Что касается Тима, то он, вопреки предположениям Гажа, не собирался паниковать. Он, разумеется, не питал особых иллюзий по поводу того, что сумеет нанести врагу серьезный ущерб, швыряясь арбалетными болтами. В конце концов, это не боевые ножи, а всего лишь стрелки с металлическими наконечниками, предназначенные вовсе не для метания рукой. Расчет Тима заключался в другом.
Он хотел разозлить Гажа, чтобы тот кинулся на него, обегая двухметровый шкаф сбоку. Тогда бы у Тима появилась возможность выскочить из комнаты и добежать до коридора, где валялись мертвые нео. Там бы он вооружился копьем или дубиной и значительно уравнял бы шансы. А с кинжалом против меча, да еще и раненный в правую руку, он шансов не имел.
Вот такой простой расчет, основанный на анализе ситуации, имел Тим. Не гениальный, конечно, расчет, но реализуемый при определенном стечении обстоятельств. Однако на практике, как это чаще всего и случается, произошло иначе.
Жизнь, она всегда вносит свои коррективы. Не зря в народе говорят, что человек предполагает, а бог располагает. У «мусорщиков», к слову, эта мудрость передавалась в таком варианте: «Не то мяшо, што бегает, а то, што в жубах жаштряло». И еще: «Не то мяшо, што на вертеле уршыт, а то, што в животе буршыт». Вот так. И среди дампов иногда попадаются мудрые особи.
Впрочем, Гаж не относился к их категории. Пока он на секунду застыл, Тим изловчился и метнул в него второй болт. На этот раз он применил новую технику броска, и она сработала. Болт спикировал по дуге и благополучно воткнулся сыну вождя куда‑то в район паха – не будем уточнять пикантные детали.
Получилось не смертельно, но достаточно больно. Гаж взревел от ярости и, размахнувшись по своему обычаю от правого плеча, бросился к Тиму. Однако побежал не вокруг лежащего на боку шкафа, на что надеялся Тим, а атаковал в лоб. Видимо, рассчитывая достать врага длинным мечом.
Вариантов при таком раскладе у Тима оставалось немного: либо отскочить к стене, либо вбок – ведь парировать удар было нечем. Не кинжалом же с клинком сантиметровой толщины? Тим инстинктивно отскочил вбок – инстинктивно, потому что времени на раздумья не имел. И оплошал: запнулся о труп Бума и грохнулся на пол между шкафом и стеной.
Этот нечаянный маневр укрыл Тима от разящего удара меча, но повлек за собой иные крупные неприятности. Разъяренный Гаж, не учивший, по понятным причинам, в школе законы Ньютона, не сумел вовремя притормозить. Отчего со страшным грохотом врезался в шкаф, который, опрокинувшись, придавил Тима. И вечер окончательно перестал быть томным.
Сами представьте ситуацию. На полу распластанный Тим (по соседству с мертвым Бумом), над ним железный шкаф, а на нем, для гармонии, рассвирепевший дамп. Прямо братская могила какая‑то с обелиском в виде Гажа.
Будь шкаф поновее и покрепче, Тим мог бы сразу отдать богу душу. Но этот металлический ящик сильно заржавел за двести лет. И стоило Гажу с разбегу навалиться на него, как он буквально рассыпался в труху. Да еще упитанное тело Бума частично смягчило нагрузку пусть и от проржавевшего, но все‑таки массивного, изделия.
В результате Тима не расплющило. Разве что сильно поцарапало, а кое‑где и разодрало, кожу. Зато Тим едва не задохнулся в облаке ржавчины, накрывшем его с головой. И пока он барахтался в этой куче из мелких кусков ржавого железа и ржавчины, Гаж успел вскочить на ноги и даже осмотреться. После чего торжествующе проорал:
– Капеш тебе, сволош!
Тим понимал, что означает для него этот вопль. Но ничего не мог поделать, потому что находился спиной к врагу. К тому же, он почти ничего не видел, чихая и отплевываясь. И мог лишь гадать (если бы имел такое намерение) о том, когда именно – через секунду или через две – обрушится на него отточенный клинок дампа. Клинок, напомню, способный перерубить стальную рукоятку пернача.
Однако клинок все не обрушивался. Ни через секунду. Ни через две. Ни через три… И Гаж почему‑то больше не вопил. Что Тиму было совершенно непонятно.
Хотя особыми размышлениями он себя не утруждал. Потому что занимался другими, более продуктивными в его положении, делами. На карачках отбежал в угол комнаты. Поднялся на ноги. Выставил перед собой кинжал. Проморгался. И лишь тут догадался, почему молчит Гаж.
Его враг лежал ничком в серой полосе света, проникающего сквозь дверной проем. И не шевелился. Из спины Гажа – под лопаткой – торчало оперение арбалетного болта. Судя по форме и цвету оперения, это был болт из колчана Бума. И Тим сразу же понял, кто произвел смертельный выстрел, навсегда успокоивший хитроумного сына Бужыра.
Глава десятаяКровный враг
В нескольких шагах от неподвижного тела Гажа, частично скрываясь в темноте, стояла девушка. Та самая – длинноволосая, в разорванном платье. В левой, опущенной руке, она держала арбалет Бума, а в правой сжимала примитивное копье, еще недавно принадлежавшее долговязому нео. Сообразив, что Тим смотрит на нее, девушка угрожающе приподняла копье и предупредила:
– Стой на месте, урод, а то заколю.
– Стою, – сказал Тим. – Ты это… я ничего тебе не сделаю.
– Посмотрим. Ты кто такой?
– Как кто?.. – Тим замялся. Что она имеет в виду? – Я это… Тим меня зовут.
– Тим? Собачье имя. Но я не о том. Ты кто – мутант?
Тим совсем растерялся. Надо же – собачье имя. Это что, как у крысособаки, что ли? Да еще мутантом обзывают.
– Чего молчишь?
– Я не знаю, – промямлил Тим. И честно сознался: – Мне сказали, что я дамп.
– Кто сказал?
– Дампы.
Девушка ошарашенно покачала головой.
– И ты поверил?.. Да‑а, сложный случай. Как можно не знать, кто ты есть?
Тим помолчал. Да уж, действительно… Как же ей объяснить?
– Понимаешь, у меня совсем отшибло память. Когда очнулся, дампы мне сказали, что я свой. Их, точнее… Короче, я дамп, только у меня с головой проблемы. С памятью, в смысле.
– С головой у тебя точно проблемы, – безапелляционно заявила девушка. – В первый раз встречаю такого… Кретина, короче говоря. Только ты не «мусорщик». Стала бы я за дампа заступаться. Нет, ты не из них.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что ты говоришь, как обычный человек. Дампы так в жизни не смогут. И не воняешь гнилым мясом – я бы сразу почувствовала. А от «мусорщиков» гнилью несет за пять шагов, потому что они все в язвах и фурункулах. А у тебя кожа нормальная. И даже борода нормальная растет. А у дампов лишь пучки волос. Не замечал?
– …Замечал, – сказал Тим после паузы, вспомнив противную физиономию Гажа.
– Ну вот. Так что, парень, за дампа тебя только в темноте принять можно. И то лишь потому, что ты в эти тряпки замотался, как последний обормот. Но я‑то тебя очень близко видела. Даже заметила, как ты на меня смотрел… Впрочем, это не важно.
– Ты заметила, как я на тебя смотрел?
– Скорее, почувствовала, потому что… В общем, я очнулась, когда ты разговаривал с этим… – Она мотнула головой в сторону тела Гажа. – И быстро поняла, что ты не дамп.
– И потом решила мне помочь?
Девушка хохотнула.
– С чего бы это? Я караулила момент, чтобы сбежать. И когда этот вышел за тобой, – она снова мотнула головой, – я первым делом стала искать оружие.
– Его Гажем зовут, – сказал Тим.
– Звали. Да и черт с ним, с уродом. Короче, сначала я наткнулась на копье. А потом увидела арбалет. Он был заряжен, я и взяла. И хотела выбраться через пролом в стене. А потом подумала – если вас всего двое, то можно попробовать вас прикончить. Чтобы в погоню не бросились. И я тихонько вышла в зал. Вдруг слышу – вы разговариваете.
Она замолчала.
– Ты услышала, как он называет меня хомо, да? И решила мне помочь?
– Ну, примерно так… – Девушка внимательно, наклонив голову, посмотрела на Тима. И уже мягче, без резкости в голосе, произнесла: – А ты не такой уж и дурак. Я уж подумала… Так кто же ты? Ты, правда, не врешь про потерю памяти?
– Не вру, – твердо заявил Тим. – Честно. Может… Может, я этот, хомо? Если Гаж так меня обзывал?
– Посмотрим. Может, и хомо – человек, в смысле. А, может, ворм какой. Ты точно на меня не набросишься?
– Нет, клянусь.
– Знаю я эти клятвы. А ваши тут еще есть поблизости? В смысле – дампы есть?
– Нет, все погибли. Нас было семеро, теперь я один остался.
– Ладно. – Она положила арбалет на пол и взяла копье на изготовку. – Сейчас мы выйдем в зал, а то тут совсем темно. Только ты не дергайся и не вздумай ко мне приближаться. Я копьем не хуже воинов умею драться. Однажды настоящего лесного нео завалила. Не веришь?
– Верю. Такая, как ты, любого завалит. Даже жука‑медведя.
Это словечко всплыло в сознании Тима само собой. В последние часы с его памятью явно что‑то происходило – из нее, как из дырявого мешка, регулярно сыпались новые слова. Вот не знал он, кто такой жук‑медведь. А слово почему‑то вспомнил…
– Нечего мне зубы заговаривать, шутник, – в тоне девушки возникла жесткая нотка. – Я и тебя завалю, лишь попробуй рыпнуться.
– Я не шутил, извини. А как тебя зовут?
– Можешь называть Аленой. Ладно, двигай за мной. Но держи дистанцию. Я там гляну на тебя и…
Она не договорила, попятившись к проходу. Тим медленно, как и велели, двинулся следом. Он был слегка ошарашен. Да что там слегка? Просто совсем обалдел. И в то же время в его сознании кое‑что начинало проясняться. Совсем чуть‑чуть. Но в таком направлении, которое придавало ему уверенности. А до этого он был сам не свой. Словно чужую шкуру на него натянули.
Они вышли в зал. Там тоже было полутемно, но все же светлее, чем в комнате.
– Стоять, – скомандовала Алена.
Она неторопливо обошла Тима кругом, периодически хмыкая. После чего заявила:
– Ну, одежка у тебя точно мусорная. Можно сказать, что никакой одежки – одни лоскуты. Так тебя лишь дампы могли обрядить, это их прикид.
– Чего? Какой прикид?
– Форма одежды, значит. Так моя бабушка говорила. Значит, прикид у тебя дамповский. А вот остальное, как у… хм…