– А то, – протиснулся из толпы второй телохранитель. – На счет три.
Я шагнул в круг. Правда, в отличие от противника, свой неказистый меч я держал как палку, двумя руками, аккуратно, чтобы не порезать об лезвие левую ладонь – надо отдать должное Степану, его оружие было заточено отменно. Кому как, а мне вот так удобно. Чем на весу одной рукой держать более чем полуметровую полосу стали, я ее лучше двумя подержу. Меньше устану.
– Ты б в стойку встал, что ли, – посоветовал сзади Никифор голосом, полным сочувствия. – А то как телок на заклание вышел, ей-богу…
– За телка ответишь? – не оборачиваясь буркнул я.
– Да я чо? Я ж как лучше, – вздохнул воин. – Эх, жаль мужика, пропадает ни за что…
Он еще что-то хотел сказать, но не успел.
– Раз-два-три! – неожиданно как из пулемета выпалил напарник Тараса.
Княжий телохранитель молнией рванулся вперед, одновременно занося над головой свое страшное оружие. Чтоб наверняка, одним ударом, от шеи до пояса развалить человека, на которого так ловко удалось повесить свою вину.
Между Тарасом и мной было метра три, не больше. Один рывок, один удар – много ли для этого надо? Ровно секунда, не более. Но и за столь короткий отрезок времени можно сделать очень многое. Например, резко, без замаха распрямить обе руки, швырнув свой меч в искаженное яростью лицо нападающего.
Силы в моем броске было немного, скорости – тоже. И бросок мой – не особо большая проблема для тренированного воина, чуть ли не с рождения обучающегося воинскому искусству. И правило для подобных случаев простое. Видишь клинок, летящий тебе в лицо, отбей его, а после заруби хозяина клинка.
Что Тарас и сделал. Правда, вместо того, чтобы опустить свой меч на мою макушку, пришлось ему отбивать мой меч, летящий ему прямо в перекошенную яростью физиономию. При этом я успел заметить презрительную ухмылку, еще больше изуродовавшую лицо княжьего телохранителя. Мол, дурак пришлый, как есть дурак. А теперь еще и дурак безоружный. Подумаешь, большое дело отмахнуть плоскостью клинка летящий меч, а следующим движением…
Однако следующего движения не получилось. Вернее, оно получилось, но только не у Тараса, занятого отбиванием брошенного меча.
Я нанес удар с места, вложив в него всю силу, на которую был способен. Будто мечом рубанул, но только снизу вверх, словно хотел разрубить противника от паха до его омерзительной ухмылки. И рубил я ногой, обутой в тяжелый «берц». Не бил, а именно рубил, с выдохом, на вылет, на вынос всего, чему положено быть у мужика между ног, как рубят тех, у кого нет ни чести, ни совести, кто не достоин носить гордое звание мужчины…
Читал я как-то в своем мире пространную статью о неэффективности ударов в пах. Автор распинался, уверенный в своей правоте, сыпал аргументами, способными сбить с толку того, кто ни разу не дрался на улице. На что могу сказать лишь одно. Автор той статьи – счастливый человек. Ему просто никогда со всей дури не били по колоколам. Иначе бы он писал совершенно другую статью. Или не писал вовсе – бывает, что после такого удара люди просто умирают от болевого шока.
Но княжий телохранитель оказался крепким малым. Не умер. Только вскрикнул хрипло, выронил меч и резко согнулся вперед, словно решил отвесить мне поясной поклон.
Ну, мы люди не гордые, в поклонах не нуждаемся. Шагнул я влево диагональным шагом, принял на сгиб правой руки Тарасову голову с выпученными глазами, сжал ее, обхватив ладонью затылок – и резко крутанулся против часовой стрелки, одновременно уходя в глубокий присед.
Несмотря на габариты телохранителя, прием сработал безотказно. При этом положении руки напряженный бицепс давит либо на горло, либо на болевую точку, расположенную под носом. Не захочешь, а по-любому рефлекторно пойдешь вслед за болью, чтобы хоть как-то уменьшить давление…
Я же, продолжив движение, засунул голову Тараса под свою согнутую левую ногу, подхватил его безвольную правую руку – и резким движением сломал ее в локтевом суставе о свое бедро. Потому что не нужны руки тем, кто ими пакостит.
– Т-ты!!!
Из толпы рванулся ко мне второй телохранитель, на ходу выдергивая меч из ножен. Но есть на свете кое-что побыстрее меча. Выхватив из-за пазухи стонущего Тараса ТТ, я выстрелил так, чтобы не задеть кого-то случайно – в занесенную для удара руку, сжимающую меч…
Попал удачно, в запястье. Меч в одну сторону, кровь с осколками кости – в другую. Мощный «тэтэшный» патрон «трехлинеечного» калибра на небольшом расстоянии штука страшная. Правда, патронов в магазине маловато, в этом отношении «Ярыгин» приятнее более чем вдвое. Впрочем, выбирать не приходится, поработаем тем, что есть.
Переложив пистолет в левую руку, правой я достал из ножен «Бритву», сияющую зловещим мертвенно-лунным светом. И спросил ровным, даже, как мне показалось, немного скучным голосом:
– Кто следующий?
Непростое дело вещать безэмоционально, когда внутри тебя клокочет жуткий коктейль из адреналина и ярости, готовый разнести все, что есть в тебе человеческого, и выплеснуться наружу очередным приступом боевого безумия. Но сейчас его надо, очень надо сдерживать, иначе можно натворить нехороших дел, о которых потом будешь сильно жалеть. И побочный эффект этого волевого блока – скучный, ровный, серый голос, от которого людям порой становится жутко, гораздо более жутко, чем если бы я рычал на них диким зверем.
Толпа невольно попятилась. Не потому, что испугались, нет. Инстинкты сработали. Находясь на грани, я очень явственно чувствовал за своей спиной ледяное дыхание сестры, готовой собрать нехилую жатву. И люди, его почувствовав тоже, слегка сдали назад, подрастеряв пыл праведного гнева и уверенность в собственной правоте.
– Свершился божий суд, – мрачно прогудел за моей спиной голос Никифора. – Гость невиновен в смерти князя. Ну что, довольны? За минуту минус два воина, которые на стенах ох как пригодились бы. А ну-ка марш все по своим местам. Кого увижу без дела шатающимся, битой по хребту охреначу по законам военного времени, так и знайте. Если скведы сегодня более не полезут, к вечеру князя похороним возле стены. Вопросы?
– Ты полегче заворачивай, Никифор, ишь, раскомандовался, – негромко проворчал из толпы тщедушный мужичок, но в полный голос возразить не посмел. Чего выпендриваться, когда здоровяк дело говорит?
– Хватит уже, поиграли в демократию, – с трудом выговорив трудное слово, сплюнул себе под ноги сосед мужичка. – Пошли уже, пока этот Снар с катушек не соскочил, уж больно глаза мне его не нравятся. И нож у него непростой, сразу видно, что артовый, ишь как сверкает. Хрен его знает, что с того ножа может приключиться.
– Секвестр нижнего регистра в одно касание может приключиться, вот чего, – брякнул чернобородый, долговязый парень. – Как вон сейчас у Тараса. Вместе с правой рукой в придачу, а то и с шибко умной башкой. Вы как хотите, а я пошел.
И ушел.
Следом за ним потянулись остальные. Не прошло и трех минут, как на площади перед мрачным зданием остались я, Никифор, Степан и двое раненых, которым никто не стал оказывать помощь. На то он и божий суд, лезть в дела высших сил желающих не нашлось.
– По закону все, что принадлежало побежденному на божьем суде, – твоё, – пробасил Никифор. – Но только то, что на нем и с ним сейчас. Дом, бабы, другое имущество – это все его остается.
– Да на кой мне его дом и бабы, – выдохнул я, чувствуя внутри себя неприятную дрожь – когда адреналин отпускает, лично у меня всегда так. Так-то вроде все нормально, только в желудке словно беззвучный будильник дребезжит, мерзко так, до тошноты. Хорошо, что недолго. – Хотя, то, что на нем, может пригодиться.
– Кафтан мой заберешь и исподнее? – прошипел с земли Тарас. Адская боль в сломанном суставе на время поутихла, и теперь бывший телохранитель князя бережно поддерживал искалеченную руку, боясь лишний раз шевельнуться.
– Да подавись ты своим барахлом, – бросил я, наблюдая, как Степан, подняв с земли свой меч, с грустью смотрит на глубокий скол лезвия в том месте, где хрупкий клинок из нержавейки встретился с дорогой, многослойной сталью. Такое не заполировать. Теперь этим мечом только дрова в печке ворошить, более он ни на что не годен.
Я наклонился и расстегнул широкий кожаный пояс Тараса, на котором висели заказные ножны со сложным узором и подсумок под «тэтэшные» магазины. Сняв ножны с пояса, я подобрал Тарасов меч и протянул недешевый комплект Степану.
– Держи, теперь это твое.
– Не возьму, – качнул головой воин. – Хоть и по закону ты взял оружие, но все равно, не по себе как-то…
– Ему меч в ближайшие полгода не понадобится, – кивнул я на скрипящего зубами Тараса. – А тебе на стенах пригодится. Я брал меч у тебя – я отдаю меч. Свой, взятый с бою. Так что если и есть на мне грех, он только мой, и тебя не коснется.
– Есть наверно, – вздохнул Степан. – Хоть и гад Тарас, но все-таки жестоко ты его… И напарника тоже…
– Чушь не неси, малой, – прогудел Никифор. – Они его убить хотели, так что он имел полное право убить их обоих. Но пожалел. Хотя по мне лучше б убил, теперь общине двух придурков-инвалидов кормить придется.
– Оружие вернете? – поинтересовался я, наблюдая, как на краю площади собирается кучка неплохо одетого народа – видать, родня покалеченных. Но подойти-забрать неразумных не решается. Похоже, успели им встречные рассказать про гостя, которому чужую руку что сломать, что отстрелить – раз плюнуть.
– Вернем, – вздохнул Никифор. – Но на подарки, о которых князь говорил, не рассчитывай. Арсенал у нас не пустой, конечно, но хватит с тебя двух пистолетов и меча, взятых с бою. Я б на твоем месте еще и сапоги этих дятлов забрал. Куда не приди, на такую обувку можно много чего обменять.
– А мне милостей не надо, – усмехнулся я. – И пистолеты с мечами и сапогами тоже без надобности. Покажи-ка, что у вас есть в арсенале, может, у вас чего сменяю. Или куплю. За золото. У вас «Сеятели» в ходу, или вы только сапогами за патроны с маркитантами рассчитываетесь?