Конечно, разведчики были в спецшлемах. Но когда имеешь дело с «мозгоправами», никто гарантий не дает. Особенно если речь идет о среднем шаме с двумя функционирующими глазами (о «трехглазых» умолчим, потому что в природе они встречаются редко и ночами по развалинам не шастают – не по чину).
– Прицеливайся и вали его, – шепотом приказал лейтенант арбалетчику Митяю.
– А с этим, голым, что делать? – спросил копейщик Осип, вооруженный «пилумом» – метательным копьем с удлиненным стальным наконечником. Незаменимая вещь в разведке – можно метнуть, можно в рукопашной использовать. Главное, что убивает без шума.
– Голого пока не трогаем, попробуем в плен взять, – пояснил Рыков. – Валим шама и втроем бежим к лестнице. Вдруг там еще кто? Ты, Сергей, прикрывай нас с тылу и следи за периметром. Но стреляй лишь в крайнем случае.
Была особая причина, по которой Рыков оставил в засаде именно старшину. Ведь Латыпов находился в группе не как обычный боец, а как пловец-ныряльщик, которому предстояло выполнить очень сложное задание. Случись что со старшиной, вся вылазка теряла смысл. А она и без того оказалась на грани срыва, когда выяснилось, что в игру вступили шамы.
Латыпов кивнул. У него, как и у лейтенанта, был автомат, но с оптическим ночным прицелом. Так что подстрелить в вестибюле старшина мог любого, даже в самом темном углу. Только вот поднимать шум было крайне нежелательно – осторожные маркитанты следили за обстановкой не только со стен Стадиона, но еще и выпускали на обход патрули с обученными крысопсами. И если подобный патруль услышит подозрительный шум, то…
Рыков молча сделал выразительный жест рукой, означавший «Начали!».
Латыпов сразу навел прицел на шама – еще до того, как Митяй выстрелил в него из арбалета. Боковым зрением старшина следил за странным голым мужиком у стены, но тот вряд ли мог представлять серьезную опасность. А вот «мозгоправ» был менее предсказуем, потому и требовал дополнительного контроля.
После выстрела Митяя Латыпов отчетливо увидел, как болт вошел в спину мутанта. И все-таки продолжил держать шама на прицеле, потому что тот не упал сразу. Более того, развернулся на сто восемьдесят градусов, хотя и сильно качнувшись. В этот миг у Латыпова мелькнула мысль – может, разнести ему башку на всякий случай? Но прийти к однозначному решению старшина не успел, потому что по его мозгам словно шарахнуло шаровой молнией.
Он все же нажал на спусковой крючок, но сделал это рефлекторно, на инстинкте. И сам не понял, выстрелил или нет, так как в ту же секунду потерял сознание…
Шам оборвал фразу на полуслове в тот момент, когда Тимур нагнулся к полу, чтобы поднять штаны. А когда разогнулся, то увидел следующую картину. Около уходящей вниз лестницы стоит, покачиваясь, Лыс и держится обеими лапками за грудь, а из глубины темного вестибюля бегут трое бойцов. В разгрузочных жилетах и полусферических спецшлемах, которые, как помнил Тимур, выдавались только разведчикам Капитолия.
И хотя в паре шагов от него на полу валялся мачете, Тимур даже не попытался добраться до оружия. Потому что заметил – один из капитолийцев сжимает в руках АК-12. Какой смысл дергаться в подобной ситуации? С коротким мечом против автомата – только людей смешить.
Через мгновение выяснилось, что Тимур интуитивно выбрал правильную тактику. На его глазах все три капитолийца вдруг резко затормозили, как будто наткнулись на стену. А затем начали валиться на пол. Одновременно с ними рухнул на колени Лыс. Когда Тимур перевел на него глаза, то увидел – у шама нет половины головы. Просто нет, словно верхнюю часть черепа снесли дубиной.
Разумеется, Тимур ничего не понял. Да и вряд ли мог понять за те несколько секунд, в течение которых по прихоти судьбы превратился в стороннего наблюдателя. На самом деле все имело свои простые объяснения. А в основе цепочки произошедших событий находился Лыс со своим неординарным мозгом.
Несмотря на то что стальная стрелка арбалета пронзила тщедушное тельце мутанта почти насквозь, он не потерял сознания. Но испытал чудовищную боль. И эта боль породила в его мозгу мощнейший ментальный заряд агрессивной энергии. Удержавшись на ногах и развернувшись, Лыс увидел три приближающиеся фигуры, однозначно идентифицировал их как врагов и нанес ответный удар.
На терминологии шамов это называется «накатить волну» – то есть ударить не по конкретной цели, а по определенной площади, цепляя все подряд. Такой удар слабее акцентированного, потому что ментальная энергия рассеивается. Но зато «волна» захватывает больше целей. Притом чем короче расстояние, тем губительней последствия.
Если бы на месте Лыса находился его одноглазый собрат Гук, то капитолийцы отделались бы легким испугом. Хотя бы из-за того, что находились в защитных шлемах, экранирующих ментальную энергию. Да и расстояние в двадцать с лишним метров для младшего шама относительно велико, особенно в том случае, если он не пользуется рамкой-усилителем.
Но Лыс был двуглазым шамом, способным поражать цели на расстоянии в сто с лишним метров. А болевой, практически предсмертный импульс от стрелки арбалета и вовсе превратил шама в монстра. Можно сказать, что капитолийцы попали под атаку смертельно раненного и оттого предельно разъяренного зверя. Как итог, защитные экраны кустарных шлемов не выдержали напора стихии.
Больше всего не повезло арбалетчику Митяю, которого Лыс инстинктивно обозначил в качестве главной цели. А тот еще и бежал впереди всех, торопясь добить мутанта палашом. В результате схлопотал импульс такой силы, что в шлеме образовалась дыра, а мозг буквально выкипел.
Отставшему на пару шагов копейщику Осипу повезло чуть больше – в том смысле, что его мозг пострадал не так сильно. Но последнее обстоятельство не спасло капитолийца от смерти по причине, которую врачи начала двадцать первого века определили бы как «кровоизлияние в мозг». Одно утешение – смерть получилась легкой и почти незаметной для Осипа.
А вот кому по-настоящему повезло, так это лейтенанту Рыкову. Он не только отставал от Митяя, но еще и находился с ним на одной линии огня. Поэтому ментальный удар Лыса достал лейтенанта по касательной. Тоже получилось неслабо, но и не смертельно. Рыков упал на колени и, перед тем как вырубиться, успел выпустить короткую очередь в сторону Лыса. Правда, не попал.
Что касается Латыпова, который скрывался за колонной, то ментальный удар двуглазого зацепил его краем и, если так можно выразиться, на излете. Он даже смог нажать на спусковой крючок, и пуля в результате разнесла Лысу череп. Однако в следующий миг старшина потерял сознание…
– Ты слышал, Толян? – спросил караульный Клим.
– Чего? – вяло откликнулся напарник.
– Слышал, говорю? Вроде стреляли.
– Ничего не слышал. Где стреляли?
– Вон в той стороне. Как раз около затопленной станции.
– Да ни фига я не слышал, – сказал Толян и сладко зевнул. – Прикинь, балда, до конца смены около часа. Чего ты шебуршишься? Почудилось, наверное.
– Нет, Толян, не нравится мне это. Стой здесь и следи за тем местом. А я спущусь в караулку и доложу начкару.
Сергей Латыпов не знал, сколько времени он находился без сознания. Но когда очнулся и обрел способность видеть, заметил, что картина на месте схватки сильно изменилась. Самым неприятным оказалось то, что все трое разведчиков неподвижно лежали на полу. Зато у края лестницы стоял шам и как ни в чем не бывало крутил по сторонам своей маленькой, с человеческий кулак, башкой.
«Ах, ты, сучонок! – подумал Латыпов, машинально вскидывая к плечу приклад автомата. – До сих пор жив, упырь гребаный. Ну, получай, пиндос, гранату!»
Старшина не знал, что младший шам Гук, которого он перепутал с двуглазым Лысом, не способен доставить ему серьезных неприятностей – просто взял и срезал упыря очередью. И, разумеется, поступил правильно, потому что спрашивать в такой ситуации «Эй, ребята, кто тут из вас старше по званию?» было бы верхом глупости.
А вот в голого мужика старшина стрелять не стал, хотя тот успел вооружиться мачете. Ведь что такое мачете против автомата? Да ничего! Примерно то же самое, что соломинка против меча. А вот задача взять «языка» сейчас вышла на первый план.
Поэтому Латыпов решил не спешить с окончательными выводами, но прицел на туловище мужика навел – на всякий случай, если тот вздумает куда бежать. Потом поднялся с пола и выкрикнул:
– Эй, паря! Стой на месте! А то сразу завалю!
«Паря» повел себя адекватно, без глупого дерганья. Разве что развернулся к старшине корпусом, потому что до этого стоял боком. Секундой ранее у Латыпова возникло смутное подозрение – из-за того, что он заметил на плече обнаженного незнакомца татуировку. Говорящую татуировку, очень похожую на фигурку орла.
– Брось оружие! – крикнул Латыпов, осторожно приближаясь к парню. – Ты кто такой?
И перевел прицел на лицо.
– Человек! – отозвался неизвестный и демонстративно отшвырнул мачете в сторону.
– Вижу, что человек, – сказал Латыпов. – Как тебя зовут?
До парня оставалось еще шагов двадцать. И в помещении было, мягко говоря, темновато. Но оптический прицел с подсветкой практически не оставлял вариантов для сомнений. Требовалось лишь получить подтверждение. Последнее подтверждение.
– Зачем тебе мое имя? – ответил незнакомец.
– Затем, что от этого зависит твоя жизнь.
Неизвестный промолчал.
– Слушай, не тяни крысопса за хвост, – попросил Латыпов, сдвигая прицел на грудь парня. – Времени у нас в обрез.
И опустил автомат, обнаружив на шее незнакомца шнурок с клыком нео. Тем не менее все-таки спросил – скорее, для проформы:
– Так как тебя зовут?
– Предположим, Тимур, – с неохотой отозвался парень.
– Ну, здравствуй, Тимур. – Старшина поднял забрало и неторопливо двинулся к сыну Стратега Олега. – Смотрю, все так и носишь мой подарок? Вот и не верь после этого в амулеты.