До свидания.
Надеюсь, что Мексика не обманет твоих ожиданий. Ты любишь экзотику.
Игорь.
Нет, я не люблю экзотику. Терпеть ее не могу. В отличие от тебя. Ведь ты предпочитаешь экстрим? Теперь мне все ясно. В «треугольнике» только один клон. И этот клон – ты.
Не скучай.
Марина.
Последнее слово все же осталось за ней.
Сразу после новогодней ночи ударили морозы. Москву завалило снегом, и по утрам с улицы раздавался скрежет лопат – дворники расчищали тротуары. Как в детстве, когда сонный Ратов с трудом просыпался и, не открывая глаз, собирался в школу.
На этот раз спешить ему некуда. Почти принудительно он, как и другие кремлевские чиновники, был отправлен в отпуск на все время праздников, хотя дел осталось выше крыши. Приходить в опустевшее здание Администрации казалось неприличным и вызывающим, и он предложил Марике хотя бы на несколько дней вырваться в подмосковный санаторий: покататься на лыжах, погулять по заснеженному лесу, поплавать в бассейне.
– У меня же экзамены, – возразила Марика, – и один день я дежурю в банке.
– Все успеем. Но если не хочешь за город, проведем каникулы дома, – схитрил Ратов.
«Лучше уступить, чтобы потом одержать победу».
– Ты все равно не дашь мне заниматься, – капризно надула губы Марика.
– Я буду подавать тебе еду в постель, – пообещал Ратов.
– Вот именно! Лучше на природу. Но при одном условии.
– Каком? – строго прищурился Игорь.
– Заедем к моим родителям, хотя бы на один день. Они приглашали.
Ратову ужасно не хотелось знакомиться с родственниками Марики. По крайней мере сейчас. Он вообще опасался таких посиделок. Во-первых, они всегда выглядят неестественно, и, во-вторых, инстинктивно Игорь опасался, что его незаметно «окрутят». Конечно, если он не захочет, то никаких «смотрин» не будет. Зачем тогда напрягать родителей и устраивать всю эту канитель?
Эти страхи он унаследовал со студенческих времен, когда попадал под прессинг энергичных девиц, спешивших любой ценой выскочить замуж.
«Но сейчас я – взрослый мужчина, Марику люблю. Можно и с ее родителями познакомиться. Но это уже серьезно. И лучше бы я сам предложил, а не она».
– Ты хочешь за меня замуж? – спросил Игорь.
– Еще не решила.
«Если бы она хотела замуж, то сказала бы по-другому: “А ты не предлагал” или “А ты мне разве предлагаешь руку и сердце?”» – подумал Ратов и неожиданно обиделся:
– Значит, ты не хочешь за меня замуж. Почему?
И опять Марика уклонилась от ответа. Только улыбнулась и сказала:
– Мои старики волнуются, где я провожу дни и ночи, с кем живу? Разве не понятно? Тебе что, трудно с ними познакомиться?
– Абсолютно нетрудно, я и сам хотел предложить, – соврал Ратов. – А с моими родителями ты хочешь познакомиться?
– Пока не время.
– Это дискриминация! – возопил Ратов. – По половому признаку.
– Возможно, – признала Марика. – Мои старики живут сейчас на даче в Жаворонках.
– Ни секунды промедления, звони им. Мы приедем сегодня вечером, а завтра утром – в дом отдыха. Учебники захвати с собой.
– Будет время заниматься?
– Нет, спрячем их в багажнике. Пусть будут.
Улицы в стародачном поселке были узкими, а тут еще выпал снег. Хорошо, что с утра проехала снегоуборочная машина. Иначе родители Марики оказались бы отрезанными от внешнего мира.
Рубленый дом походил увесистостью на финские строения. Внутри – обшитые вагонкой терраса и кухня-столовая, а спальные комнаты и кабинет Евгения Николаевича, отца Марики, красовались бревенчатыми скатами.
– Специально оставили, так уютнее, – пояснил Евгений Николаевич.
– Напоминает форт в «Острове сокровищ» Стивенсона или дома охотников в романах Фенимора Купера, – заметил Ратов.
– Вы много читали, – заметил отец Марики.
– Да, в детстве часто болел ангиной, сидел дома, читал книжки. Потом удалили миндалины. Мама отвела меня в секцию бокса. Читать стал меньше, а болеть совсем перестал.
– Марика у нас тоже редко болеет, – сообщила ее мама. – Зовите меня просто Галиной.
В гостиной их ждал накрытый стол. Марика надела замшевую безрукавку, распушила темные волосы. Щеки раскраснелись от пламени в камине.
В угощении преобладали традиционные русские закуски. После третьей рюмки любознательного Евгения Николаевича потянуло к полемике на политические темы. Он дал нелицеприятную оценку антикризисным мероприятиям правительства, которое «прохлопало» все, что можно, а сейчас делает невинные глаза и спихивает вину на других.
– Вы где работаете? – на всякий случай попыталась уточнить Галина.
Ратов постеснялся сказать, что трудится в Кремле, и наплел что-то про научную работу. Это не произвело впечатления.
Папа Марики как-то резко успокоился и о «поганой политике» больше не вспоминал. Разговор скатился в мирное русло – о том, что в театрах показывают не искусство, а балаган, читать нечего, по телевидению дебильные ток-шоу и тупые сериалы, причем старые.
– Давайте поговорим о природе? – дипломатично предложил Ратов.
– Да, действительно, – спохватился Евгений Николаевич. – Природа не радует. Тарифы на электроэнергию опять повысили и на газ.
Марика играла с пушистым котом по имени Филимон и внимания на дискуссию не обращала. Рядом крутилась Моника, белая собачка размером с две ладони.
Учитывая занятость Филимона, Игорь попытался овладеть вниманием Моники и попытался ее погладить. Однако безобидное на первый взгляд создание неожиданно злобно тявкнуло и даже попыталось его укусить.
– Ревнует, – пояснила Марика.
– К кому?
– Ко всем сразу.
Утром выспавшийся и умиротворенный Ратов вышел на крыльцо. Светило яркое солнце. В воздухе был полный штиль, и дым из печной трубы дома на соседнем участке поднимался вертикально. Прямой, как свеча. В небе преобладала серая бледность. Сначала зыбкая, она становилась белой и блестящей, цвета слоновой кости. Потом небо потемнело, но солнце подсвечивало изнутри, придавая ему пронзительную остроту.
Кот Филимон, забыв о Марике, не говоря уже о хозяевах, не отходил от Ратова. Терся, извиваясь, о ноги, величественно поводил пушистым хвостом, сопел и, забравшись Игорю на колени, смотрел не мигая своими зелеными глазищами. В момент прощания он даже вышел на крыльцо, подозрительно покосился на ярко-белый снег и спрятался за дверную раму, но не уходил, словно связанный с Игорем невидимой нитью.
Повеселевшие Евгений Николаевич и Галина пригласили «молодых» приехать на Рождество, пообещав свежайшее мясо с местного рынка. Когда автомобиль Ратова скрылся за первым поворотом на узкой улице, Евгений Николаевич стер довольную улыбку с лица и задумчиво произнес, непонятно к кому обращаясь:
– М-да, интересный мужчина. Как его? Фенимор Купер.
– Игорь, – поправила Галина.
– Не будем спорить, – заметил Евгений Николаевич, – по пустякам.
Кот Филимон, бросив осуждающий взгляд, тем не менее потерся пушистой спиной о штанину хозяина и призывно мяукнул: мол, пора бы и покушать. Он хорошо знал, что упрямый Евгений Николаевич теперь будет звать Игоря Ратова не иначе, как Фенимор Купер.
И ничего с этим не поделаешь.
Неделя в подмосковном санатории пролетела словно один день. Вернувшись в Москву, напоенный загородным чистым воздухом Ратов с удовольствием набросился на дела, которые странным образом не сокращались, а нарастали, как снежный ком. Правда, эта текучка к реформам отношения не имела, что огорчало, поскольку отнимала время и снижала, по мнению Ратова, ценность нового управления.
Воспользовавшись благоприятным моментом, Игорь попытался поподробнее выяснить у Дюка реакцию премьера на записку о создании Национального инвестиционного совета.
– Реакция благожелательная, – коротко ответил Дюк.
– А что дальше?
– Документ должен дать сок, – сказал Дюк, заметно набравшийся чиновничьей премудрости и проверенных временем поговорок из жизни служивых.
«Как бы самому сок не дать!»
– Хотелось бы ясности. В предложенной концепции создание Национального совета – ключевая идея. Собственно, меня и пригласили для ее реализации, – напряженно сказал Ратов.
– Да не расстраивайтесь, – дружески посоветовал Дюк. – Раз вопрос удалось озвучить, он обязательно всплывет. Но будет обидно, если у вас не хватит терпения и вы уйдете, не завершив начатое. Даже не думайте! Тогда вашу идею подхватит кто-то другой. Как в науке. Терпение часто важнее, чем открытие.
– Положим, открытием мои предложения назвать сложно, – поскромничал Ратов. – Скорее выводы, построенные на основе системного анализа. И продиктованные здравым смыслом. Когда удастся заняться моим предложением?
– А кто сказал, что вы им не занимаетесь? Ситуация очень логично развивается. Выполняете поручения по развитию взаимодействия между Кремлем и правительством. По ходу работы появляются трудности. И вы вполне резонно предлагаете создание нового механизма, то есть Национального совета по инвестициям.
Если верить Дюку, все складывалось как нельзя лучше. Ратов не нашелся что возразить, хотя чувство обманутости и разочарования не исчезало. Только притупилось.
– Нужно поторопиться с предложениями по списку стратегических предприятий. Звонил курирующий вице-премьер. Просил ускорить, – предупредил Дюк.
– Откуда ветер дует? В «Ферросплавах» такие технологические секреты, что, если они достанутся врагу, ему не поздоровится, – попытался отшутиться Ратов.
– Думаю, вице-премьера достает Морев. Он очень настойчивый. Сам прозванивает всю цепочку от руководства до исполнителей. Есть у него такая особенность. Вам не звонил?
– Нет, – мрачно ответил Ратов, вспомнив беседу с генералом Вороновым.
– Конечно, дело не в настойчивости Морева, – размышлял вслух Дюк. – Готовится совещание президента с металлургическими олигархами. Речь пойдет о создании мегакорпорации, объединяющей ключевые компании и предприятия. А перед этим всех соберет вице-премьер. Вот Морев и спешит зачистить свои проблемы.