел, потому что на смотровой башне тревожно ударил сигнальный колокол. Он звонил секунд десять, разнося звон над чашей стадиона. Затем звон оборвался и раздался усиленный рупором крик:
– Общая тревога! Гон! Направление – запад!
Гермес и Игнат молча взглянули друг на друга. Затем старшина приказал:
– Следи за трибунами. Мутов не выпускать. А я наверх.
«Гон!» – один самых страшных сигналов в любой крепости на территории Зоны Москвы. Потому что он означает не просто атаку каких-то врагов, а атаку бессмысленную, отчаянную и потому особо беспощадную. Ведь муты, вовлеченные в процесс гона, не имеют внятного представления о том, почему они вдруг решили напасть на тот или иной укрепленный пункт, населенный людьми – будь то крепость, острог или застава. Просто прут как сумасшедшие, сметая все на своем пути и не щадя, как говорится, живота своего и чужого.
И так до того момента, пока все не пожрут и не уничтожат или их всех самих не уничтожат. Или возможен и такой вариант: пока гон не прекращается сам по себе, будто кто тварям этим сигнал «отбой» дал.
Почему, для чего, из-за чего такая поножовщина начинается, никто не знает и объяснить не может. И ладно бы какие твари неразумные вроде стальных сколопендр объяснить не могли. Но тех же нео или дампов неразумными назвать нельзя. А вот спроси у них потом, чего это вы, ребята, вчера полдня на стены бросались под пули и картечь, как взбесившиеся крысособаки? – так не ответят же. Потому что ни черта не помнят.
Как будто мутная волна накатывает на мозги и гонит вперед – то ли поля какие особые, то ли излучения, то ли еще какая хрень – гонит и гонит, пока запал не кончится. Да еще, бывает, что и по несколько раз на дню. Даже непонятно, откуда столько мутантов берется, словно они со всей Зоны Москвы сбегаются. Вот такая поганая фигня этот гон.
Когда Гермес добрался до командного пункта, расположенного на среднем ярусе Стадиона, он уже знал, что в гоне на этот раз участвуют муравьи-мутанты – об этом сообщил кто-то из пробегавших мимо бойцов. Выглянув в амбразуру, старшина невольно содрогнулся. Хотя и много чего разного он уже повидал в своей жизни, но вид рогатых чудовищ все равно поражал. Уж больно много их было – наверное, сотни две. И выглядели они на самом деле чудовищно и отвратительно.
Длиной – от метра до трех; на шести лапах с мощными когтями; туловище состоит из трех сегментов, защищенных доспехами прочного хитинового панциря; по бокам широких челюстей огромные жвала-мандибулы, по форме напоминающие щипцы-кусачки; из носовой части торчат полуметровые коленчатые усики, похожие на рога. Собственно, из-за этих длинных отростков мутировавшие до ужасных монстров муравьи и получили прозвище «рогачи». Но использовали они усики не для бодания, а как рецепторы обоняния, способные к тому же впрыскивать в жертву парализующий яд.
Сейчас, как увидел Гермес, темно-коричневая шевелящаяся масса, вытянутая стрелкой, надвигалась на западную стену Стадиона. С этой стороны рос густой лес, вымахавший на территории бывшего Тушинского аэродрома. Поэтому наблюдатели заметили мутантов поздно, тогда, когда передовые особи уже выползли на двухсотметровую полосу отчуждения.
Огонь из трех крупнокалиберных пулеметов ДШКМ был открыт сразу. Задействовали и единственную мелкокалиберную пушку 30-мм, установленную у главного входа. Но против членистоногих тварей подобное оружие не очень эффективно. Надо попадать точно в башку или в мускулистую трубку, обеспечивающую циркуляцию гемолимфы и расположенную в нижней части туловища. Без башки «рогач» перестает ориентироваться в пространстве, а при большой потере гемолимфы быстро слабеет.
Все остальные пробоины в туловище живучая тварь переносит относительно безболезненно, хоть в дуршлаг ее преврати. И продолжает переть на рожон, даже потеряв задний сегмент с брюхом, потому что умеет закупоривать поврежденные артерии. С этой точки зрения куда эффективнее лишить монстра лап – по крайней мере, бегать перестанет. Но в лапу из пулемета еще попасть надо. А их у гигантского муравья, между прочим, целых шесть.
В результате уже в первые минуты атаки несколько десятков мутантов добрались до внешней линии укреплений и очутились в мертвой зоне. Об этом Гермесу доложил есаул Степан, прибежавший в командный пункт.
– Теперь с верхних ярусов тварей не достать, – сказал он. – Караульные встретили их гранатами, но несколько штук прорвались за внешний периметр. Ничего, мы их там все равно прижучим.
– Прижучим, – согласился старшина, отходя от амбразуры. – А откуда ты знаешь, что внизу творится? Отсюда же плохо видно.
– А я туда сразу побежал, как сигнал тревоги услышал. Потом сюда поднялся, чтобы тебя найти.
– Не фиг тебе сейчас здесь прохлаждаться, есаул, – сердито произнес Гермес. – Собирай всех свободных бойцов и отправляй на оборону нижнего яруса.
– Они и сами боевой расчет знают.
– А ты проверь. И еще. Найди коменданта и передай, чтобы задействовали огнеметы и…
Гермес оборвал фразу на полуслове, потому что в амбразуру внезапно просунулась уродливая башка «рогача». Мутант клацнул жвалами и попытался дотянуться ими до старшины, но не сумел, застряв туловищем в отверстии. Однако его левый ус при этом распрямился, как складная удочка, готовый выстрелить в лицо Гермеса ядовитой слизью.
Старшину спас есаул, стоявший рядом с обнаженной саблей. Проявив недюжинную реакцию, он взмахнул клинком и отсек ус. Слизь все же брызнула из обрубка, но полетела не в старшину, а вверх. Степан сразу же рубанул по второму усу, справедливо полагая, что оставлять его монстру нет никакого резона. И отчекрыжил почти под корень – к чертовой матери.
Однако «рогач», подгоняемый необоримым зовом гона, не собирался отступать. Поднатужился и совершил, казалось бы, невозможное – выдирая из кладки кирпичи, протащил вперед грудной сегмент. А вместе с ним, изловчившись, просунул сквозь отверстие передние лапы – мощные, но при этом гибкие, как и положено членистоногому существу. А дальше – цап! – и хватанул когтистой лапой за бок опешившего от такой наглости Гермеса.
Что и говорить – в данный момент глава клана маркитантов сильно растерялся и одновременно перепугался. Хотя не был трусом и умел сохранять присутствие духа даже в очень сложных ситуациях. Однако в ситуацию, приближенную к боевой, Гермес не попадал давно, ведя сидячую и тепличную жизнь большого начальника. И сейчас издержки такой жизни проявились в полной мере.