– Ты никогда больше ничего не увидишь, Кречетов, если немедленно не развяжешь меня, – сказал я, отсмеявшись. – Потому, что тебе осталось жить ровно две минуты, а, может, и меньше.
– Что за чушь? – нахмурился профессор.
– Вспомни свой самый большой страх, – отозвался я. – Вспомни его, а потом просто выгляни в окно.
Я успел заметить, как побледнел Кречетов. Видимо, вспомнил что-то. Потом нерешительно шагнул к окну, глянул вниз…
– Невероятно, – прошептал он. – Опять…
– И опять, и снова, – произнес я с нескрываемым злорадством. В котором, впрочем, немедленно раскаялся.
Куда девался самодовольный вид профессора? Передо мной стоял трясущийся от ужаса старик.
– Помогите… – пролепетал он побелевшими губами, резко перейдя на «вы». – Помогите, прошу вас… Обещаю…
Я вздохнул. Потом проворчал:
– Вряд ли я смогу что-то сделать со связанными руками.
– Да-да, конечно…
Профессор сунул руку в карман халата, вытащил скальпель и четырьмя отточенными движениями перерезал ремни, стягивающие мои запястья и щиколотки.
Ну что ж, замечательно. Теперь я мог одним движением раздавить Кречетову кадык, и разом решить все проблемы. Охрана у двери, конечно, это проблема, но любые проблемы можно решить – было бы желание и возможности.
Но двумя дециметрами выше кадыка находились глаза, переполненные животным ужасом, смотрящие на меня с мольбой. Да уж… Третий закон снайпера, который я сам для себя вывел, гласит: я вообще-то по жизни добрый, если меня не злить. И сейчас, как это ни было странно для меня самого, злости во мне точно не было. Ну не могу я, когда на меня так смотрят. Не могу – и все тут.
Я шагнул к столику, вытащил из ножен «Бритву», сосредоточился, мысленно налаживая контакт с моим ножом, после чего размахнулся и нанес длинный удар, словно вспарывал сверху донизу большую картину, растянутую от пола до потолка.
И картина поддалась.
Послышался треск, лазурные молнии побежали по разошедшимся в стороны краям разреза. Пространство, рассеченное «Бритвой», дрожало и грозило схлопнуться обратно. Но молнии, то и дело пробегающие по краям разреза, держали его, словно электрические пальцы.
– Добро пожаловать в другой мир, профессор, – мрачно произнес я. – Постарайтесь его не очень испоганить.
– Приложу все усилия, – отозвался Кречетов, быстро подходя к разрезу. Честно говоря, ничего нового я не увидел там, за его границей. Как обычно, черное небо, черная стена леса и полоса жухлой, мертвой травы. Похоже, «Бритва» способна открывать лишь проходы между Зонами разных миров, другого от нее ждать бессмысленно.
Кречетов запнулся лишь на секунду, после чего решительно шагнул вперед. Интересно, как отреагируют мутанты другого мира на появление из ниоткуда человека в белом халате? Впрочем, мне этого уже не узнать. Разрез схлопнулся за спиной профессора, и лишь легкий запах озона напомнил о том, что мгновение назад прямо посреди этого помещения висел в воздухе самый настоящий проход между мирами.
А потом я услышал треск, с которым рвется материя, повернул голову – и увидел, как из груди летуна вылезает окровавленный кончик остро отточенного клинка. Второй летун отшатнулся было в сторону, вскидывая АК – но сделал он это недостаточно быстро. Тело первого мутанта еще оседало на пол, когда в воздухе сверкнула серебристо-кровавая молния и автомат, так и не поднявшийся на нужную высоту, грохнулся на пол одновременно с головой незадачливого автоматчика.
В следующую секунду обезглавленный труп шлепнулся в лужу крови, растекшейся по белому полу – и через этот неаппетитный натюрморт перешагнул человек, одетый в черный, слегка мешковатый костюм. В руке вошедший сжимал меч, с которого медленно стекали капли крови. Человек постоял мгновение, оценивая ситуацию. Потом сделал резкое, почти невидимое движение кистью, отчего на полу обозначилась безупречная темно-красная линия, а клинок меча, сверкнув идеальной чистотой, неторопливо отправился в ножны, заткнутые за пояс.
Человек окинул взглядом помещение, потянул носом и, нахмурившись, произнес:
– Иван, какого хрена? Куда ты дел этого урода?
– Я тоже рад тебя видеть, Виктор Савельев[9], – усмехнулся я, пряча в ножны «Бритву». – Правда, не припомню, когда я успел тебе представиться.
– Ерунда, – буркнул человек в черном по прозвищу «Японец». – Ты вспомнил, как тебя зовут, значит, и я это знаю.
– Ты ж вроде обещал не копаться у меня в мозгах? – напомнил я.
– Они[10] попутал, – отмахнулся Савельев. – Так, понятно. Значит, ты снова отправил его в другой мир.
– Ну не могу я, когда убивают стариков, женщин и детей, – повинился я. – Тем более, что я знаю, как ты собираешься его убить.
– Не можешь? – горько усмехнулся Японец. – Правильно, не можешь. До тех пор, пока старик, женщина или ребенок не убьют того, кто тебе дорог. Или тех…
Я вздохнул. Пожалуй, Виктор прав. Отпустил бы я Кречетова, если б он исполнил свою угрозу и скормил Рудика своему летуну? Не знаю. Честно – не знаю.
– Извини, – развел я руками. – Но, может, пора уже отпустить твоих? Дать их душам спокойно существовать в Чистой Земле[11], не тревожа их эманациями мести?
Виктор скрестил ноги, сел на пол и закрыл глаза.
– Я подумаю, – тихо произнес он. – А сейчас мне нужно побыть одному.
Я не стал спорить, повернулся и вышел из комнаты. В принципе, синоби[12] его уровня вполне может прямо сейчас отыскать невидимый след моего портала и нырнуть в тот, другой мир, куда сбежал Кречетов. Но я надеялся, что этого не случится. Все-таки, убивать старика, засовывая ему взрывпакет в распоротый живот – это неправильно. И, мне кажется, Савельев, несмотря на все его способности и страшную, изломанную судьбу, все же не настолько жесток, как хочет казаться…
Рудика я нашел в соседней комнате, связанного, словно докторская колбаса, с кляпом в пасти, над которым сверкали два круглых глаза. Когда я развязал мутанта, тот, выплюнув кляп, тут же мне предъявил:
– И чего ты так долго?
– Я тебе не книжный супергерой, – огрызнулся я. – Плевками разгонять врагов не умею.
– Тем не менее, разогнал, – хмыкнул мутант. – Ладно, замнем для ясности. И куда мы теперь?
– Для начала нужно найти наш мотоцикл и оружие, а потом уже планы строить, – заметил я. – Но, думаю, туда же, куда и направлялись. В Москву.
Эпилог
Побитый бронебойными пулями мотоцикл докашлял до развалин гигантского торгового центра справа от шоссе – и заглох намертво. Умер от ран, как погибает воин, идущий к своей цели несмотря ни на что.
Жаль было мне стального коня, до слез жаль, но ничего не поделаешь. Отремонтировать это чудо техники в условиях постапокалипсиса было практически нереальной задачей. Поэтому я вынул из переметных сумок все более-менее ценное, что мы с Рудиком могли бы унести на себе, после чего подкатил мертвую машину к обочине, за которой росли густые заросли хищных придорожных кустов, зафиксировал руль карманным ремешком для связывания пленных, и с силой толкнул.
Мотоцикл тяжело покатился вперед, набрал скорость – и тяжело врезавшись в заросли скрылся в них полностью, будто в омуте утонул. Только из воды достать машину реально, а вот из переплетения колючих, угрожающе шевелящихся ветвей его даже в бронекостюме не вытащить – задушат смельчака живые кусты, а после, вскрыв крепчайшими шипами броню, высосут всю кровь до капли…
– Прощай, дружище, – негромко сказал я.
– Покойся с миром, – всхлипнул Рудик, утерев нос рукавом камуфляжа.
– Ладно, пошли, – сказал я. – Пока еще совсем не стемнело, надо до Купола добраться.
– А зачем? – поинтересовался спир. – Как ты через него проходить собрался? Говорят, в Москву теперь никому пути нет – кроме тех, кто знает, как открыть проходы.
– Ну, значит, поищем тех, кто знает, – усмехнулся я.
До сверкающей стены, взметнувшейся над МКАДом, было от силы полкилометра. Она напоминала гигантское мутное стекло, по которому время от времени пробегали разряды молний. За Куполом смутно угадывались очертания полуразрушенных зданий, похожие на пластмассовые руины в давно немытом аквариуме.
И ежу понятно – не пройти. Зря я проделал такой путь из Петербурга в Москву. Да и нужен ли он был? Стоила ли того цель, которую я себе поставил – увидеть глаза девушки цвета единственного в мире артефакта? Глаза той, чье имя я теперь знал точно. Не странное прозвище «Сорок пятая», данное ей Всадниками в чернобыльской Зоне, а настоящее, человеческое имя? К тому же, если объективно смотреть на вещи, едва ли ей нужен сталкер, битый жизнью, пулями и судьбой, когда рядом с нею наверняка выживший, статный, видный дружинник Данила?
– Сомневаешься?
Голос спира вывел меня из задумчивости.
– Есть немного.
– А ты не сомневайся, – сказал мутант, поправляя на плече свой АКСу. – Жизнь – она сама всё на свои места расставит. Видишь, там впереди костер. Пошли, что ли, погреемся, если пустят – ночь обещает быть холодной.
Действительно, ночи стали заметно прохладнее. Близилась осень, пора тоскливая и промозглая в любом из миров. Особенно это ощущается, когда на душе погано. Пока сюда ехал – не думалось, а тут с каждым шагом почему-то становилось все тяжелее и тяжелее. Но Рудик прав. Как бы ты не загонялся по жизни, тепло и горячая пища нужны организму всегда.
Сумерки сгущались. Огонек костра мерцал впереди, словно маяк, указывающий путь заплутавшим в море опасности и ненависти. Можно было, конечно, и свой костер развести, но лучше, когда возле огня несколько бойцов сидит, а не двое уставших путников. Просто безопаснее так. Так что мы продолжали идти…
И вдруг я расслышал звук, от которого отвык уже очень давно.
Там, у костра, кто-то играл на гитаре, сопровождая мелодию песней. Слов было пока что не разобрать, но на меня немедленно нахлынули воспоминания о чернобыльской Зоне, где у сталкеров не было иного развлечения, кроме как посидеть у костра после рейда и послушать того, кто знал хотя бы три блатных аккорда и мог исполнить хоть что-нибудь. Неважно что, лишь бы немного отвлечься от ежедневного кошмара, который зовется сталкерскими буднями.