Ключница ответила не сразу, зажигая на столе толстую свечу в подсвечнике.
– Готово. Да не стой ты на пороге, как истукан. Захлопни дверь и закрой на засов… А что касаемо памяти… Знаешь, Тимка, случаются в жизни такие вещи, о которых лучше забыть навсегда… Но у тебя, конечно, перебор произошел. Ежели, конечно, не врешь.
– Я вообще врать не умею, – почти искренне заявил Тим.
– Да ну?.. Сдается, мне, что ты из тех, кто врет и не краснеет. Хм… А вот скажи-ка мне, честный парень, бабы у тебя раньше были?
– Какие еще бабы? – На этот раз Тим был абсолютно искренен, насколько может быть искренен человек, почти напрочь лишенный долгосрочной памяти. Он даже несколько раз хлопнул густыми ресницами – от сильного удивления.
– Разные, – со вздохом отозвалась Марфа. – Ладно, проверим. А ну-ка, приспусти шорты до колен.
– Это еще зачем???
– Рану твою на ляжке гляну – не воспалилась ли? А то загноится… А ты о чем подумал?
– Ни о чем, – сказал Тим.
Он и вправду ни о чем не думал. Так, шевельнулось одно неясное подозрение, но ни во что конкретное не оформилось. Он расстегнул брезентовый ремень и выполнил распоряжение ключницы.
Та взяла со стола подсвечник и, наклонившись, начала осматривать «боевое ранение», нанесенное Тиму вормом ржавым копьем. И уже через несколько секунд присвистнула.
– Что, плохо? – озабоченно спросил Тим.
– Надо же… – пробормотала Марфа. – Чудеса какие-то… И впрямь, как на крысособаке.
– Так что там? Загноилось?
– Как раз все наоборот. Все засохло и почти затянулось. И никакой красноты. В первый раз такое вижу…
– Мазь у тебя, наверное, хорошая.
– Что?.. А, ну да, хорошая. Ну-ка, потерпи. – Она нажала на бедро Тима двумя пальцами и медленно, ощупывающими движениями, провела ими вокруг раны. – Больно?
– Нет. Ну, разве совсем чуть-чуть.
– Чуть-чуть у настоящего мужика не считается.
Ее пальцы ласково заскользили вверх – к паху.
– Щекотно, – сказал Тим. – Там же раны нет.
– Зато есть кое-что другое. Ты не забыл, что должен за снадобья отработать?
– Нет, не забыл.
– Ну так вот – сейчас и отработаешь, милок, – нараспев произнесла ключница.
– Как? – голос Тима внезапно осип.
– Молча, Тимка, молча. Ты, главное, слушайся меня. И все у нас получится…
Короткий полукрик-полувсхлип прорвался сквозь сжатые зубы и оборвался в ту самую секунду, когда Якуб отворил железную дверь допросной комнаты. Она, как и все тюремные помещения Капитолия, находилась на первом этаже бункера – ближе всего к поверхности земли. Этот уровень считался самым уязвимым с точки зрения безопасности во время ядерной войны. Сначала на нем размещались технические помещения, позже здесь стали селить обслугу и работников. И уже в современный период один из отсеков первого этажа отвели под тюрьму.
Пригнувшись, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, Великий Стратег вошел в комнату и остановился у порога. Здесь было темней, чем в коридоре, к тому же чадила жаровня с углями. Она предназначалась для накаливания пыточного инструмента – вроде бы и примитив, каменный век, но на подозреваемых действует безотказно. Психологический эффект, называется. А Якуб считал себя тонким психологом.
Слева от входа за деревянным столом сидел на табуретке начальник особого отдела Малюта. Настоящее его имя было Марк, но главного «особиста» Капитолия так называла лишь жена. А для всех остальных капитолийцев он давно стал Малютой – грозным и безжалостным «оком» Когорты Избранных Юпитером и, конечно же, Якуба. Впрочем, было у Малюты и еще одно прозвище – Крысопес.
Сейчас, при виде входящего Стратега, Малюта вскочил и замер около стола. Вся фигура, наклоненная вперед, выражала готовность к немедленному действию по указанию хозяина. Но Якуб смотрел не на него, а на рыжеволосую девушку у задней стены.
«Рыжая» почти висела над полом, опираясь на него кончиками вытянутых пальцев ног. Руки девушки были вздернуты вверх посредством специального хомута и веревки, перекинутой через стальной блок под потолком. Конец веревки крепился к барабану с ручкой-воротом. Крутанешь ручку в одну сторону – веревка потянет жертву вверх, выворачивая руки из плечевых суставов, ослабишь натяжение – жертва сможет опуститься вниз на полную ступню и чуток оклематься. Простенько, но эффективно.
Об этом пыточном устройстве под названием «дыба» среди населения Капитолия ходили жуткие слухи. Именно слухи, потому что из числа несчастных, попавших на дыбу, мало кто выживал. А тем, кто выжил и был по каким-то причинам помилован, вырывали язык. Где уж тут поделиться достоверной информацией?
Рядом с «рыжеволосой» стоял кряжистый мужик в красной рубахе с закатанными рукавами – мастер заплечных дел по прозвищу Хряк. Живот и бедра палача прикрывал кожаный фартук, на лице чернела маска с небольшими прорезями для глаз и рта, в правой руке – кнут с длинным плетеным ремнем из сыромятной кожи. На ремне алели свежие капли крови. Допрос с пристрастием называется, если кто еще не понял.
Опытный Якуб все понял за несколько секунд, едва глаза привыкли к скудному освещению. И негромко спросил с заметной хрипотцой:
– Малюта, что тут происходит?
– Ведем допрос пленной лесовички, Стратег, – наклонив голову, доложил «особист». – Как ты приказал.
– Разве я приказывал пытать?
– Ты велел выяснить всю подноготную. Так, чтобы она ничего не утаила.
– И чего? Она не хочет говорить?
– Да нет. Говорить-то она говорит. Но… – Малюта развел руками.
– Чего еще? – просипел Якуб. Сипел он уже много лет – с того дня, как в горло угодила стрела. И с тех пор почти всегда говорил очень тихо – берег поврежденные связки.
– Да кто же ее проверит, все она сказала или нет? И не врет ли? Вот я и велел спину помассировать – для надежности.
– Сколько вы ей всыпали?
– Да всего два раза и ударили. Легонько пока, для острастки.
– Ну и?
– Плачет, что все рассказала, – равнодушно произнес Малюта. – Даже божится. Ну, этим своим лесным демоном…
– Велесом, – подсказал Якуб.
– Ага, Велесом.
Стратег сделал несколько шагов в направлении девушки и, остановившись, искоса взглянул на нее. Платье «лесной» было разорвано в нескольких местах – на груди, на животе, на бедре – обнажая белое тело. А спины Якуб сейчас не видел, но мог представить, как там кровенеют два свежих следа от удара кнута. Тут и гадать нечего. Даже если били «легонько», как сказал Малюта, рубцы теперь на всю жизнь останутся.
«А девка-то красивая, – вдруг подумал Якуб. – Лицо загорелое. И тело – ишь, какое ладное. Сразу видно, жила все время в лесу. У наших-то баб кожа, в основном, землистая».
У Великого Стратега было свое отношение к общине лесных людей. И свои воспоминания.
Несколько лет назад Якуб во главе посольства посетил городище «лесных» для заключения мирного договора. Тогда он и увидел там юную и поразительно красивую лесовичку. Звали ее Алена, и была она, как тут же выяснил Якуб, дочерью местного знахаря.
Якуб был женат. Но законы Капитолия позволяли членам Когорты иметь двух жен и трех наложниц. Потрясенный красотой юной лесовички Якуб заявил, что хочет взять ее в наложницы. И был уверен, что отец Алены с радостью примет такое предложение.
Еще бы! По мнению Якуба, для лесного дикаря породниться с одним из властителей Капитолия было несбыточной мечтой. Живи себе за стенами мощной крепости в безопасности, тепле и уюте, ешь от пуза и почти ничего не делай. Разве не предел мечтаний для бедной лесовички?
Но к его великому удивлению и негодованию безродный смерд, переговорив с дочерью, посмел ему отказать. Да еще с усмешкой сказал: «Тесно там у вас, в вашем Капитолии, и душно. Да и староват ты, Якуб, для моей дочери. Подыщи себе какую-нибудь вдовушку».
Якуб был взбешен, восприняв отказ, как оскорбление всего Капитолия. Вернувшись в крепость, он рассказал о случившемся Стратегу Олегу, требуя отомстить дерзким «лесным». Однако Стратег не захотел из-за такого пустякового, как он выразился, повода начинать новую войну с общиной лесных людей. Тем более что они наконец-то согласились платить дань.
Якуб вынужденно смирился. Но затаил злобу и на «лесных», и на Олега, решив, что рано или поздно добьется своего. И приступил к осуществлению своего замысла сразу же после гибели Олега. Вернее, после его убийства. Но, это уже детали…
– Опусти ее, – велел Якуб палачу.
Тот шагнул к вороту и, освободив «собачку» храповика, ослабил натяжение веревки. Она скользнула по желобу блока, и девушка, застонав, опустилась на ступни. В первое мгновение ноги ее подогнулись, но веревка вверху тут же натянулась, не позволив лесовичке рухнуть на каменный пол.
Через несколько секунд, собравшись с силами, девушка выпрямила ноги. Немного постояла, слегка раскачиваясь. Потом приподняла опущенную голову и взглянула на Стратега. Из-под полуприкрытых век сверкнули два изумрудных огонька. Но Якуб их не заметил, переключив внимание на Малюту.
– Что она рассказала? Только коротко, по сути.
– Сейчас все доложу, Стратег, – торопливо произнес Малюта, беря со стола листы бумаги. – У меня все записано. Значит, так. Зовут ее Глаша. Она сбежала из острога в последний день осады. У них там целый отряд был беглецов. Значит, отец ее… сейчас, найду, где у меня записано…
– Потом об ее отце. – Якуб раздраженно махнул рукой. – Прежде скажи, что она знает о Тимуре?
– О Тимуре…
– Именно о Тимуре, – прошипел Великий Стратег. – Ты спрашивал о нем?
Его немигающий взгляд змеи уперся в лицо Малюты, и тот непроизвольно вздрогнул.
– Спрашивал, Стратег. Конечно, спрашивал.
– Ну и?
– Она говорит, что ничего не знает. Если не врет, конечно. Вот я и решил ее…
Якуб резко поднял ладонь. Малюта, заткнувшись на полуслове, выжидающе уставился на «хозяина». Но Стратег ничего не произнес. Приблизившись к жаровне с тлеющими углями, протянул над ней ладони и застыл в неподвижности. Думал.