Один из разведчиков залез в воду, нырнул и увидел, что у платформы виднеется хвост проржавевшего состава из грузовых вагонов – остальная часть состава уходила в тоннель. Осмотреть вагон боец не смог – не хватило воздуха. Латыпов приказал ему предпринять еще одну попытку, но она закончилась трагически. Уйдя под воду, разведчик больше не вынырнул.
Когда капитан доложил о результатах операции членам Когорты, те пришли к выводу – ценности Гохрана вполне могут оставаться в затопленном эшелоне. Но необходимо провести тщательную разведку силами лучших ныряльщиков, способных плавать под водой несколько минут. А еще лучше – раздобыть акваланг, если получится.
Все эти события произошли буквально за сутки до разговора Стратега и Тимура. Олег сказал сыну, что именно обнаружение эшелона заставило его прибегнуть к срочным мерам. Ведь если сокровища до сих пор в эшелоне, то Когорта обязательно доберется до них. И тогда в ее руках окажутся огромные ресурсы для наращивания военной мощи. Вот почему Стратег срочно отправил в Кремль капитана Латыпова для проведения тайных переговоров.
Примерно так Олег обрисовал ситуацию сыну в последнем разговоре. И в тот же вечер был убит по приказу Якуба. А дальше случилось то, что случилось.
Так что у Тимура имелись свои причины поработать на шамов. И он даже обрадовался, когда понял, что они направляются к Стадиону, точнее, к станции «Спартак». Потому что теперь и сам хотел найти сокровища Гохрана или хотя бы их следы. Пусть эти упыри не думают, что они одни такие умные и все заграбастают…
– Ты слишком догадлив, хомо, – прошипел Лыс, видимо, снова подслушавший мысли Тимура. – Но это тебе не поможет. Народная мудрость гласит – излишнее любопытство укорачивает жизнь.
– Да и фиг с ним, – сказал Тимур. – Зато мы, люди, весело живем. А вы небо коптите. С вашими рожами только уксус пить.
– Хватит хамить, урод. – Шам искренне обиделся. – Заткнись и иди молча.
– А думать-то хоть можно?
– У тебя есть чем думать? – Лыс ехидно хихикнул. – Думай на здоровье. У вас, хомо, вместо головы череп с глупыми мозгами. Они вкусные, но бестолковые.
«Ладно, умник, – подумал Тимур. – Зато мой череп не похож на сморщенную задницу осма, как у тебя».
И тут же схлопотал болевой разряд в темечко, от чего резко потемнело в глазах. Дальше Тимур шел молча и старался вовсе ни о чем не думать, чтобы не получить от злобного мутанта очередную «оплеуху». Попытка прощупать возможности двуглазого оказалась успешной, но лишь в одном смысле – Тимур удостоверился, что против Лыса он беззащитен. По крайней мере – на короткой дистанции.
А на какой дистанции ментальные волны двуглазых шамов начинают рассеиваться, Тимур не помнил. Не помнил – и все. То ли память еще не восстановилась, то ли плохо в свое время выучил раздел об устройстве шамов в пособии «Физиология мутантов».
Оставалось лишь пожалеть о том, что сейчас у него нет спецшлема тактической защиты. Они выдавались разведчикам капитолийцев и, говорят, иногда помогали – особенно против одноглазых упырей. Но где же сейчас такой шлем раздобудешь?
Впрочем, все эти отрывочные мысли о «физиологии шамов» и «спецшлемах» у Тимура роились где-то в подсознании и, возможно, даже не попадали в поле внутреннего зрения Лыса. Во-первых, потому, что забивались основными мыслями Тимура, занятыми дорогой сквозь заросли, – ведь смертельная опасность могла таиться буквально за каждым кустом. Во-вторых, самому шаму было в эти минуты не до того, чтобы копаться в сознании хомо.
Лыс возглавлял группу и активно сканировал пространство перед собой. Это легенда, что шамы хорошо видят в темноте, потому и ведут в основном ночной образ жизни. Видят они вообще плохо, даже днем, а окружающую обстановку фиксируют с помощью внутреннего зрения, а также развитого обоняния и слуха. И сейчас все рецепторы Лыса были сосредоточены именно на внешней среде.
Что касается Тимура и оставшегося в живых ворма, то их поведение контролировал младший шам Гук, который двигался последним в цепочке и отвечал за тылы. Отвечал, надо заметить, успешно, потому что зафиксировал и отогнал ментальными зарядами парочку бродячих крысособак. А еще уловил подозрительные шумы, напоминающие мыслеобразы, о чем и доложил по телепатической связи Лысу.
«Чьи это мыслеобразы?» – уточнил двуглазый командир.
«Похоже, что хомо», – сообщил Гук.
«Так “похоже” или все-таки хомо?»
«Сигналы очень слабые, – неуверенно отозвался младший шам. – Трудно разобрать».
«Возможно, это мысли Тимура?» – предположил Лыс.
«Нет, не его, – твердо завил Гук. – Он передо мной. А сигналы шли сзади».
«Оттуда, где ты зафиксировал крысособак?»
«Да».
«Тогда все понятно, – с облегчением констатировал командир. – Рассеянные сигналы крысособак бывают похожи на мыслеобразы хомо. Наверное, где-то поблизости бродит стая. Следи за периметром, мы уже у цели».
Все эти «переговоры» по естественным причинам прошли мимо ушей Тимура. Он вообще за все время, пока группа пробиралась сквозь лес, не заметил чего-либо особенно подозрительного. Разве что показалось несколько раз, что неподалеку мелькали мерцающие огоньки, похожие на глаза. Тимур всякий раз напрягался, сжимая в руке обнаженное мачете – им снабдили шамы, но огоньки быстро исчезали.
Они могли принадлежать кому угодно – и крысособакам, и даже какому-нибудь отмороженному сиаму, но могли оказаться и обычными светляками-пересмешниками. Тоже, конечно, противная тварь – если укусит и пролезет под кожу, то иначе, как ножом, не выковырнешь – но не смертельная. Главное, вовремя светляка обнаружить и удалить, пока не залез слишком глубоко.
Так или иначе, все обошлось без неприятностей. А то, что Тимур малость понервничал, так оно и понятно – он впервые передвигался глубокой ночью по территории Зоны Москвы и чувствовал неизбежный в его ситуации дискомфорт. Да еще и компания не вызывала особого доверия.
То ли дело покойный Сррыг-Иван – с ним хотя бы поболтать можно было спокойно и даже пошутить. А тут одни упыри… Впрочем, сейчас Тимур мог полагаться лишь на их поддержку.
«Хомо, внимание! – услышал Тимур повелительный оклик, прозвучавший, кажется, изнутри черепной коробки. – Мы у цели. Подойди ко мне».
Они и на самом деле вышли на опушку леса. Тимур пригляделся и заметил в прогалине между двумя ветвистыми кустами худенькую фигуру Лыса – тот стоял, похожий в лунном свете на засохшее деревце, и слегка помахивал лапкой. Тимур приблизился и остановился на расстоянии вытянутой руки. Рядом, тяжело дыша, встал ворм. Где находится Гук, Тимур не видел, но, судя по всему, шам притаился где-то рядом.
– Вход на станцию вон там, – негромко объяснил Лыс. – Вон та сараюшка, под ней вестибюль. Там вниз идут ступеньки.
– Совсем рядом, – сказал Тимур. – Добежим?
– Нет. Мы поползем по-пластунски, чтобы нас не засекли караульные на стенах.
Тимур шагнул вперед, пытаясь рассмотреть укрепления Стадиона, но шам ухватил его лапкой за локоть и пропищал:
– Стой здесь, хомо, дальше нельзя. У маркитантов прожекторы. Попадешь под луч – засекут.
– Какое здесь расстояние до Стадиона? – спросил Тимур.
– До главной стены – около двухсот метров. До первой линии укреплений – примерно сто пятьдесят.
Тимур посмотрел на Стадион. Раньше он видел его только при дневном свете и отметил, что ночью крепость производила еще более внушительное впечатление. Правда, часть укреплений скрывала темнота. Но факела, горевшие по всему периметру на первой и второй линиях, создавали иллюзию огромного корабля, охваченного языками пламени и плывущего по огненным волнам.
А еще на стенах были расставлены прожекторы. Они рассекали пространство перед собой длинными желтыми лучами, рыская по полосе отчуждения с определенной временной последовательностью. Если бы на крепость ночью вдруг собралась напасть армия каких-нибудь мутантов, вроде нео, она бы попала под лучи прожекторов еще на дальних подступах. А вот маленькая группка могла двигаться вдоль зарослей относительно спокойно, если правильно рассчитать интервал между перемещением лучей по пространству освещаемого сектора.
Но это – при условии темной ночи. Сегодня же она выдалась на редкость лунной и звездной. И хотя до развалин павильона от кромки зарослей оставалось не более тридцати шагов, преодолеть их незамеченными было проблематично. Теперь Тимур окончательно понял, почему шамы наметили операцию на ночь. В светлое время суток посторонних на полосе отчуждения обязательно засекли бы караульные.
А еще Тимур понял, почему обследование затопленной станции вызвало такое затруднение у капитолийцев. Пробраться туда в темноте для бывалых разведчиков не бог весть какая проблема. Но вот нырять в полной темноте в затопленное метро – это вам не прогулка под луной. И даже не прогулка в безлунную ночь.
Тимур вспомнил рассказ отца о том, как при выполнения задания погиб разведчик из группы капитана Латыпова, и непроизвольно вздрогнул. Точнее говоря, тот не погиб, а не вынырнул, оставшись под водой. Но вряд ли данное уточнение давало дополнительный повод для оптимизма.
– Что, хомо, трусишь? – неожиданно пропищал под ухом Лыс. – А я думал, что ты у нас храбрец.
– Я же тебя просил, чувырла, не залазить мне в голову, – резко ответил Тимур. – Сам небось давно в штаны наложил.
Он никогда, даже перед самим собой, не признался бы в трусости. Но поганец Лыс, что ни говори, поймал его в момент слабости. Раньше Тимур как-то не задумывался над тем, что нырять к затопленной платформе будет не просто сложно и опасно, но еще и страшно.
Одно дело – очевидный враг, пусть даже и самый грозный. А под водой может кто угодно скрываться – даже, наверное, удильщик. Хотя насчет удильщика, он, кажется, загнул…
– Если сильно боишься, – уже без иронии предложил двуглазый, – я могу тебя загипнотизировать. Правда, под гипнозом у хомо снижается скорость реакций.
– Не надо меня гипнотизировать, – сказал Тимур. – Я уж как-нибудь сам, без сопливых обойдусь.