Но мне вполне хватило этих секунд, чтобы вскинуть АКСу и начать стрелять…
С такого расстояния не попасть трудно – даже в трудную цель. И я попадал, паля из автомата короткими очередями, и одного за другим сшибая на землю летающих монстров. Последний решил улизнуть, развернулся было в воздухе, попытался набрать высоту – но моя очередь начисто срезала у него оба крыла, вследствие чего мутант полетел вниз с десяти метров, тяжело рухнул на землю… И больше не двигался.
Я опустил вниз пустой автомат, оглядел поле боя.
Ну, конечно. Вон один уже ползет к своему АК, волоча за собой негнущуюся ногу и изувеченное крыло. Машины для убийства, не более того. И пока их не доломаешь, они не успокоятся.
Вытащив из ножен «Бритву», я шагнул к раненому мутанту. Клинок, сволочь такая, уже поблескивал синевой. Когда ему надо чужих душ набрать – или чего он там забирает при убийстве, – прям сияет от предвкушения. А как мне что-то надо от него – ничего не знаю, я обычный нож без каких-либо особых признаков. Прошлая «Бритва», помнится, была более лояльной к хозяину – хотя, надо признать, менее мощной. А, может, я просто еще не до конца научился управлять новым ножом? Ладно. Поживем – увидим.
– Что ты собрался делать?
Голос Рудика вывел меня из задумчивости.
– Облегчить страдания. Нынешние – раненому, и будущие – себе. Ибо когда оно выздоровеет, обязательно попытается отомстить. Ну и на фига мне лишние страдания?
– Но ведь это…
– Это нормально на войне – уменьшать шансы на собственную смерть, – сказал я, отбрасывая ногой автомат крылана и с размаху втыкая нож в сочленение шлема и доспеха. – Понимаю. Ты вырос в библиотеке, и тебе это кажется дикостью. В книжках принято писать про благородство, хорошие дела для всех и каждого. А я все еще пишу книжки, и вообще жив только потому, что стараюсь делать хорошее только для своих. Для чужих же – добро за добро, а за зло – по справедливости.
Второй мутант попытался сопротивляться. Встал на одно колено, вытащил штык-нож. Хорошая попытка, молодец. Умереть, сжимая пальцами рукоять своего оружия – это правильно. Я бы тоже хотел когда-нибудь так же, как он, уйти в Край Вечной Войны. С ножом в руке. И – быстро.
– Он же не мог сопротивляться! – пискнул Рудик. – Он был ранен!
– А он и не собирался, – сказал я, глядя, как быстро, не задерживаясь, стекает по моему клинку черная, нечеловеческая кровь. – Он просто хотел умереть правильно. Это в него вложили создатели. Зачем – не знаю. Возможно, чтобы враги уважали. Но по-любому, это хорошая функция. Пожалуй, единственное, что в этих тварях есть хорошего.
Я сунул нож в ножны. Вроде, больше никого, все сдохли. И замечательно. Такая нечисть не должна летать над землей этого мира, да и в других мирах – тоже. Слишком уж она совершенное орудие для убийства, созданное чьим-то безумным гением. Это точно не случайная мутация. Это просто совершенная летающая смерть, повинующаяся воле своего хозяина. Интересно только, зачем тому хозяину мог понадобиться я? Причем настолько сильно понадобиться.
Вдали, со стороны «рюмки» уже слышался рев моторов. Поняв, что летающий десант не справился с заданием, неведомый враг отрядил вторую группу.
Наземную.
Конечно, можно было попытаться свалить. Но куда? Объезжать Черную Грязь? Или вернуться обратно по Ленинградскому шоссе? Первое – слабореально. Догонят как пить дать, они ж тут за столько лет каждую тропку изучили. Второе – незачем. Для того ли я пёрся сюда столько километров, чтобы вернуться туда, откуда приехал?
Оставался только третий вариант.
Я сел на мотоцикл, завел его и активизировал электрический привод поворота блока стволов. Что бы там не рычало, что бы не неслось сюда по территории аэропорта через обрывки тумана, стелющегося понизу – ему наверняка не понравится то, чем я собрался его встретить.
– Рудик, все-таки, шел бы ты отсюда, – бросил я через плечо. – Это твой второй шанс. И третьего не будет.
– Шел бы ты сам знаешь куда? – сказал спир, меняя пустой магазин АКСу на полный. – Я своих не бросаю.
– Ну, как знаешь, – усмехнулся я.
И начал стрелять, так как из тумана одна за другой начали выныривать остромордые бронемашины.
Спасибо торжокским, патроны они продали бронебойные, что как нельзя лучше подходило для моей теперешней ситуации. Конечно, лобовую броню наших БТРов и заокеанских «Кадиллак-скаутов» шить «миниганом» затруднительно, но вот по колесам отработать броневики – самое милое дело.
Всего их было восемь. Наши «восьмидесятые» и «девяностые» БТРы числом шесть, и два импортных «Кадиллака» двухсотой серии с поворотной башней, оснащенной двумя крупнокалиберными пулеметами – именно такие, что я видел в хармонтской Зоне во время моего пребывания в Америке.
Меня спасло то, что стрелять я начал раньше, практически на звук, целясь именно по колесам. А тем, кто сейчас вынырнул из тумана, предстояло еще осмотреться, оценить ситуацию, разобраться, что к чему. Так что пока они разбирались, я успел разлохматить передние колеса двух бронемашин… при этом понимая, что это – всё.
Не устоять мне против стольких противников, нереально это. Даже с разбитыми в хлам передними колесами такие машины способны двигаться. И то, что два БТРа сейчас, вильнув одновременно, протаранили друг друга, ни о чем не говорит. Башни-то у них продолжают вращаться, да и остальные бронемашины никто не отменял.
Тем не менее, оставшийся боезапас я выплеснул на остальных, стреляя на этот раз по башням. Одну даже заклинил перед тем, как «восьмидесятый» успел полоснуть по мне из своего КПВТ.
Крупнокалиберный пулемет – не шутка. Тем более, что мои «миниганы» теперь вращались впустую, по инерции – кончились патроны. А в ответ начали стрелять остальные бронетранспортеры…
Я успел соскочить с сиденья и нырнуть за мотоцикл, когда по нему ударил свинцовый дождь. Теперь, похоже, действительно всё. Хотя…
Выдернув из сумки РПГ, я катнулся вбок, уходя от ливня очередей и рикошетов, выстрелил – и тут же откатился обратно, успев увидеть, что моя безумная авантюра увенчалась успехом. Кумулятивный заряд просто снес башню «кадиллака», которая весьма эффектно взлетела в воздух.
Вот теперь, действительно, всё.
Я протянул руку, достал из сумки чехол с СВД, вытащил винтовку и примкнул к ней «Бритву». Похоже, настало время тряхнуть стариной. Посмотрим, так же эффективно вскрывает мой нож борта бронетранспортеров, как делает это с пространством между мирами.
– Что сейчас будет? – трясясь от страха, спросил Рудик.
– Закон снайпера, часть вторая в действии, – криво усмехнулся я. – Когда кончаются патроны, начинается самое интересное.
И выглянул из-за мотоцикла, прикидывая, как бы мне лучше пробежать по простреливаемому участку до ближайшего БТРа, и при этом, желательно, остаться в живых.
Но моим планам не суждено было сбыться. Я увидел, как над двумя «девяностыми» поднимается прерывистый дымок… и, понял, что на БТРах решили больше не рисковать, а просто обстрелять трудную мишень из автоматических гранатометов АГС-17.
И теперь это действительно – всё.
– Ну, бывай, Рудик, – сказал я, подмигнув испуганному спиру. – Все-таки неплохо мы с тобой повоевали, а?
Ответа я не услышал. Если он и был, то звук утонул в грохоте многочисленных разрывов гранат…
Боли не было. Просто я почувствовал, как меня, словно огромной траурной накидкой, стремительно накрывает сплошная, беспросветная чернота…
Всё…
– Я вот одного не могу понять. Ну ладно, уничтожил моих летунов, на что я, признаться не рассчитывал. Но когда БТРы пошли, зачем была нужна эта бессмысленная контратака? К чему рисковать жизнью, когда уже ясно, что проиграл?
Я медленно поднял тяжелые веки – и ничего не увидел, кроме расплывчатых пятен. Дышать было трудно. Легкие горели огнем, голова казалась свинцовой и болела нереально.
Понятно… Последствия тяжелого отравления. Не иначе, АГС-ы стреляли газовыми гранатами, начиненными чем-то вроде легендарного «Циклона Б». А потом, чтобы я не сдох, мне, бесчувственному, вкололи антидот. То есть, тем, кто захватил меня в плен, я зачем-то был нужен живым.
– Так вот, я повторяю вопрос. Не логичнее было поднять руки и сдаться?
– Сталкеры не сдаются, – прохрипел я.
– Вот оно в чем дело, – протянул смутно знакомый голос. – А я надеялся, что у сталкеров, помимо боевых навыков, еще присутствует и голос разума. Видимо, зря надеялся.
Размытые пятна понемногу обретали форму. Я с усилием сморгнул – и, наконец, сумел рассмотреть, куда на этот раз занесла меня судьба.
Я находился в довольно просторном помещении, одна стена которого была стеклянной – эдакое окно, выходящее на аэропорт. Остальные три стены оказались сплошь выложены белой плиткой, с которой, наверно, очень удобно смывать кровь.
В самом же помещении находились:
– железный стол, на котором были аккуратно разложены хирургические инструменты, стоял пузатый графин с прозрачной жидкостью, накрытый стаканом, и лежала моя «Бритва» в ножнах,
– стеклянный шкаф со всякими пробирками,
– большое кресло со стальными зажимами для рук на подлокотниках,
– силовой шкаф, от которого к креслу тянулся солидный пук проводов,
– две те самые летучие твари с автоматами в лапах, сложившие крылья сзади наподобие плащ-накидок и абсолютно неподвижно застывшие возле двери – не иначе, местная охрана,
– и лысый мужик лет шестидесяти с виду в белом накрахмаленном халате. Пожалуй, с того момента, как мы виделись в последний раз, он изрядно похудел, осунулся, и на его лице заметно прибавилось морщин.
Да, и еще, конечно, в помещении был я, тщательно привязанный кожаными ремнями к сварному металлическому кресту, косо вмурованному в пол эдакой двухметровой буквой «Х».
Заметив, что я пришел в себя, мужик улыбнулся.
– Дежавю, не так ли, друг мой?
– Тамбовский крысопес тебе друг, – сказал я, выплевывая на сверкающий чистотой пол вязкий комок слюны. – Профессор как тебя там? Лебе…