– Отнесу КВС и скажу насчет вездехода для раненых. Богдан, а ты иди с Алёной, – Слав побежал в сторону Башни.
Я машинально двинулся за ним, в уверенности, что и лазарет, и все остальные помещения находятся там. А где ж еще им быть, если других строений просто нет?
Но Алёна поманила меня в противоположную сторону:
– Богдан, нам сюда.
– Куда?
Ничего, кроме усеянного солнечными батареями пространства, я не видел. Разве что в отдалении красовались огороженные частоколом деревья, вроде тех, что растут в Кремле, в Тайнинском саду. Их ветки очень быстро регенерируют – на место срубленных за день за два отрастают новые. Полезная штука. У нас, в Кремле, это основной источник топлива. Да и в Ниитьме, похоже, тоже. Правда, деревья плотоядные. Не знаю, как ниитьмовцы, а кремлевские садовники подкармливают их крысособаками и ящерицами. А иногда и тура им приходится отдавать.
– Сюда, – Алёна провела меня между двумя рядами поддонов с ячейками солнечных батарей.
Я увидел лежащую на земле бронированную плиту, очень похожую на т у, что закрывала вход в бункер возле Музея. Рядом на столбике висел непонятный мне механизм: металлическая коробка размером с ладонь с маленькими круглыми дырками, и тремя рычажками.
«Это у них средство связи, – пояснил Лёнька. – Коробка с дырками – динамик, а рычажки что-то типа звонка».
Девушка привычным жестом утопила один из рычажков и сказала в динамик:
– А-эф триста сорок семь. Это я, Алёна. Со мной гость. Впустите нас.
Ответа, если он и был, я не расслышал. Зато плита мягко поехала на полозьях в сторону. Ну точно как в Музее! И ступени вниз идут. Только тут имелось освещение – вдоль стен висели стеклянные трубки, которые светились неярким желтоватым электрическим светом.
– Пойдем, – Алёна первой начала спуск.
Над нашими головами поехала по полозьям дверь-плита, закрывая вход, отрезая нас от внешнего мира.
Я невольно поежился. Алёна заметила и хмыкнула:
– Что, непривычно, да?
– Точно, – признался я. – Кремлевцы живут в постройках на поверхности. А в убежищах под землей обитали лишь наши предки – пережидали, когда радиационный фон спадет.
– А мы по-прежнему в подземных бункерах живем, – пояснила Алёна. – Привыкли уже. Да и зачем что-то менять? Тут удобно, безопасно. Есть, конечно, свои проблемы…
Пока спускались – а лестница оказалась ничуть не меньше, чем у Музея, – Алёна успела рассказать кое-что про их житье-бытье.
Оказалось, что почти все помещения Ниитьмы располагались под землей. Они были построены еще до Последней Войны. Этакий подземный городок с полной системой жизнеобеспечения.
Для спусков-подъемов предусмотрели лифт, но сейчас его используют только для перевозки грузов – экономят электричество, а без него, как я понял, в подземных бункерах существовать невозможно. Электричество – это свет, тепло, вентиляция. К тому же без тока не заработает оборудование в лабораториях, оранжереях и бройлерных, где разводят кур и кроликов.
«М-да… Раньше говорили, что Земля стоит на трех китах. А Ниитьма, выходит, на двух: излучатель и электричество», – подал мысленный голос Лёнька. Его потянуло на философию.
Спуск закончился коридором, который привел нас в «бюро пропусков», как окрестила это место Алёна.
Здесь коридор перегораживался бронированным щитком, из-за которого пришельцев рассматривал в упор солидный пулеметный ствол.
Возле пулемета столпились пятеро вооруженных парней. Как я понял, это был внутренний пост охраны.
Естественно, они были в курсе отчаянной вылазки группы добровольцев под руководством Олега Петровича и ждали нас, чтобы узнать последние новости. Причем один из парней от нетерпения едва не приплясывал на месте.
– Алёнка, привет! Ну что там? – Нетерпеливый бросился к нам.
– Мы принесли КВС… А еще пригнали КШМ… Почти пригнали… Лис и Тихон ранены. Мне срочно нужно в лазарет, сказать, чтоб подготовились к операции… – Алёна говорила отрывистым голосом, будто ее мысли сейчас были заняты чем-то другим. А потом вдруг сузила-расширила глаза и помотала головой, словно у нее резко ухудшилось зрение.
– Что с тобой? – спросил еще один охранник, высокий крепкий парень с абсолютно лысой, даже без бровей и ресниц головой.
– Все в порядке, Гриша. Просто пелена была какая-то перед глазами… Но теперь все прошло.
– А с остальными ребятами что? Где Олег Петрович, Яшка, Руслан и Кузьма?
«Кузьма! Так вот как звали того молчаливого парнишку», – догадался я.
– Нету. Ни Кузьмы, ни Руслана. И Олег Петрович погиб. Вернулись только мы с Яшкой, Тихон и близнецы. И Богдан… Вот, знакомьтесь. Он разведчик из Кремля… – Алёна говорила явно через силу, с трудом ворочая языком. А потом и вовсе покачнулась, ухватилась за стену, будто у нее закружилась голова, и стала медленно оседать вниз.
Гриша бросился подхватить ее, но я оказался быстрее. Поднял девушку на руки и осторожно прижал к себе.
– Она что, ранена? – встревоженно спросил у меня еще один охранник, обладатель густого сочного баса.
– Собаки у самого входа покусали, – пояснил я. – Ей бы в лазарет.
– Погоди, – остановил меня басовитый. – Надо сперва сдать оружие.
– А потом нельзя? Ей же плохо совсем, – попытался спорить я.
– Нельзя, – заупрямился охранник. – На территорию жилых блоков с оружием вход воспрещен.
– Таковы правила, Богдан… – Алёна шевельнулась, пытаясь высвободиться из моих рук, но попытка вышла совсем слабой. – Они одинаковы для всех…
Больше я спорить не стал. Быстрее выйдет разоружиться, чем вступать в долгие и явно бессмысленные пререкания.
Двое охранников остались у пулемета, а остальные пошли с нами в караулку – небольшую, слабо освещенную комнату, естественно, без окон.
Тут стоял старый продавленный диван, два топчана со свернутыми матрасами, стол, оружейная стенка с креплениями для арбалетов и стойка для мечей. Возле дальней стены пристроился открытый цинк с болтами. Отдельно лежали мешочки, как я понял, с дымным порохом. На полочке возле стола обнаружились несколько коробок с патронами для АК и дробовика. Рядом висело переговорное устройство, вроде того, что было снаружи.
На столе стоял светильник, причем не электрический, а скорее похожий на древнюю керосиновую лампу. Я такие на картинках видал, в школе во время уроков истории. Под закопченным стеклом метался яркий язычок огня. Он был единственным источником света, если не считать небольшую чугунную плитку на дровах. Ее заслонку слегка приоткрыли, и было видно, как внутри разгораются поленья. На плитке кипятился жестяной, помятый с одного бока чайник.
Я бережно усадил девушку на диван, а затем протянул охранникам все свое оружие, кроме Тана. Помог разоружиться Алёне.
– И это тоже, – Гриша указал на танталовый штык.
Мгновение я колебался, но Алёна разрешила мои сомнения:
– Богдан, пожалуйста, не спорь.
– Ладно, – я протянул Тан Грише и с нажимом сказал: – Под твою личную ответственность.
Наши взгляды встретились. Безволосый ниитьмовец переменился в лице, но быстро взял себя в руки. Даже сумел улыбнуться и пошутить:
– Зуб даю.
– Зуб себе оставь. А за штык отвечаешь головой, – не поддержал шутку я.
Гриша резанул меня оценивающим взглядом, будто изучал будущего противника, а потом протянул штык басовитому:
– Спрячь отдельно, ладно? В сейф запри.
– Ну все? Теперь наконец-то можно идти в лазарет? – проявил нетерпение я.
– Ей – да, – кивнул басовитый. – А ты погодь пока.
Гриша попытался помочь Алёне подняться, но она отстранила его:
– Не надо. Мне уже лучше.
Странный недуг вроде и впрямь прошел. По крайней мере на ногах девушка держалась уверенно. Она окликнула басовитого:
– Паша, а насчет Богдана какие вам дали распоряжения?
– В карантин. До выяснения, – буркнул он. – Приказ Директора.
– Ясно… – Алёна повернулась ко мне, взяла за руку и попросила: – Не делай глупостей, ладно? Посиди денек в карантине. А мы с Яшкой все уладим, вот увидишь. Всего один день, обещаю!
«О как! А девочка-то испугалась. Причем не за тебя, а за свою родную Ниитьму. Никак решила, что ты сейчас в момент ушатаешь всю эту доморощенную охрану, перебьешь половину крепости и вырвешься на свободу, – хохотнул Лёнька. – Высоко же она ценит твой боевой потенциал!»
Я невесело хмыкнул. Все бы отдал, чтобы она ценила во мне не только это…
«Ладно, Дан, работаем, – мысленный голос Лёньки стал жестким и сосредоточенным. – Первая цель – Гриша. Он тут самый опасный. Судя по внешним данным, неплохой рукопашник, но опыта маловато. Можно застать его врасплох. Действуем быстро. Берешь на болевой и…»
«Погоди, – прервал я бывшего кио. – Не собираюсь с ними махаться».
«У тебя есть другой план, как выбраться отсюда?» – не понял Лёнька.
«Нет. Мы остаемся. По крайней мере на некоторое время. Посмотрим, как пойдет, и решим. А покамест эти ребята нам не враги».
«Понятно… – Осьминог скосил глаза-плошки на Алёнку и недовольно пробурчал: – Крепко же она тебя зацепила, не отодрать. Ради нее даже готов послушно сидеть взаперти, как телок в ожидании бойни? А под топор мясника сам побежишь, да еще приплясывая от радости, да?»
«Ерунду не гони, – недовольно отмахнулся я. – Никакого мясника не будет. Я же им помог КВС раздобыть. Так что все образуется, вот увидишь».
«Это ты увидишь, влюбленный дурак, – зловеще пообещал Лёнька. – Поумнеешь, да как бы не поздно…»
Так называемый карантин походил на обычную жилую комнату, причем намного удобнее наших кремлевских келий. Разве что снаружи дверь запиралась на запор.
Оставшись в одиночестве, я огляделся. Окон нет, освещение электрическое. Гриша и второй охранник, которые привели меня сюда, предупредили, что оно выключается ровно в десять вечера, то есть примерно через час, и включается только утром.
Время тут считали не склянками, как у нас, в Кремле, а объявляли каждый час через встроенные в стены динамики.