Две вещи волновали и тревожили Якуба все последние дни. Да что там дни? Считай, полмесяца места себе не находил. Во-первых, из-за секретной миссии капитана Латыпова, которого покойный Стратег Олег направил в Кремль. Во-вторых, из-за пропажи сына Олега Тимура.
Но около часа назад Якуб выслушал донесение старшины Сергея Латыпова, вернувшегося из разведывательного рейда. Сергей доложил, что группа капитана Латыпова попала в засаду, организованную шамами. А сам Илья Латыпов, брат Сергея, скорее всего, погиб.
Таким образом, одна проблема снималась с повестки дня. Мертвый капитан Латыпов уже никогда не доберется до Кремля. И опасная информация умерла вместе с ним.
Но оставалась вторая проблема. Она заключалась в Тимуре, который исчез из Капитолия на следующий день после гибели отца. Якуб не сомневался в том, что Тимур сбежал. И подозревал, что Олег поделился с сыном незадолго до смерти важнейшими тайнами Капитолия. Поэтому Тимур был очень опасен.
Увы, найти его по горячим следам не удалось. Проанализировав ситуацию, Якуб рассудил, что сын Олега укрылся в городище лесных людей. И это не оставляло выбора. Судьба сама все расставила по своим местам: острог «лесных» должен быть стерт с лица земли, «лесных» необходимо уничтожить или поработить, а Тимура надо найти и убить.
Якуб послал войско, и произошло то, чего он хотел. За исключением одного – Тимура в городище не оказалось. Якуб, не доверяя подчиненным, лично допрашивал старейшин «лесных», выживших после осады острога. Не просто так допрашивал, а с пристрастием. Но никто ни словом не упомянул о Тимуре – ни старейшины, ни прочий люд. Может, и вправду ничего не знали о сбежавшем из Капитолия сыне Олега?
Так что же получается? Тимур не добрался до острога «лесных»? Или изначально направлялся в другое место? Но в какое? Или уже давно погиб?
Конечно, он мог погибнуть. Юнец ведь еще совсем, зеленый сопляк без опыта. И его гибель решала бы все проблемы. Но Якуб никогда не надеялся на слепую удачу. И в гибель Тимура он мог поверить только в том случае, если обнаружится его труп.
Может ли эта рыжеволосая девка что-то знать о Тимуре? Скорее всего, нет. Вишь, и так вся напугана донельзя. Продлить допрос с пристрастием? А зачем? Чего ей зря шкуру портить, если все уже выложила?
Но кроме Тимура была еще одна тема, интересовавшая Якуба в связи с общиной лесных людей. Он никогда не забывал нанесенных ему оскорблений. А ведь его тогда, несколько лет назад, самым натуральным образом унизили. Как же такое забудешь?
– Что ты там говорил об ее отце? – спросил Якуб.
– Да, конечно, сейчас доложу, – торопливо подхватил Малюта. – Отец ее Еремей, глава совета старейшин. Вождь, короче, ихний.
– Еремей? – Якуб оживился. Вождя «лесных» до сих пор поймать не удалось. А он мог многое знать. В том числе, что-то знать и о Тимуре. – Это интересно. И что с ним?
– Она сказала, что он погиб.
«А вот об отце-то она могла соврать, – подумал Стратег. – Даже под пыткой».
– Не врет?
– Не похоже, – с некоторым сожалением в голосе произнес Малюта. – Говорит, что место готова показать. Труп, то есть. Если, конечно, его муты не сожрут… Но это еще не все, стратег. Я ее про Алену расспрашивал, как ты велел. Ту самую, дочь знахаря.
– Я понял, – без выражения отозвался Якуб. Но сердце слегка екнуло. Неужели??? – И что?
– Где Алена, она не знает. Но говорит, что та сбежала с другой группой «лесных». Если не врет, конечно.
«Сбежала, значит? – с облегчением подумал Якуб. – Неужто еще жива?»
Как ни странно, но его обрадовало это сообщение. Он хотел бы отомстить дерзкой лесовичке, посмевшей отвергнуть его предложение – очень хотел. Но своими руками! Так, чтобы насладиться ее мучениями. И именно поэтому не хотел, чтобы она погибла.
Что толку от трупа? Труп на цепь не посадишь и на дыбу не вздернешь. И голодным нео на растерзание не отдашь…
А Глаша-то, получается, дочь вождя этих дикарей? Благородных кровей, значит, девка? Интересно…
Великий Стратег надел толстую войлочную рукавицу и взял за ручку «кошачий коготь» – метровую железную палку, на конце которой торчали три изогнутых крюка. До этого они лежали на углях и сейчас были раскалены до красноты.
Приблизившись к пленнице, Якуб остановился в метре от нее. «Коготь» он держал в откинутой руке. Небрежно так держал, с ленцой. И смотрел на левую грудь девушки, упруго выступающую в прорехе лифа. Он заметил – периферийным зрением, – как пленница шевельнула рыжеволосой головой, и подумал, что лесовичка наверняка сейчас пялится на него жалобным и заискивающим взглядом. Но не стал поднимать глаза.
Еще не время. Лицо жертвы, умоляющей о пощаде, ее испуганные глаза – это сладкое и пряное зрелище, будоражащее кровь. Его нужно оставлять напоследок. Как и зрелище смерти ненавистного врага.
– Значит, тебя зовут Глаша? – тихо спросил Стратег.
– Да, – севшим голосом отозвалась девушка.
– Я хочу, чтобы ты говорила правду. Только правду. Поняла?
– Да. Я буду. – Она всхлипнула. – Не надо меня пытать. Пожалуйста.
– Зависит от тебя. Эта штука отлично выдирает мясо. И тут же прижигает – чтобы инфекцию не заносить. А еще ею можно целиком вырвать грудь – особенно, такую маленькую, как у тебя…
Якуб перевел взгляд выше – и заметил, как тревожно пульсирует на длинной шее девушки голубая жилка. А еще он увидел несколько багровых синяков, оставленных чьими-то грубыми пальцами. И спросил:
– Тебя кто-то душил?
– Да. Вормы.
«Не повезло, девахе, – подумал Стратег. – Кого только не встретишь в развалинах. Или наоборот – повезло, что попала к нам?»
– Так вот, Глаша. Отвечай быстро и точно. Ты что-нибудь слышала о Тимуре?
– Нет… В общине нет таких людей.
– Твой отец – убит?
– Да.
– Кем?
– Осмами.
– Ты знаешь, где находится его труп?
– Да.
Якуб помолчал, слегка покручивая «когтем» в воздухе.
– Когда в последний раз видела Алену?
– Мою сестру?
– Да.
– Не помню… Может быть, дней десять назад.
– Она жива?
– Была жива… Сейчас – не знаю.
– Мне кажется, ты врешь.
Произнося эту фразу, Стратег резко направил «коготь» в сторону девушки. Но не дотронулся до нее, остановив крюки в нескольких сантиметрах от обнаженной груди. Девушка испуганно вскрикнула и отшатнулась.
– Я не вру, правда! – выкрикнула она дрожащим голосом. – Не надо меня пытать, умоляю!
– Ну, не знаю…
Якуб решил, что пора взглянуть в лицо жертвы. И, подняв глаза, наткнулся на встречный, мерцающий изумрудными искрами, взгляд. Стратег испытал странное ощущение, будто бы его до мозга пронзило ледяными спицами. Но боли при этом не почувствовал – лишь очень кратковременное онемение всего тела.
Оно сразу исчезло, едва он сморгнул и отвел взгляд в сторону. Обнаружив, что держит в руке «кошачий коготь», несколько секунд в недоумении молчал. Потом снова перевел взгляд на лесовичку, но заглядывать ей в лицо остерегся – интуитивно. И, «ощупав» глазами полуголое тело вплоть до босых ступней, распорядился:
– Малюта, снимите ее с дыбы. Только аккуратно. И немедленно доставьте в тюремный лазарет. Пусть ею займутся. А то ишь – изуродовали девку. А ей еще воинов рожать для Капитолия.
– Слушаюсь, Великий Стратег, – с готовностью отозвался Малюта. – А-а-а по поводу…
– Протокол допроса, как оформишь, принесешь мне. Я сам прочитаю. Выполняй.
Проходя мимо жаровни, Якуб машинально вернул «кошачий коготь» на место. Он и не собирался сдирать с пленной лесовички шкуру. Не зверь же он? Так, попугал немного, чтобы знала, что ее может ждать в наказание за ложь.
В поведении Стратега не было ни грамма великодушия или жалости. Он, конечно, слышал о таких понятиях – они встречались в старинных книгах, – но никогда не применял их к себе. Устаревшие понятия странных людей, устроивших ядерную катастрофу. Какой в них смысл?
Поступками Якуба двигал рационализм – по крайней мере, он сам так считал. Девушка еще могла ему пригодиться и, возможно, не раз. Зачем ее раньше времени увечить?
А еще он запомнил слова Сергея Латыпова, произнесенные им сегодня. Даже не столько слова, а заинтересованность, прозвучавшую в них. Закончив донесение о разведрейде, старшина Латыпов неожиданно для Якуба спросил: «Стратег, а что будет с этой девушкой?»
«С какой девушкой?» – не понял Якуб.
«Да с этой, лесовичкой, что мы поймали».
«А что с ней может быть? Сначала снимем допрос, как положено. А потом… – Стратег хмыкнул. – Потом видно будет. Если она не преступница, зачислим в четвертое сословие. Как и других «лесных». А что?»
К четвертому, самому низшему сословию, в Капитолии относились рабы или, как их еще называли, холопы. Они не имели никаких прав, и носили на лбу – для опознания – клеймо с буквой «Х». Правда, некоторые из рабов могли за особые заслуги перейти в категорию трудового персонала (работников), что соответствовало третьему сословию. Таких бывших рабов называли «вольноотпущенники».
Еще один – особый – шанс попасть в разряд вольноотпущенных имели молодые рабыни, в том случае, если они становились наложницами граждан Капитолия из первых трех сословий. Гражданин, бравший рабыню в наложницы, должен был заплатить выкуп и поручиться за ее поведение. Наложницы не получали гражданских прав, но жили в секторах для граждан и могли беспрепятственно передвигаться по территории Капитолия…
«Нет, ничего, – ответил Сергей Латыпов. – Я просто так спросил. Мы ее все-таки от вормов спасли. А так-то мне все равно».
Отпустив старшину, Якуб вызвал своего агента сержанта Бугрова, ходившего в рейд вместе с Латыповым. Выслушав его рапорт, с удовлетворением отметил, что Сергей, кажется, ничего не утаил. Значит, более или менее доверять ему можно. Но, разумеется, не до конца.
Якуб вообще никому полностью не доверял. А Сергей Латыпов находился на особом контроле из-за брата Ильи, которому Стратег Олег поручил тайное задание. И если бы Якуб не знал о враждебных отношениях между Ильей и Сергеем, то уже давно бы велел вздернуть Сергея на дыбу. Но учитывая, что братья не общались больше двух лет, решил подождать.