Лан швырнул меч вверх по лестнице, сам же нырнул к боковой стене, перехватив автомат двумя руками. Зазвенела на ступенях сталь, из прохода, ведущего в светлицы второго этажа, тотчас же выглянули двое наемников. На обоих были те же самые странные шлемы. Лан сжал спусковой крючок, автомат грозно рявкнул, а потом – еще и еще. Наемники погибли до того, как поняли, что происходит. Лану даже стало их жалко, однако управляющий им чужой разум торжествовал.
«Ты знаешь, кого Повелители Туманов на дух не переносят? – поинтересовался шам. Лан тут же представил красные стены Кремля, много раз ремонтированные башни, силуэты воинов, застывшие у бойниц… – Нет! – снова зазвучал резонирующий смех. – Нет-нет! Кремль – это лишь небольшая временная трудность. Истинную и самую черную ненависть вызывают у нас биороботы! Их претензия на господство, да и само существование, как вида, – это плевок в сторону нашей избранной унаследовать мир расы. Но еще сильнее нам отвратительны людишки с мутацией в мозгу, известные как нейроманты. Связанные с биороботами и способные управлять ими, нейроманты – мелкие боги наших врагов, и подлежат уничтожению в первую очередь!»
Третий наемник высунулся из проема и тут же выстрелил из дробовика. Поскольку он не целился, то, естественно, промазал. Лан же целился и попал, но пуля с визгом срикошетила от шлема. Наемник проворно отступил, Лан взбежал по лестнице, подхватил левой рукой, не замечая веса, одного из убитых охранников, а правой – гладиус, автомат же оставил болтаться на ремне за спиной.
«Если нейромант причастен к смерти нашего собрата, в издевательствах и унижениях его, то найти и покарать ублюдка – дело наисвятейшее!»
Снова громыхнул дробовик, но мертвое тело, выставленное вместо щита, безразлично поглотило заряд. Лан отпустил покойника, скользнул вперед в стремительном и почти неуловимом глазом движении, гладиус описал замысловатую восьмерку, и стоящий перед ним наемник в один миг лишился рук и головы.
Лан окинул взглядом светлицу: некогда это был кабинет Профессора. В канделябрах горели свечи. Из стрельчатого окна открывался вид на окутанную мглой Арену: пламя пожаров уже добралось до ее деревянных стен, но они пока сопротивлялись огню. В дальнем углу Лан увидел Кудесника, на его голове сидел шлем все той же нелепой конструкции.
От ненависти – жгучей, бурной – у Лана задрожали руки. Однако он понимал, что его захлестнули чувства шамана – или шаманов – узревших его глазами врага. Очевидно, шамы и нейроманты были такими же соперниками по экологической нише, как люди и нео. Сам же Лан испытывал в этот миг, скорее, любопытство. Нейромант – мутант, в существовании которого до сих пор сомневались в Военном Приказе Кремля. Он был целью неудавшейся миссии Лана, именно его они со Светозаром должны были завербовать для работы на Кремль.
Неудивительно, почему Кудесник спустя рукава управлял детищем Профессора – Ареной, да и поселком в целом. Ему был куда ближе и понятнее холодный разум боевых роботов, чем человеческие помыслы, страсти и надежды.
На Лана напали с двух сторон одновременно. Сероликие телохранители Кудесника были одеты в крестьянские одежды, не сковывающие движений. На обоих – шлемы, в руках – ножи.
Сероликие удачно подгадали время атаки: разум Лана был переполнен предельными эмоциями шаманов. В тот момент он практически ничего не соображал, и только дрожал всем телом от прилива чужой ненависти.
…Атаковавшего справа он встретил ударом гладиуса сверху вниз. Сероликий отлетел к дальней стене светлицы, пачкая стены, пол и даже потолок кровью из разрубленного горла и лица. Атаковавший слева успел всадить в спину Лана нож. На счастье дружинника, удар ослабила кольчуга, да и сам угол оказался не очень удачным: острие застряло в лопатке. Лан поймал последнего телохранителя за запястье и несколько раз ткнул ему в грудь гладиусом.
А после он выдернул из спины нож и повернулся к так и не сдвинувшемуся с места Кудеснику.
«Приготовься, – сказал шам. – Мы прижжем рану. Немножко пощиплет…»
К лопатке слово раскаленный прут прижали. Зашипела, вскипая, кровь. Завоняло горелой костью. Тот ментальный посыл, при помощи которого шаманы испаряли воду, чтобы создать туман, оказался сконцентрирован на пострадавшем участке спины дружинника. Лан был готов потерять сознание от болевого шока, но проклятый шам или шамы, – он снова не мог понять, сколько именно существ хозяйничает в его голове – поддержали его в тонусе.
Кудесник молча стоял, скрестив на груди руки, и бесстрастно глядел на корчи Лана, равно как до этого – на гибель своих бойцов. У Лана даже закралось подозрение, что Кудесник на самом деле – робот, который перестал притворяться человеком.
«Убей его!» – пришла дрожащая от предвкушения мысль, а за ней последовала следующая, явно принадлежащая другому шаму: «Медленно вскрой глотку!». «И пей, пей кровь, чтоб мы насладились вкусом!» – потребовал третий. «Отрежь ему уд, чтоб мы скормили его крысопсам!» – пророкотал четвертый. «А тело сожги вместе с этим убогим домишкой!» – приказал пятый.
Лан перехватил скользкие рукояти гладиуса и трофейного ножа, шагнул к Кудеснику. И тут же терем содрогнулся от удара неимоверной силы. Бревна раздвинулись, и в светлицу проник манипулятор «Маунтина». Гудящая металлическая клешня потянулась к Лану. И едва тот успел отпрянуть в неловком, дерганом движении, как захват, заменяющий роботу пальцы, проломил пол и расплющил, словно букашку, одного из мертвых телохранителей.
Лан упал, перекатился, пачкаясь в еще теплой крови. Сервоприводы гудели прямо над его головой, и трещали, сминаясь в стальной хватке, половицы. «Маунтин», которым управлял Кудесник тем же способом, как и шаман – Ланом, упрямо пытался достать дружинника.
Манипулятор вцепился в автомат, что висел у Лана за спиной. Ремень врезался в грудь. Лан почувствовал, что его поднимают над полом. «Маунтин» загудел всем корпусом, выражая электронное ликование, и потянул добычу к пролому в стене, загодя открывая «топку» для переработки органики. Лан полоснул себя гладиусом поперек груди, туго натянутый ремень лопнул. Дружинник приземлился по-кошачьи и с ходу метнул меч в Кудесника. Прекрасно сбалансированный чемпионский клинок вонзился нейроманту в лицо и пришпилил мутанта к стене. «Маунтин» тотчас выдернул манипулятор из пролома и отпрянул от строения. Лан же оторопело глядел на агонизирующего Кудесника; торжествующие шамы ослабили над дружинником контроль. Заныли на все лады сервоприводы «Маунтина», задрожала земля. Штурмовой биоробот торопливо отступал, оставляя за кормой горящую, разоренную, покинутую обитателями Новоарбатовку.
Лан почувствовал, что чужое присутствие в его сознании усилилось. Им снова управляли шаманы. Он поднялся и, спотыкаясь об вывороченные из пола доски, двинул по периметру светлицы. Первым делом он освободил меч и сделал несколько контрольных ударов острием по свалившемуся кулем телу. Обнаружив пару незажженных масляных ламп, Лан разбил их возле Кудесника, а в растекшийся жир бросил канделябр с горящими свечами. Занялось трескучее, яркое пламя.
«А теперь, спускайся к нам! – приказал ему шаман. – Ты неплохо поработал, юноша из Кремля. Мы будем праздновать победу вместе, и твоя кровь станет вином на нашем пиру. Каждый глоток будет оживлять в нас воспоминания об этом славном сражении. Выше голову! Твой подвиг останется в наших сердцах и желудках. Трудно вообразить большую честь для существа, лишенного глазных отростков».
Клубы дыма стекали вниз по лестнице. Лан шагал по ступеням, как сомнамбула. Его разум был наполнен видениями звонко клацающих, будто ножницы, клыков и кровоточащей, истерзанной плоти. Шамы или нарочно его стращали, или же не могли сдержать своего предвкушения от скорой трапезы.
Лан вышел на крыльцо. Дым струился понизу и обволакивал ему ноги. Во дворе между теремом и Ареной возвышалась груда искореженного хитина – в нее превратился жук-медведь после схватки с «Маунтином». Панцирные плиты головогруди были проломлены, на толстых, как садовые шланги, артериях висело сердце размером с подушку. Его желудочки поочередно сокращались, из разрывов били тонкие, острые струи…
Из тумана проступили пять силуэтов. Шамы шли плечом к плечу, открыто. Они мысленно просканировали местность и не обнаружили ни одного живого человека или мутанта, представляющего для них угрозу. Было отчетливо видно, как капли влаги блестят на лысых головах, и как извиваются глазные отростки.
Шам, идущий посредине, был без оружия. Он выглядел гораздо старше остальных, на его уродливом морщинистом лице хищно сияли три глаза: один – в центре лба и два – обыкновенных. Четверо остальных – явно моложе и менее «глазастые» – были вооружены короткими пистолетами-пулеметами «Кедр».
«Иди сюда, – старший шам приоткрыл рот, будто хотел похвастать превосходными белыми-белыми клыками. – Мы не сделаем тебе больно…»
Лан не мог ослушаться. Он шел, прощаясь с жизнью и вспоминая себя на разных этапах кремлевского бытия: мамку вспоминал, умершую от порчи и опухолей, вспоминал вечно всем недовольного Крива Чернорота и брата-дружинника Светозара, теплицы и кузницу, оборону Кремля, сблизившую его и Светозара, затем – поход на Арбат, новых друзей – Титана и Мару…
Лан поймал себя, что следит, как извиваются глазные отростки шамов: они напоминали ему жирных и прожорливых личинок. Скоро-скоро он накормит их хозяев своей плотью, скоро-скоро – уже видны ниточки слюны, свисающие из уголков раззявленных от уха до уха пастей.
Удар в спину бросил его лицом на вымощенную битым кирпичом дорожку. Навалилось нечто тяжелое – да так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Лан подумал, что на него упала часть стены терема, но затем он краем глаза заметил мускулистую руку, сжимающую рукоять АК-74. Из дула автомата вырвалось пламя, неизвестный стрелял с одной руки, причем – очередью. Оружие заметалось, словно строптивый фенакодус. Шамы упали на землю, как по команде. Один из них заметался, зажимая рану на брюхе, другой застыл неподвижно, раскинув в стороны руки, ноги и глазные отростки. Остальные озадаченно заелозили, пытаясь организовать отпор.