– Ну а я-то здесь при чем?!
– Ты знаешь.
Колдун сделал очередной виток вокруг напрягшегося парня. Он ждал, пока тот сам произнесет это вслух. Но слова застряли у Книжника в горле. Взгляд его остановился на одном из черных кругов, в котором он только теперь разглядел неясный силуэт скорчившегося человеческого тела.
Его хотят сжечь.
Превратить в один из этих кругов – чтобы затем чертить по нему грязным пальцем, гадая, какое послание «из ниоткуда» направил им мертвый чужак. Избранный…
– Нет…
– Да! – горячо возразил колдун и заметался меж выжженных кругов, охваченный неожиданным возбуждением. – Ты отправишься туда немедленно! И дашь нам оттуда знать – скоро ли Свет заберет остальных! Слышите, все? – Последние слова Крег выкрикнул в сторону оживившихся воинов. – Братья, слышите?! Он согласен! Он отправляется к Свету!
Книжник дернулся было в сторону края платформы, но его тут же схватили, и он задергался, заметался, пытаясь вырваться и вопя:
– Я не согласен! Я не хочу отправляться к этому вашему Свету! Я готов ждать сколько угодно, пока этот ваш Лучезарный не решит всех нас поджарить! Но только не сейчас! Не сейчас!!!
Он бился, как муха, попавшая в паутину. Крег приблизился к нему, склонил набок жуткую голову.
– Ты боишься… – с некоторым удивлением сказал колдун. – Как я тебе завидую. Спроси у каждого – здесь все завидуют твоей способности испытывать страх и подлинную боль. А значит, твое путешествие к Свету станет удивительным и прекрасным…
– Вы все здесь подонки! Садисты!
– О нет… – колдун словно обрадовался возможности порассуждать на эту тему. – Мы просто несчастные существа, лишенные бесконечного спектра человеческих чувств. Даже боль – та, которая присутствует в любом из нас каждую минуту жизни, – это не настоящая боль. Каждый хотел бы испытать то, что сможешь испытать ты, но не каждому дано ощутить очищающую, подлинную боль…
– Сволочи!
– Наверное, ты слышал: дампы любят наслаждаться болью своих жертв. Почему-то вас, хомо, это пугает. Это все потому, что вы не в состоянии выйти за пределы привычных представлений о зле и благе. Вы боитесь мучений и смерти, надеясь избежать и того и другого, – хотя прекрасно знаете, что и то и другое неизбежно. И вы бежите от настоящих, сильных ощущений, которые подарила жизнь. Для вас крик боли ужасен. Для нас это – музыка. Мы раскрываем жертве всю полноту жизни, концентрируем ее в одной точке, на острие ножа. Мы завидуем вам, тем, кто способен ощутить всю силу настоящей боли, чего мы лишены сами. И ты должен быть благодарен нам – мы предоставим тебе то, на что ты сам никогда бы не решился. Настоящую боль. Настоящий страх. Настоящий Свет.
Книжник отчаянно рвался из цепких рук, кричал, умолял этих нелюдей. Но еще больше – силился заглушить вернувшийся и все нарастающий ужас. А его уже привязывали к вертикальному металлическому столбу на крестовине, установленной на чистой от гари площадке.
Его сгоревшее тело должно создать новый круг – очередное полотно для абстрактных картин безумного колдуна. Сам Крег, замерев в какой-то угловатой позе, пристально наблюдал за приготовлением к убийству. Что это должно быть – жертвоприношение, казнь, теперь уже не имело значения. Просто потому, что в эти минуты Книжник ощутил вдруг острую жажду жизни. Настолько сильное и яркое желание жить, что душа сама готова была вырваться из обреченного тела и отправиться на поиски нового. Но дело было не в самом по себе существовании, которому, по-видимому, пришел страшный конец…
Невероятно обидным казалось то, что он так мало успел сделать за свою недолгую жизнь. Его родина – Кремль – лишь начинала становиться на ноги, человечество только-только подняло голову после бездумного двухсотлетнего выживания. И именно сейчас семинарист мог быть полезен соплеменникам – несмотря на то, как с ним обошлись. Ведь это всего лишь недоразумение, ошибка. Такая же ошибка, как та, что пригвоздила его к этому холодному металлическому столбу.
– Столб сделан из особого магниевого сплава, – подходя ближе, зачем-то пояснил колдун. – Ты загоришься ярко-ярко, и от тебя не останется ничего, кроме черного следа на этих плитах. Ты станешь отражением того большого Света, который скоро вспыхнет над всеми нами. Только немного раньше.
– Зачем тебе это? – глухо, обреченно спросил Книжник.
– Любопытно, – в самое ухо прошептал Крег, и в лицо семинариста пахнуло гнилью. – Любопытство и нетерпение вызывают у меня не меньшие муки, чем зуд разлагающейся кожи. Я буду ждать от тебя весточки. Расскажи мне, как оно там, где Свет…
Книжник лишь тяжело дышал в ответ на эти безумные слова. Казалось, все это происходит не с ним, он просто спит и видит дурной сон. Надо только сделать над собой усилие – и проснуться…
Дыхание перехватило: с ног до головы его окатили холодной жидкостью с резким запахом. Несомненно, что-то горючее.
– Огня! – приказал Крег.
В его руке появился факел. Необычайно яркий и жаркий, от которого обильно сыпались искры. Кажется, эта штука называется фальшфейер… Да какая разница, как она называется?! Важно только то, что сейчас Книжник сам станет живым факелом.
Он не верил в Бога. Ему так казалось. Уж очень хотелось думать, что он способен познать окружающий мир силой человеческого разума. Но сейчас до боли хотелось ошибиться. К черту разум и всю эту казуистику – только бы жить, жить!
Колдун отошел от семинариста, поднял над головой шипящий, плюющийся искрами факел. Он обратился к дампам, которые несколько оживились в ожидании казни.
– Избранный прощается с нами! – торжественно провозгласил Крег.
Толпа одобрительно загудела.
– Отправляйся к Свету! – обернувшись к жертве, взвыл колдун и сделал шаг в сторону сжавшегося от ужаса Книжника.
– Отправляйся к черту! – раздался в стороне гневный голос.
Крег исчез в клубах жирного оранжевого пламени. Книжник еще не успел понять, что произошло, но ощутил каждой клеточкой кожи, пропитанной вонючей зажигательной смесью: пришло спасение!
Дампы вышли из затянувшегося транса, заметались, хватая оружие, но пламя настигало их всюду, будто его выплевывал притаившийся в темноте огнедышащий дракон. Подземелье наполнилось воплями, заметались охваченные огнем фигуры.
Не было похоже, что эта преждевременная «встреча со Светом» была запланирована. Дампов явно застали врасплох. Картину уничтожения своих мучителей семинарист готов был наблюдать часами. Но тут из огня жутким призраком появилась пылающая фигура.
Это, как ни в чем не бывало, направлялся к нему Крег. Фальшфейер осыпался от высокой температуры, но его и не требовалось: сама фигура колдуна была одним пылающим факелом. Стоит ему прикоснуться к Книжнику – и тот разделит страшную участь дампа. Казалось, Крег не чувствует боли и сосредоточен на одной-единственной цели – превратить в груду золы привязанного к столбу «избранного». Из гнилой глотки вырвался низкий рев, и в мозг Книжника ударила удушливая волна ужаса.
Это был не его ужас – это была последняя атака шама, ставшего дампом. Книжник успел поставить ментальный блок – спасибо Лого, научившего его этому трюку. Без блока человеческий мозг не может противостоять телепатической силе шама – он просто взрывается изнутри, превращаясь в месиво из сгоревших нейронов и запекшейся крови…
Жаждущему Света колдуну не суждено было дотянуться до Книжника. Мелькнула быстрая тень – и горящую фигуру перечеркнул тонкий темный крест. Крест быстро расширился, деформировался – и фигура распалась на четыре части. Горящие обрубки упали на каменный пол, а рядом застыла грозная фигура с пылающим мечом.
– Зигфрид! – выкрикнул Книжник.
Ему показалось, что крикнул: из горла вырвался лишь слабый хрип.
Зигфрид не ответил. Он плавно ушел в сторону, и тут же из темноты донеслись вопли и звон металла: вест оборонялся от наседавших дампов.
– А меня, значит, не признал? – насмешливо прозвучал за спиной тот, первый голос.
Его обладатель всегда вызывал у Книжника странные чувства. Наверно, потому, что этот человек сам напоминал дампа: затянутый в плотную подпаленную кожу, он закрывал лицо плотной тканью и большими круглыми очками-окулярами в медной оправе. Что его отличало от дампов – так это оружие, то самое, что в самую последнюю минуту остановило Крега. Пара баллонов за спиной, от которых к массивной трубе в руках необычного человека тянулся толстый гибкий шланг. Кисти воина были в плотных кожаных перчатках, на конце трубы тлел грозный синеватый огонек.
– Держи свою горелку подальше, – просипел Книжник. – Я от любой искры вспыхну как спичка.
– Это вместо приветствия? – обиделся человек.
– Прости, Чико. Просто теперь я твоего огнемета боюсь еще больше. Наверное, у меня на всю жизнь останется фобия огня.
– Огня и надо бояться! – назидательно сказал Чико, поглаживая трубу огнемета. – Для того и держу эту штуковину – чтобы боялись… А ну, погоди!
Чико метнулся в сторону и отправил тугую струю пламени в толпу вооруженных дампов, сбегавших на платформу по древним замершим эскалаторам. Все подземное пространство огласилось воплями, по станции заметались пылающие факелы. Можно бы пожалеть несчастных – но они настолько упорно искали боли и смерти, что трудно было отказать им в этой небольшой услуге. Чико же никогда не жалел огня для тех, кто угрожал его жизни и жизни его друзей.
– Чико… – слабо позвал Книжник. – Куда ты?
Он дернулся, пытаясь вырваться из тугих пут – и вдруг те ослабли и осыпались. От неожиданности семинарист упал на каменный пол, рядом рухнул металлический столб. Взгляд отметил: металл перерублен наискось одним ударом, как будто и не металл это вовсе, а кусок конской колбасы.
– Зиг?
Парень обернулся, опершись на локоть. Зигфрид был рядом. Встав на одно колено, воин пристально всмотрелся в лицо друга и спросил коротко:
– Жив?
– Не уверен…
– Вест рассмеялся:
– Вот в этом ты весь – «не уверен». Руки-ноги целы? Целы. Остальное приложится.